Страница 111 из 190
И все- таки, объединившись в борьбе со Сталиным и его сторонниками, троцкисты, зиновьевцы и «правые» имели разные взгляды на тактику действий. На допросе 19 мая 1937 года Ягода показал, что, приняв его зимой 1933 года в своем кабинете секретаря ЦИК, Енукидзе откровенно говорил: «Троцкому за границей, наверное, не сладко приходится, и он исходит злобой, брызжет слюной и жаждет крови. Он не дает опомниться своему центру в Союзе, он требует террористических актов против членов ЦК, не считаясь с общей ситуацией в стране и вне ее…»
Енукидзе рассуждал так: «Мы не можем и не хотим пускаться на авантюрные акты, продиктованные больше жаждой мести и злобой, а не рассудком и расчетом… Мы можем хладнокровнее готовиться, готовиться всерьез к захвату власти и имеем свои планы».
Ягода пояснял следователям: «Планы правых в то время сводились к захвату власти путем так называемого дворцового переворота. Енукидзе говорил мне, что он лично по постановлению центра правых готовит этот переворот.
По словам Енукидзе, он активно готовит людей в Кремле и в его гарнизоне… Енукидзе заявил мне, что комендант Кремля Петерсон целиком им завербован, что он посвящен в дела заговора. Петерсон занят подбором кадров заговорщиков-исполнителей в Школе [им.] ВЦИК, расположенной в Кремле, и в командном составе кремлевского гарнизона… В наших же рядах и московский гарнизон…
Корк, командующий в то время Московским военным округом, целиком с нами». Я хочу здесь заявить, что в конце 1933 г. Енукидзе в одной из бесед говорил мне о Тухачевском как о человеке, на которого они ориентируются и который будет с нами».
Из сказанного, говорил Ягода комиссару государственной безопасности третьего ранга Курскому и капитану госбезопасности Когану, Енукидзе сделал вывод: «При удачной ситуации внутри страны, как и в международном положении, мы сможем в один день без всякого труда поставить страну перед свершившимся фактом государственного переворота».
Шанс, безусловно, был. Еще какой шанс! И словно предвещая полную удачу расчетам заговорщиков, именно в 1933 году произошло событие, способное стать решающим фактором для успешного осуществления их планов. Но случилось это не в СССР, а за его границами, когда 30 января рейхсканцлером Германии был назначен Адольф Гитлер.
Вполне демократический приход к власти в Германии лидера национал-социалистов для сторонников Троцкого мог сулить блестящие перспективы. То был почти перст судьбы. Это значительно позже Гитлер стал восприниматься выходцем из преисподней, а в 1933 году врагом человечества не считал Гитлера не только Троцкий. Так не думал почти весь «цивилизованный» мир. Исключение составлял Сталин, а демократы Запада сделали переоценку своих взглядов лишь после оккупации Польши. Да, Гитлер быстро расправился в своей стране с коммунистической партией, но западной демократии это даже импонировало.
О том, какие взгляды были на этот счет у Тухачевского, свидетельствует заявление, сделанное им 13 мая 1933 года на прощальном приеме германской военной делегации. В этот вечер в порыве откровенности Тухачевский заявил: «Всегда думайте вот о чем: вы и мы, Германия и СССР, можем диктовать свои условия всему миру , если будем вместе».
Подчеркнем, что это заявление было сделано уже после официального прекращения советско-германского сотрудничества; после поджога рейхстага и обвинения гитлеровской пропагандой в этом коммунистов. И никто не мог официально уполномочить заместителя наркома произнести такие многозначительные слова. Он сказал лишь то, о чем думал сам.
Но не слишком ли много позволял себе бывший подпоручик? Чем руководствовался он, позволив себе не только думать, но и произнести такое вслух? Или это была отрыжка от брызг выпитого на приеме шампанского?
Нет, Тухачевский вполне осознанно выражал свою мысль. Он говорил: «Не забывайте, что нас разделяет наша политика , а не наши чувства , чувства дружбы Красной Армии к рейхсверу». То было сказано внятно и недвусмысленно. Из изложенного выше очевидно, что в это время «кандидата в наполеончики» не устраивала не политика Гитлера, а политика Сталина. Как раз против него и сталинской политики «полководец» и готовил заговор.
Кстати, в это же время политика разделяла также СССР и Францию. Однако у Тухачевского было совсем иное отношение к французским военным коллегам. Принятый им накануне французский военный атташе сообщал в рапорте от 20 апреля 1933 года: «13 апреля - представление вице-комиссару обороны Тухачевскому. Прием корректный, но холодный. По истечении нескольких минут Тухачевский перестал поддерживать беседу…»
Франция Тухачевского не интересовала. Его симпатии целиком были отданы Германии. Установив контакты с представителями немецкого рейхсвера еще в середине двадцатых годов, в начале 30-х он неоднократно посещал маневры рейхсвера и германские заводы и даже давал коллегам советы.
В отчете начальника вооружений германской армии генерала В. фон Боккельберга отмечается, что в мае 1933 года Тухачевский «на завтраке в узком кругу неоднократно подчеркивал, что для того, чтобы Германии выйти из затруднительной политической ситуации, он желает ей как можно скорее иметь воздушный флот в составе 2000 бомбовозов».
Конечно, призыв, высказанный на официальном приеме германской военной делегации: думать о возможности «диктовать свои условия всему миру», не был лишь неосторожно вырвавшимся словом. Чтобы озвучить такую мысль, нужна была собственная концепция. Она у кандидата в диктаторы была, но на пути ее осуществления стояла политика Сталина. Пока СССР руководил Сталин, «полководец-подпоручик» не мог мечтать о своем самом заветном. О мировой славе! Он не мог строить грандиозных планов о том, чтобы въехать в историю на белом коне покорителя мира.
Приход к власти Гитлера обнадеживал; больше того, он служил примером. Однако бывший подпоручик был плохой оратор и не мог рассчитывать на то, что сумеет повторить успех удачливого ефрейтора. Необходим был иной путь. Нащупывая его, именно в год прихода Гитлера к власти Тухачевский вовлек в заговор наиболее значимые фигуры.
Это осело в его памяти, и симптоматично, что к лету 1933 года он относит вербовку Корка. Он писал в показаниях: «Я сообщил Корку, что имею связь с Троцким и правыми, и поставил ему задачу вербовать новых членов в МВО… Примерно к этому же времени относится и завербование мною в состав заговора Вакулича… Я указал Вакуличу на мою связь с правыми и троцкистами и поручил ему дальнейшую вербовку участников заговора.
По возвращении с Дальнего Востока Путны и Горбачева (заместителя командующего Московским округом B.C. Горбачева. - К. Р.), кажется, это было в 1933 году, я разговаривал с каждым из них в отдельности. Путна быстро признал, что он связан с Троцким и со Смирновым. Я предложил ему вступить в заговор, сказав, что по этому вопросу имеются прямые указания Троцкого. Путна сразу же согласился».
Вступление в группу Тухачевского бывшего прапорщика царской армии литовца Витовта Путны имело практическую значимость. «В дальнейшем, - писал Тухачевский в конце мая 1937 года, - при его назначении военным атташе, перед ним была поставлена задача держать связь между Троцким и центром военно-троцкистского заговора . Если не ошибаюсь, около этого же времени я имел разговор со Смирновым И.Н., который сказал мне, что он по директивам Троцкого стремится дезорганизовать подготовку мобилизации промышленности в области производства снарядов».
К этому времени он относит и вовлечение в состав своей группы заместителя командующего МВО Бориса Горбачева. Тухачевский пишет: «На мое приглашение вступить в ряды заговора он ответил согласием, сообщил, что им организуется так называемый дворцовый переворот и что у него есть связь с Петерсоном, комендантом Кремля, Егоровым, начальником школы ВЦИК, а также с Енукидзе».
Впрочем, в курьерах у заговорщиков недостатка не было. Еще осенью 1932 года корреспондент ТАСС Ромм вывез за границу письмо Радека, запросившего директиву Троцкого об идее создания «параллельного центра». Проездом, с Берлинского вокзала, Ромм переслал книгу с вмонтированным в нее письмом, бандеролью до востребования, «в один из берлинских почтамтов». В конце июля следующего года спецкор ТАСС Ромм в очередной раз встретился с Львом Седовым. Встреча произошла в Париже, в кафе на бульваре Монпарнас. Оттуда они отправились в Булонский лес, где курьера ждал сам Троцкий.