Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 58 из 101

«Вот он говорит «соображай», — внушал себе Семен. — И прав, конечно, он, а не я. И все равно пошлю телеграмму. Пусть едет! Даже если меня переведут с заставы в отряд, даже если завтра — в бой. Тем более! Ни дня, ни часа, ни минуты теперь не смогу без Насти. Безрассудство? Безумство храбрых? Пусть!»

Чтобы попасть на почту, нужно было проехать почти через все село. Был тот предзакатный час, когда стадо еще не вернулось с лугов, но по всему — и по ожившим дворам, по звякнувшему за калиткой ведерку, по пыльному облачку, взметнувшемуся за околицей, — чувствовалось, что оно на подходе. Семен любил эту пору. Еще немного, и один за другим, как и всегда, покинут заставу пограничные наряды, уйдут, чтобы свидеться с ночью. Какой-то она будет, эта ночь?

Семен едва не опоздал. Дивчина в цветастой косынке — красные маки по зеленому полю — уже навешивала на дверь почты увесистый замок.

— Погоди, красавица! — окликнул ее Семен. Эту дивчину на почте он видел впервые, всеми делами здесь правил пожилой почтарь — белорус, прозванный за свой увесистый нос дядькой Бульбой. — Ты никак запираешь?

— А бачите, так чего ж пытаете? — спросила дивчина, не оглядываясь.

— Смотри какая строгая! — решил пошутить Семен, чтобы не сердить дивчину. — А куда спрятала ты дядьку Бульбу?

— А до себе пид спидницу, — огрызнулась дивчина: у нее все еще не ладилось с замком.

Она стремительно обернулась и замерла в изумлении: кто мог подумать, что с ней говорит сам начальник заставы!

— Ох, извиняйте! — Лицо у дивчины цветом слилось с красными маками на платке.

— Извиняю, — миролюбиво сказал Семен, спешиваясь. — Только ты не спеши закрывать. Сперва вот мою телеграмму передай. Срочно. Очень тебя прошу.

Он протянул девушке листок бумаги с текстом телеграммы, помог снять замок и пошел вслед за ней в помещение почты. Здесь стояла духота: за день крыша накалилась от солнца. Резко пахло клейстером, расплавленным сургучом, химическими чернилами.

Дивчина схватила деревянную трубку висевшего па стене у окна телефона, крутанула ручку.

— Але, Груша, будь ласка, прими телеграмму, — затараторила она и тут же стала отчетливо, по слогам передавать текст. — Ой, мамочка, да хиба ж у нашем селе своих дивчат нема?! — вдруг воскликнула она, по-бесовски метнув взгляд на смущенного Семена.

Теперь пришла очередь покраснеть Семену. Он стойко выдержал насмешливые комментарии к своей телеграмме и дождался, пока девушка вслух проверила текст, повторенный по телефону Грушей.

— Вот и полетела, голубонька, теперь не возвернете, — повесив трубку, с неожиданной грустью вздохнула девушка. — И куда кличете свою Настю?

— Знал бы вас раньше, может, и не кликал бы, — весело сказал Семен. — А теперь чего ж не позвать? Вы вот живете здесь, не боитесь?

— Так то я, — неопределенно ответила девушка, так и не решившись пояснить свои слова. — Разрешите зачинять? — уже бойко и, как прежде, насмешливо спросила она.

— Разрешаю! — в тон ей ответил Семен.

Он взял у девушки массивный черный замок и ловко навесил его на дверь.

— Теперь всегда буду вас с заставы гукать, чтоб зачиняли, — лукаво сказала девушка. — Пока Настя не приихала.

— Согласен, — улыбнулся Семен.

— А на свадьбу покличете?

— Это уж точно. Считайте, что я вас уже пригласил. Вот только имени вашего не знаю.

— Ольга.

— Хорошее имя. Была когда-то такая княгиня Ольга. По истории не проходили?

— Проходила. Только для вас наикраще Настя. Аж из Приволжска кличете.

Пора было возвращаться на заставу. Хлебников тревогой изойдет, да и перекусить не мешает перед бессонной ночью на границе. «Куда ни кинь — все клин, — подумал Семен, переводя коня с шага на рысь. — Все против ее приезда — и отец, и Хлебников, да вот и эта туда же. Выходит, все правы, а я не прав? Еще и от Смородинова влетит. Все равно — пусть едет! И поскорее!»

Сейчас, когда телеграмма была послана, Семен понял, что каждый день до тех пор, пока не приедет Настя, будет для него бесконечно длинным и мучительным. Зато какое немыслимое счастье придет к нему, когда он встретит ее на станции и примчит к себе!

Вернувшись на заставу, Семен наскоро пообедал. Домой идти не хотелось, и он прилег на койке в канцелярии, поверх одеяла, туго обтягивавшего плотно набитый ржаной соломой матрас. Сон не шел к нему. Он мысленно представлял, как усталая почтальонша вручает удивленной Насте телеграмму, как та читает ее и вскрикивает от радости и, наскоро собрав чемоданчик, бежит на вокзал, забыв даже попрощаться с подругами. Как едет в поезде, самом медленном поезде, какой только бывает на свете, как клянет каждую остановку и медлительный паровоз. Незаметно для самого себя Семен задремал, и приснился ему стремительный, как росчерк молнии, сон, совсем непохожий на то, как он представлял себе вручение телеграммы. Настя, не читая, с яростью изорвала телеграфный бланк в мелкие клочья, они понеслись над ночным городом, словно хлопья снега в лютую метель… Тут же клочки телеграммы превратились в звезды, ярко вспыхнувшие в небе, Семен пытался схватить рукой хоть одну из них, но не смог дотянуться. От горького сознания своего бессилия он застонал и открыл глаза. В канцелярии стоял полумрак. Старшина заставы Мачнев, заслонив окно грузноватым, раздобревшим телом, тряс его за плечо.

— Товарищ лейтенант, а товарищ лейтенант…



— Чего тебе? — сердито спросил Семен, но тут же, очнувшись от неприятного сна, вскочил на ноги. — Фомичев готов?

— Готов, товарищ лейтенант. Моторы на том берегу считайте уже час, как фырчат. Танки это.

— Пусть пофырчат, — проверяя пистолет, сказал Семен. — Еще что?

— А так все нормально, — ответил Мачнев, неловко переминаясь с ноги на ногу так, что скрипели, прогибаясь, половицы.

— Учти, старшина, ремонт полов за твой счет, — в шутку пригрозил Семен. — Ты своим сорок пятым размером скоро весь этот дворец подведешь под капитальный ремонт.

— Да вот еще, тоже мне помещики. Стены сложили — пушкой не пришибешь, а полы — балеринам по ним порхать.

— Ну, тебя ничем не проймешь, — усмехнулся Семен. — Поехал я. На левый фланг, до трех ноль-ноль. Учти, вся застава на твоих плечах, в случае чего — немедля докладывай Хлебникову и в отряд.

Мачнев не торопился повторять приказание, и это удивило Семена.

— Тебе что, не ясно? — в упор спросил Семен.

— Товарищ лейтенант, — половицы еще сильнее заскрипели под мощными ногами старшины, — разрешите и мне с вами?

— С какой стати?

— Чую, ночь будет — хоть глаз выколи. Тучи полнеба обложили. А тут еще эти стервецы фырчат.

— Так они же на правом фланге фырчат.

— Не к добру все это, товарищ лейтенант.

«Небось Хлебников велел, — с неприятным чувством подумал Семен. — Опасается все-таки».

— А кто на заставе останется? — спросил Семен.

— Так старший лейтенант Хлебников. Полегчало ему.

«Значит, точно, Хлебникова работа», — помрачнел Семен, а вслух сказал коротко, словно выстрелил:

— Седлай.

— Подседлал уже, товарищ лейтенант.

— «Подседлал», — передразнил Семен. — Поперед батьки в пекло лезешь.

Рассердившись на Хлебникова, Семен, не заходя к нему, выехал на границу. Кони сторожко ступали в темноте по знакомой тропке. Вслед за Семеном ехал Мачнев, позади него — Фомичев.

— Ну и где ж твои тучи? — грубовато спросил Мачнева Семен, полуобернувшись в седле. — Голову-то задери, каждую звезду разглядишь.

Мачнев пришпорил коня, тот рванул вперед и, морда к морде, пошел рядом с конем Семена, тут же ускорившим шаг.

— Ей-ей, не брехал, — начал виновато оправдываться Мачнев. — Видать, ветер переменился.

— Ты звезды-то различаешь? — уже мягче, добрее заговорил Семен. — К примеру, вот эта, на горизонте, как называется?

— А бес ее знает, — без смущения ответил Мачнев. — Я на звезды глядеть не приучен. Одну Полярную звезду определю — по топографии изучали.

— Невежеством не хвастают, старшина, — назидательно сказал Семен. — Звезды эти над твоей головой всю жизнь горят, а ты о них и знать ничего не желаешь.