Страница 65 из 190
Эти лишь сравнительно недавно опубликованные показания Ягоды сенсационны уже тем, что позволяют сделать потрясающий вывод. Оказывается, поколения историков, писавшие о событиях в Советском Союзе в тридцатые годы, более полустолетия водили своих читателей за нос!
Описывая и обсасывая малозначительные факты, рассуждая и придумывая гипотезы, они оставляли в тени показания одного из важнейших свидетелей, оставивших компетентный рассказ о действительных фактах. Оказывается, не было необходимости искать черную кошку в темной комнате. Достаточно было включить свет.
И словно адресуя свои слова дилетантам от истории, Ягода пояснял в 1937 году: «Существующее представление о том, что разгромленные центры троцкистско-зиновьевского блока, первый и второй, разгромленные нами центры правых, заговоры в НКВД и группа военных, о которой я здесь говорил, все это разрозненные, не связанные между собой самостоятельные организации, ведшие борьбу против Советской власти, - такое представление неверное и не соответствует действительному положению вещей.
На самом деле было не так. На протяжении 1931- 1933 годов внутри Советского Союза был организован единый контрреволюционный заговор против коммунистической партии и против Советской власти по общей программе борьбы за свержение Советской власти и реставрации капитализма на территории СССР.
Заговор этот объединил все антисоветские партии и группы как внутри Союза, так и вне его».
Вопрос : Какие антисоветские партии и группы вошли в этот заговор?
Ягода : В заговоре принимали участие следующие партии и группы, которые имели свои собственные организации: 1) троцкисты; 2) зиновьевцы; 3) правые; 4)группа военных; 5) организация НКВД; 6) меньшевики; 7) эсеры.
Вопрос : Откуда это вам известно?…
Ягода : Я понимаю всю ответственность моего заявления… Я уже говорил, что зимой 1932 года Енукидзе сообщил мне об оформлении блока между троцкистами и зиновьевцами и о том, что в блок этот вошли также правые. Мы беседовали тогда с Енукидзе о реальных наших силах и о перспективах захвата власти. Коснулись также программных документов и организационных вопросов будущего правительства.
Тогда- то Енукидзе и информировал меня о том, что блок троцкистов и правых по существу охватывает все антисоветские силы в стране. Я помню, что Енукидзе, взяв карандаш, на листе бумаги составил перечень этих сил и разъяснил мне роль каждой из них в заговоре.
О троцкистах и зиновьевцах он говорил, что их организации почти целиком слились, что внутренние трения существуют, но в общем заговоре они выступают как единая организация, которая руководствуется указаниями Троцкого из эмиграции.
Он говорил мне, что центр их блока в общем блоке заговора представлен Пятаковым и Каменевым. «Правые в данное время, - говорил Енукидзе, - наиболее сильны. У центра правых, помимо соглашения с троцкистско-зиновьевским центром, существует контакт с меньшевиками и эсерами».
С меньшевиками контакт устанавливал Рыков (о связи Рыкова с закордонным блоком меньшевиков через Николаевского я знал до разговора с Енукидзе, и об этом уЖе говорил). С эсерами контакт установил Бухарин. В центре заговора правые представлены Томским, Рыковым и самим Енукидзе. Наконец группу военных, очень сильную группу, имеющую свой центр, представляет в центре заговорщик Корк.
Вопрос : А от заговора в НКВД, кто входил в этот центр?
Ягода: Енукидзе предлагал мне войти в состав центра заговора, но я от этого категорически отказался. Я заявил ему, что не могу принимать участие ни в каких совещаниях, не могу встречаться ни с кем из участников центра. Я согласен включить свою организацию в этот общий заговор, но так, чтобы об этом никто не знал, кроме него, а связь с центром буду осуществлять только через Енукидзе».
Можно ли усомниться в этих признаниях? Это трезвые суждения в общем-то неглупого человека, имевшего реальную информацию и личные интересы. Однако, проявляя расчетливость и осторожность, стремясь не «засветиться», Ягода боялся оказаться вне игры в случае удачного осуществления переворота.
Поэтому он предпринял действия по организации собственной группы заговорщиков. Ягода признавался 19 мая 1937 года: «…Разговор этот [с Енукидзе] произвел на меня большое впечатление. К этому времени в самом аппарате б.[ывшего] ОГПУ сколько-нибудь сильной организации не было. Я только приступил к ее созданию. Если бы план был принят и потребовалось участие в осуществлении его, то я оказался бы в дураках и реальной силы выставить не сумел бы.
…Наряду с этим меня напугало, что центр заговора ставит реально вопрос о государственном перевороте, и он может быть осуществлен без меня и так, что я останусь на задних ролях. Это обстоятельство и решило вопрос о необходимости форсирования организации собственной силы в ОГПУ-НКВД, и с этого момента начинается создание самостоятельной заговорщицкой организации внутри НКВД . В разговоре с Енукидзе я ему об этом, конечно, не говорил. Я заявил только, что о таких делах прошу договариваться со мной предварительно, а не ставить меня в известность постфактум».
Бывшему руководителю чекистов нельзя отказать в осторожности и предусмотрительности. Он не спешил совать голову в огонь. Но и теперь, рассказывая о тайных кознях, о намерениях людей, с которыми он вошел в соглашение, он не пытался перевалить вину за свое падение на других. Он почти скрупулезно пересказывает ходы в этой затянувшейся партии, которую разыгрывала оппозиция. Может быть, он выгораживал себя? Да, но он не прикидывался безобидной овцой, хотя и не сразу раскрывался перед следователем. В продолжение допроса он показал:
«…Второе совещание центра заговора состоялось летом 1934 года. Незадолго до этого совещания я был у Енукидзе. Он говорил, что в ближайшие дни предстоит совещание центра заговора, на котором троцкисты и зиновьевцы потребуют утвердить их план террористических актов против членов Политбюро ЦК ВКП(б).
Я решительным образом заявил Енукидзе, что не допущу совершения разрозненных террористических актов против членов ЦК, что не позволю играть моей головой для удовлетворения аппетита Троцкого. Я потребовал от Енукидзе, чтобы об этом моем заявлении он довел до сведения Рыкова, Бухарина и Томского. Мой категорический тон, должно быть, подействовал на Енукидзе, и он обещал мне, что правые на совещании выступят против разрозненных террористических актов.
Мы условились с Енукидзе, что немедленно после совещания он поставит меня в известность о решении центра.
Через несколько дней я по звонку Енукидзе опять заехал к нему, и он сообщил мне, что совещание уже состоялось, что Каменев и Пятаков внесли большой план совершения террористических актов, в первую очередь, над Сталиным и Ворошиловым, а затем над Кировым в Ленинграде.
«С большими трудностями, - говорил Енукидзе, - правым удалось отсрочить террористические акты над Сталиным и Ворошиловым и, уступая троцкистско-зиновьевской части центра, санкционировать теракт над Кировым в Ленинграде».
Енукидзе рассказал мне, что Каменев и Пятаков предъявили совещанию требования совершения терактов над Сталиным и Ворошиловым, которые получены от Троцкого. Они заявили, что их террористические организации ведут энергичную подготовку этих актов и что они вряд ли в силах приостановить их совершение.
Но, памятуя договоренность со мной, Рыков, Томский и Енукидзе активно возражали, и тогда в виде компромисса Каменев внес предложение немедленно санкционировать террористический акт над Кировым в Ленинграде. Он заявил, что необходимо дать выход накопившейся энергии террористических групп, которые могут загнить на корню без дела.
Каменев аргументировал также тем, что если центр не утвердит ни одного теракта, то неизбежны партизанские действия отдельных террористических групп организации. И это было санкционировано. Енукидзе от имени центра заговора предложил мне не чинить препятствий этому теракту. И я обещал это сделать».