Страница 112 из 190
На этой встрече Лейба Бронштейн подтвердил свое согласие на образование
параллельного центра при условии, что этот центр «не будет бездействующим». На процессе 1937 года Ромм свидетельствовал: в разговоре Троцкий подчеркивал, «что в данный момент особое значение приобретает не только террор, но и вредительская деятельность в народном хозяйстве вообще».
Указав собеседнику на то, что в этом вопросе есть колебания в связи с возможными жертвами, Троцкий сказал: «Надо понять, что человеческие жертвы при вредительских актах неизбежны и что основная цель - это через ряд вредительских актов подорвать доверие к сталинской пятилетке». Свои поучения Троцкий подкрепил удачной латинской цитатой: «Чего не излечивают лекарства, то излечивает железо, чего не излечивает железо, то излечивает огонь».
Напутствуемый этой многозначительной фразой, троцкистский курьер увез для передачи Радеку роман Новикова-Прибоя «Цусима» с вделанным в переплет письмом. Конечно, выбор книги тоже не был случайным. Поражение русского флота в войне с Японией являлось намеком на будущее, ожидавшее Сталина и его окружение.
Радек получил директиву «из Парижа» в августе. На процессе 1937 года Пятаков говорил: «Радек сообщил мне… что Троцкий ультимативно ставит вопрос о сохранении полного единства блока с зиновьевцами, так как никаких расхождений у нас с ними нет, поскольку террористическо-вредительская платформа принята».
Напутствуя спецкора ТАСС, Троцкий не забыл послать с ним «привет» и главе военного заговора. Тухачевский писал в камере: «Примерно в этот же период, т. е. в 1933-1934 годы, ко мне в Москве зашел Ромм и передал, что должен сообщить мне новое задание Троцкого.
Троцкий указывал, что нельзя ограничиваться только вербовкой и организацией кадров, что нужна более действенная программа, что германский фашизм окажет троцкистам помощь в борьбе с руководством Сталина и что поэтому военный заговор должен снабжать данными германский генеральный штаб, а также работавший с ним рука об руку японский генеральный штаб, проводить вредительство в армии, готовить диверсии и террористические акты против членов правительства. Эти установки Троцкого я сообщил нашему центру заговора».
По признанию Тухачевского, в 1933 году у него состоялся и первый разговор с Бухариным, когда он с Поповым посетил его на квартире во время болезни. Бухарин сказал, что ему известно о работе Тухачевского по организации военного заговора, и заявил, «что политика партии губительна, что надо обязательно убрать Сталина и что поэтому надо всячески форсировать организацию и сколачивание заговора».
В это же время он завербовал Рохинсона, «связанного с военными разработками». На него главе заговорщиков указал Фельдман, который знал Рохинсона «по его учебе в академии». Доверительные разговоры начались во время «опытов на полигоне» и продолжились в кабинете заместителя наркома. Тухачевский показал, что по его поручению «Рохинсон вовлек в заговор и привлек к вредительской работе Гендлера и Либермана».
Складывается впечатление, что не умевший «делать расчеты» бывший подпоручик вообще не любил цифры. Не утруждая себя воспоминаниями, в своих письменных показаниях он отнес вербовку большинства участников своей группы к промежутку 1933-1934 годов. Конечно, он не горел желанием облегчать работу следователей, но похоже, что «лубянский мемуарист» почти инстинктивно выделял временной отрезок, наступивший с приходом к власти Гитлера.
Правда, он указал более определенно дату вовлечения в состав заговорщиков заместителя наркома С.С. Каменева. Тухачевский писал: «После опытных учений 1933 года, в начале зимы, ко мне в кабинет зашел однажды Каменев С.С. и стал говорить о своих выводах по опытным учениям. После длительного разговора Каменев долго не уходил, и я понял, что он хочет поговорить о чем-то другом.
Я ему сказал: «Очень советую вам, Сергей Сергеевич, держите поближе связь с Аппогой», на что Каменев ответил, что с Аппогой он связан очень тесно, но что хочет связаться и со мной. Я начал говорить об ошибках армейского и партийного руководства, Каменев стал вторить моим словам, и я предложил ему стать участником заговора. Каменев сразу же согласился. Я сказал ему, что мы будем считать его членом центра заговора, сообщил ему мои разговоры с Енукидзе и Бухариным, а также с Роммом.
Первоначально Каменеву была поставлена задача вредить в области военного хозяйства, которым он руководил как третий заместитель наркома. Затем большую вредительскую работу Каменев развернул как начальник ПВО.
Противовоздушная оборона таких важных объектов, как Москва, Ленинград, Киев, Баку, проводилась им таким образом, чтобы площадь, прикрываемая зенитным многослойным огнем, не соответствовала наличным артиллерийским средствам, чтобы аэростаты заграждения имелись в недостаточном числе, чтобы сеть ВНОС имела не собственную подводку, а базировалась на сети Наркома связи, и т. п.».
Бывший полковник царской армии, занимавший во время Гражданской войны высшие посты в РККА, С.С. Каменев в июле 1934 года был понижен с должности заместителя наркома до начальника управления ПВО. Это задело его самолюбие, но связь с делами Тухачевского обойдется ему дороже. После начавшихся в 1936 году арестов военных Каменев застрелился. Его прах с почестями захоронили в Кремлевской стене. И только после показаний Тухачевского будет установлена его причастность к заговору военных.
Время вовлечения в заговор бывшего поручика царской армии Ефимова Тухачевский тоже привязал к собственной хронологии. К моменту выдвижения своего подчиненного на должность начальника Главного артиллерийского управления (ГАУ), после чего их отношения нормализовались. Дело в том, что «гениальный полководец» фактически не выполнял свои служебные обязанности еще и до начала активной вредительской деятельности. Фактически он уже тогда не занимался работой. Причем именно 1-й заместитель начальника вооружений РККА Н. Ефимов пожаловался тогда на своего шефа Ворошилову.
В связи с этим нарком обороны писал 6 декабря 1931 года Гамарнику из Сочи: «У меня здесь пару дней сидит Ефимов, приехавший из Кисловодска. Он горько жалуется на положение с Управлением вооружений и говорит, что М.Н. [Тухачевский] всем занимается, кроме своего управления. Он очень встревожен и просит принимать какие-либо радикальные меры, или, как он говорит, будет поздно.
Что тут поделаешь? Пока что нажмите на него, указав, что Сталин может в любой момент заинтересоваться всяким вопросом из круга его деятельности, поэтому он обязан вплотную заниматься делом и все знать, а главное - обязан почаще и регулярно принимать подчиненных ему начальников управлений.
Было бы не худо, если бы на РВС или просто один раз заслушали краткие доклады о положении дел в управлениях - связи, химии, инженерном и, если будет время, то и артиллерийском. Можно это сделать в присутствии М.Н. [Тухачевского], можно и без него. М.Н. [Тухачевскому] пока, до моего приезда, ничего не говорите».
Это может восприниматься как некий анекдот. Начальник вооружения РККА не занимается своими прямыми должностными обязанностями! И ему, как бездельнику школьнику, нужно напоминать о необходимости «заниматься делом и все знать». Более того, Ворошилов продолжал:
«Наш Георгиев, много лет работающий над механической трубкой, как будто бы добился каких-то результатов, Тухачевский утверждает, что вполне удовлетворительных. Ефимов категорически заявляет, что георгиевская трубка не доработана, а на валовое производство может быть поставлена не ранее 3-4 лет. Ефимов настаивает на немедленной закупке техпомощи у немцев, давно нам ее предлагающих».
Приведя этот фрагмент в своей книге «Сталин и заговор генералов», С. Минаков пишет: «Если даже учесть в жалобах Н. Ефимова преувеличения обиженного человека, вряд ли эти жалобы были лишены основания. В чем же дело?»
Дело заключалось в том, что уже в это время Тухачевский начал вредительскую деятельность. Позже он нашел способ наладить отношения со своим подчиненным и вообще перетянул его на свою сторону. Тухачевский писал в показаниях: «Фельдман неоднократно говорил мне о том, что Ефимов настроен враждебно к политике партии. Я использовал улучшение наших отношений и однажды заговорил с ним у себя в кабинете о плохой организации промышленности, о плохих настроениях в армии и т.п.