Страница 17 из 21
Риторика и действия России отражали ее в корне противоречивое отношение к НАТО: с одной стороны, альянс воспринимался как противник, угрожающий безопасности России, с другой – как организация, с которой у России теперь сложились особые отношения. Это двойственное отношение к НАТО служило источником постоянной неопределенности для представителей российского политического истеблишмента и служб безопасности, причем некоторые из них осознавали преимущества сотрудничества с НАТО, но большинство по-прежнему рассматривали НАТО сквозь призму холодной войны.
Балканы
Самый тяжелый кризис в американо-российских отношениях разгорелся в конце президентства Клинтона в результате кровавого распада Югославии. Крах этого социалистического государства открыл некоторые возможности для американо-российского сотрудничества в Боснии, но поставил их по разные стороны баррикад в ситуации вокруг Косова. Когда республики, входившие в состав Югославии, объявили о своей независимости, авторитарный лидер Сербии Слободан Милошевич поддержал боснийских сербов в развернутой ими войне против населявших Боснию мусульман, в том числе и кровавую резню 1995 года в Сребренице, где были убиты восемь тысяч мусульманских мужчин и мальчиков. Силы ООН были неспособны положить конец этническим чисткам, проводившимся сербами против боснийских мусульман. Возглавляемая США интервенция войск НАТО в 1995 году в конечном счете прекратила конфликт, что было закреплено Дейтонскими соглашениями, подписанными в конце того же года. В 1999 году НАТО снова вмешалось в балканскую политику, на сей раз чтобы прекратить кровопролитие в Косове, области Сербии, где большинство населения составляли мусульмане, желавшие получить независимость от Белграда. В период войн в Боснии и Косове ярко проявилась внутренняя противоречивость позиции России, ее неуверенность в вопросе о том, хочет ли она быть партнером Запада или играть особую роль в балканских конфликтах, несомненно, подрывавшую усилия НАТО по установлению мира в регионе.
На всем протяжении 1990-х годов российские политические деятели и военные часто вспоминали ее исторический союз с сербами, основанный на общей православной вере и традиционных культурных связях. Ельцин поддерживал действия ООН и НАТО на Балканах с крайней неохотой и постоянно напоминал Клинтону, что лично ему, Ельцину, и его администрации поддержка направленных против Милошевича действий дорого обойдется внутри страны. И даже более умеренные прозападно настроенные российские политики с крайней осторожностью относились к борьбе с Милошевичем, опасаясь, что это придаст смелости антиельцинским силам.
Клинтона и самого тревожило, что если США будут слишком сильно опираться на Россию в борьбе с сербами, Ельцин потеряет поддержку россиян в деле реформ{106}.
А поскольку военная кампания против боснийских сербов по времени совпала с началом дискуссий на тему расширения НАТО, а затем НАТО начало систематические бомбардировки Сербии, этот вопрос стал особенно болезненным.
Ричард Холбрук, архитектор Дейтонских соглашений, писал, что «больше всего Россия желает вернуть себе ощущение, хотя бы и символическое, что она еще кое-что значит в мире. В основе наших стараний включить Россию в переговорный процесс по Боснии лежало глубокое убеждение, что категорически необходимо отыскать для России надлежащее место в системе европейской безопасности, что-то подобное той роли, какой она не играла со времен 1914 года»{107}.
Контраст между действиями Москвы в период боснийской и косовской войн отражает, насколько серьезно изменилась внутриполитическая ситуация в России к концу президентства Ельцина. В обоих случаях НАТО прикладывало все усилия, чтобы заручиться поддержкой России в ведении войны. В обоих случаях военные действия были обращены против сербов и на поддержку притесняемых мусульман. В обоих случаях повестку определяли члены НАТО, в особенности США, а России оставалось лишь реагировать на нее. Тем не менее во время боснийской войны сотрудничество шло намного лучше, возможно потому, что, хотя здоровье Ельцина ухудшилось, его сторонники – в частности, министр иностранных дел Андрей Козырев, – искренне желали и дальше придерживаться этого пути, высоко оценивая сотрудничество с США. Но даже при этом Козырев, выслушав объяснения, почему Россия должна поддержать боевые действия против Сербии, заявил Тэлботту: «И без того плохо, что ваши люди сообщают нам, что вы все равно сделаете по-своему, нравится нам это или нет. Так хотя бы не бередите наши раны рассказами, что подчиняться вашим порядкам – якобы в наших интересах»{108}. США включили Россию в состав Контактной группы по Югославии, которая была основана в 1994 году и регулярно собиралась для выработки стратегии действий в отношении Милошевича. Как позже вспоминал Холбрук, «мы понимали, что, несмотря на некоторые попытки ставить палки в колеса, с Москвой будет проще иметь дело, если отвести ей такое же место, как ЕС и США»{109}. Еще до начала переговоров в Дейтоне США и их союзники обсуждали с Россией беспрецедентный план – что когда война кончится, российские войска будут служить под командованием США в составе Сил по выполнению соглашения (IFOR) в Боснии, раз уж русские отказываются служить под командованием НАТО. Несмотря на первоначальные возражения со стороны России, IFOR, по отзывам участников, действовали вполне успешно, и российские офицеры с готовностью сотрудничали со своими американскими коллегами. С точки зрения американо-российских отношений Босния стала успехом, который был завоеван тяжелым трудом, и в конечном счете Россия помогла решить проблему, а не усугубляла ее.
Во второй половине 1990-х годов начался процесс расширения НАТО, российскую экономику постиг тяжелый кризис, в кресле министра иностранных дел Козырева сменил более националистически настроенный Евгений Примаков, а положение ельцинского правительства делалось все более шатким, вследствие чего Ельцин через каждые несколько месяцев менял премьер-министра. На и без того нездорового Ельцина все сильнее оказывали давление, требуя противостоять американцам. В своих мемуарах Ельцин высказывает предположение, что Клинтон, чтобы отвлечь внимание от политических баталий внутри страны, в марте 1999 года одобрил бомбардировки Белграда как способ остановить кровопролитие в Косове. «Сегодня – Югославия, завтра – Россия!» – предостерегали оппоненты Ельцина. «Не очевидно ли, – вопрошал Ельцин, – что каждая ракета, выпущенная по Югославии, это косвенный удар по России?»{110}
Игорь Иванов, в 1998 году сменивший Примакова на посту министра иностранных дел, утверждал, что была возможность урегулировать ситуацию в Косове политическим путем. Проблема упиралась в право проживающих в православной Сербии косоваров-мусульман объявить себя независимыми от Сербии и основать собственное государство. «Югославия не представляла угрозы региональной стабильности, – утверждал Иванов, – а истинным мотивом США было утвердить свою волю при помощи НАТО и в обход ООН. Именно тогда Соединенные Штаты заложили основы однополярного мира». Эта «сделка Мадлен», как ее окрестил Иванов в честь госсекретаря США Мадлен Олбрайт, пагубно повлияла на внутреннюю ситуацию в России{111}.
Разногласия по поводу войны в Косове стали низшей точкой в отношениях США и России со времен крушения СССР. В марте 1999 года Примаков направлялся в Вашингтон, но получив сообщение, что НАТО приступило к бомбардировкам Сербии, на полпути приказал развернуть самолет и вернулся в Москву. Пока продолжались бомбардировки, перед посольством США в Москве происходили самые массовые после холодной войны антиамериканские демонстрации. Российские либералы предупреждали, что действия НАТО еще больше сужают перспективы реформ и подливают масла в огонь национализма и реакции. И хотя Виктор Черномырдин вместе с президентом Финляндии Мартти Ахтисаари договаривался о прекращении огня в Косове, было ясно, что российская военная верхушка едва мирится со сдерживающими ее инициативу гражданскими начальниками.