Страница 97 из 176
Одновременно это была система защиты от «дураков» – контроль Верховного, осуществляемый через своих представителей, не позволял командующим совершать опрометчивые ошибки.
Однако это не являлось диктаторством. Сталин внес корректив и в само традиционное понятие «Ставка», придав ей форму динамичного инструмента коллективного рассмотрения задач. В практике деятельности Сталина «Ставкой» стал считаться тот условный круг лиц, которых он привлекал для решения оперативных и стратегических вопросов, связанных с ведением войны.
Василевский в беседе с корреспондентом газеты «Комсомольская правда» поясняет: «Ставка не была неким собирающимся на регулярные заседания органом… За всю войну, если не ошибаюсь, в утвержденном составе Ставка не собралась ни разу… Верховный главнокомандующий для выработки того или другого оперативно-стратегического решения или для рассмотрения других важных проблем вооруженной борьбы вызывал к себе ответственных лиц, имевших отношение к рассматриваемому вопросу.
Тут могли быть и не члены Ставки, но обязательно члены Политбюро, руководители промышленности, вызванные с фронта командующие. Все, что вырабатывалось тут при взаимных консультациях и обсуждениях, немедленно оформлялось в директивы Ставки фронтам. Такая форма работы была эффективной… При чрезвычайных обстоятельствах на том или ином фронте, при подготовке ответственных операций, – пишет Василевский, – Сталин посылал на фронт своих представителей».
«Сам я, – отмечал маршал, – в этой роли выезжал на фронт много раз. Это была ответственная работа. Оценить на месте возможности войск, поработать совместно с военными советами фронтов, помочь им лучше подготовить войска к проведению операций, оказать помощь в обеспечении войск поставками всего необходимого, быть действующим, связующим звеном с Верховным главнокомандующим – таков лишь короткий перечень всяких забот, лежащих на представителе…»
Сталин в совершенстве овладел наукой управления. Поразительно, но многие приемы, используемые им, ученые и исследователи открыли для себя только в конце второй половины XX века. Жуков свидетельствует, что «свои суждения по важным вопросам И.В. Сталин во многом строил на основе докладов представителей Ставки, посылавшихся им в войска, чтобы на месте разобраться с обстановкой, посоветоваться с командованием соединений на основе выводов Генерального штаба, мнений и предложений командований фронтов и спецсообщений».
Верховный главнокомандующий требовал от своих представителей четких и незамедлительных сообщений о реальном положении дел на фронтах и строго спрашивал за малейшую задержку докладов с мест. Василевский, замешкавшийся однажды с представлением донесения об итогах операции, получил резкий выговор в письменной форме.
«Последний раз, – пишет Сталин, – предупреждаю Вас, что, в случае если Вы хоть раз еще позволите забыть о своем долге перед Ставкой, Вы будете отстранены от должности начальника Генерального штаба и отозваны с фронта».
Василевский с пониманием отнесся к «выговору» Верховного: «Сталин был так категоричен не только в отношении меня. Подобную дисциплину он требовал от каждого представителя Ставки… Считаю, что отсутствие какой-либо снисходительности к представителю Ставки было оправдано интересами оперативного руководства вооруженной борьбой. Верховный главнокомандующий очень внимательно следил за ходом фронтовых событий, быстро реагировал на все изменения в них и твердо держал управление в своих руках».
При проведении Корсунь-Шевченковской операции в 1944 году Сталин телеграфирует Жукову: «Должен указать Вам, что я возложил на Вас задачи координирования действий 1-го и 2-го Украинских фронтов, а между тем из сегодняшнего Вашего доклада видно, что, несмотря на всю остроту положения, Вы недостаточно осведомлены об обстановке: Вам не известно о занятии противником Хильки и Нова Буда; Вы не знаете решения Конева об использовании 5-го гв. кк. (гвардейского кавалерийского корпуса) и танкового корпуса Ротмистрова с целью уничтожения противника, прорвавшегося на Шендеровку.
Сил и средств на левом крыле 1-го УФ и на правом крыле 2-го Украинского фронта достаточно для того, чтобы ликвидировать прорыв противника и уничтожить Корсунскую группировку. Требую от Вас, чтобы Вы уделили исполнению этой задачи главное внимание».
Писателю Константину Симонову маршал Жуков рассказывал, что у Сталина «был свой метод овладения конкретным материалом предстоящей операции… Перед началом подготовки той или иной операции, перед вызовом командующих фронтами он заранее встречался с офицерами Генерального штаба – майорами, подполковниками, наблюдавшими за соответствующими оперативными направлениями.
Он вызывал их одного за другим на доклад, работал с ними по полтора, по два часа, уточняя с каждым обстановку, разбирался в ней и ко времени встречи с командующими фронтами, ко времени постановки им новых задач оказывался настолько подготовленным, что порой удивлял их своей осведомленностью…
Его осведомленность была не показной, а действительной, и его предварительная работа с офицерами Генерального штаба для уточнения обстановки перед принятием будущих решений была работой в высшей степени разумной».
Сталинский стиль управления требовал постоянного знания быстро меняющейся обстановки, и в качестве рабочего инструмента он использовал доклады ответственных работников Генштаба. «Доклады Верховному главнокомандующему, – пишет С.М. Штеменко, – делались, как правило, три раза в сутки. Первый из них имел место в 10—11 часов дня, обычно по телефону. Это выпадало на мою долю…
Между 10 и 11 часами, редко чуть позже, Верховный сам звонил к нам. Иногда здоровался, а чаще прямо спрашивал: «Что нового?» Начальник Оперативного управления докладывал обстановку, переходя от стола к столу с телефонной трубкой у уха. Во всех случаях доклад начинался с фронта, где боевые действия носили наиболее напряженный характер, и, как правило, с самого острого участка. Обстановка излагалась последовательно, за каждый фронт в отдельности, в произвольной форме.
Если нашим войскам сопутствовал успех, доклад обычно не прерывался. По телефону были слышны лишь редкое покашливание да чмоканье губами, характерное для курильщика, сосущего трубку. Пропускать в докладе какую-либо армию, если даже в ее полосе за ночь не произошло ничего важного, Сталин не позволял. Он тотчас перебивал докладчика вопросом: «А у Казакова что?» Иногда в ходе доклада Верховный главнокомандующий давал какое-то указание для передачи на фронт. Оно повторялось вслух, и один из заместителей начальника управления тут же записывал все дословно, а затем оформлял в виде распоряжения или директивы».
Вечером, продолжает Штеменко, в 16—17 часов, Сталину «докладывал заместитель начальника Генштаба. А ночью мы ехали к нему в Ставку с итоговым докладом за сутки. Перед тем подготавливалась обстановка на картах масштаба 1:200 000 отдельно по каждому фронту с показом положения войск до дивизии, а в иных случаях до полка .
Даже досконально зная, где что произошло в течение суток, мы все равно перед каждой поездкой 2—3 часа тщательно разбирались в обстановке, связывались с командующими фронтами и начальниками их штабов, уточняли с ними отдельные детали проходивших или только еще планировавшихся операций, советовались и проверяли через них правильность своих предположений, рассматривали просьбы и заявки фронтов, а в последний час редактировали подготовленные на подпись проекты директив и распоряжений…».
Доклады Генерального штаба Сталину носили установившуюся форму. «Доклад наш, – пишет Штеменко, – начинался с характеристики действий своих войск за истекшие сутки. Никакими предварительными записями не пользовались. Обстановку знали на память, и она была отражена на карте. За торцом стола, в углу, стоял большой глобус…»
Штеменко не случайно упоминает этот атрибут сталинского кабинета. Для простаков, поверивших, что Сталин выиграл большую войну, руководя ею «по глобусу», он напоминает, что, хотя Земля действительно круглая, нельзя быть «круглой» наивностью, доверяя откровенному бреду запустившего эту глупость в употребление Хрущева.