Страница 76 из 176
Что означало решение сдать врагу Киев? Оно неминуемо оборачивалось тем, что у Гитлера были бы развязаны руки. Он мог начать наступление на Москву уже в августе. Состояние немецкой армии было прочным, и у Гудериана хватило бы тех танков, с которыми он рвался взять советскую столицу. Сталин не пошел на поводу у своих генералов, и это было единственно правильным решением.
В этой войне нельзя было победить выигрышем отдельных, даже самых ярких сражений. Сталин, как никто другой, понимал, что победит тот, кто измотает противника. Но, обессиливая его, при этом сумеет подготовить и сохранить резервы до того момента, когда превосходство станет подавляющим. Как показал дальнейший ход войны, только с середины 1943 года Красная Армия наконец обрела способность перейти от стратегии упорной активной контробороны к искусству громящего врага наступления.
А в рассматриваемое время в плане полководческого замысла Сталина Юго-Западный фронт спасал Москву от прямого удара группы армий «Центр», оборона Киева ломала график «Барбароссы» – всю стратегию «молниеносной войны». Поэтому признание Василевского, что «Сталин упрекал нас в том, что мы, как и Буденный, пошли по линии наименьшего сопротивления: вместо того чтобы бить врага, стремимся уйти от него», свидетельствует лишь о снисходительности Вождя к недальновидным военным. Впрочем, все они были моложе его и не имели ни опыта, ни того уровня мышления, которым обладал Сталин.
Конечно, лето сорок первого года принесло ему много разочарований. Вступив сразу после немецкого вторжения на путь отступления, армия долго не могла перестроиться психологически. Концепция отступления стала для военных в этот период приоритетной формой тактики, но отступлениями войны не выигрываются.
Впрочем, даже отступать без потерь армия не умела. Она явно не справлялась с той ролью, для которой была предназначена. Ее командиры еще не умели побеждать, а в этот период Сталину была нужна победа. Убедительная и емкая победа необходима была и армии, и нетерпеливо ожидавшему ее народу. Страна ждала чуда, и Сталин ясно понимал, что необходимо переломить ситуацию. Народный дух нуждался в подпитке оптимизмом; стране и армии был необходим пример, возвращавший уверенность в своих силах. Иначе мучительно затянувшееся отступление могло превратиться в бегство.
Напомним, что после отвода 22 августа командующим Юго-Западным фронтом Кирпоносом 38-й армии с Черкасского плацдарма за Днепр на следующий день немцы захватили автодорожный мост севернее Киева, и, форсировав Днепр, 11-я танковая дивизия продвинулась к Десне. Мосты через Десну 2-я танковая группа захватила 26 августа.
К этому времени состояние германских войск было далеко не блестящим. По данным Ф. Гальдера, 1-я немецкая танковая армия группы «Юг» к 28 августа потеряла 50% своих танков; наибольшие потери были в 16-й танковой дивизии. Однако 1-я танковая группа продолжила бои за Днепропетровский плацдарм.
30 августа, когда советские армии начали наступление на центральном участке фронта, 11-я армия немцев перешла Днепр, а на следующий день немецкие войска форсировали Днепр в районе Кременчуга. Это была крупная удача германского командования. Плацдарм у Кременчуга сразу приобрел стратегическое значение.
О прорыве немцев на Конотопском, Черниговском, Остерском и Кременчугском направлениях Военный совет Юго-Западного фронта сообщил 7 сентября. Под угрозу окружения попадал весь фронт. Допустив множество промахов, несогласованных действий и откровенных просчетов, командующие ЮЗФ М. Кирпонос и Юго-Западным направлением С. Буденный попросили у Сталина разрешения отвести части 5-й армии ЮЗФ за Десну.
Накануне, 6 сентября, ОКВ издало Директиву № 35 о дальнейшем развертывании операций на Восточном фронте. Конечно, советское командование не могло знать, что, подписав эту директиву, Гитлер объявил Ленинград «второстепенным театром военных действий». Теперь командующий группой «Север» фельдмаршал Лееб должен был ограничиться лишь блокадой города, а обе танковые армии и часть авиации передать группе «Центр» для генерального наступления на Москву.
Но даже при отсутствии информации о планах Гитлера Сталин был вправе рассчитывать на активные действия войск, оборонявших Ленинград. 9 сентября он послал телеграмму К. Е. Ворошилову и А. А. Жданову, которую также подписали Молотов, Маленков и Берия. Она состояла почти из одних недоумевающих вопросов:
«Нас возмущает ваше поведение, выражающееся в том, что вы сообщаете нам только лишь о потере нами той или иной местности, но обычно ни слова не сообщаете о том, какие вами приняты были меры для того, чтобы перестать наконец терять города и станции. Так же безобразно вы сообщили о потере Шлиссельбурга. Будет ли конец потерям? Может быть, вы уже предрешили сдать Ленинград?
Куда девались танки КВ, где вы их расставили и почему нет никакого улучшения на фронте, несмотря на такое обилие КВ у вас? Ведь ни один фронт не имеет и половины доли того количества КВ, какое имеется у вас на фронте.
Чем занята ваша авиация, почему она не поддерживает действия ваших войск на поле? Подошла ли к вам помощь дивизий Кулика – как вы используете эту помощь? Можно ли надеяться на какое-либо улучшение на фронте или помощь Кулика тоже будет сведена к нулю, как сведена к нулю колоссальная помощь танками КВ?
Мы требуем от вас, чтобы вы в день два-три раза информировали нас о положении на фронте и принимаемых вами мерах».
Недовольство Сталина нетрудно понять. Действия командующих фронтами и армиями не удовлетворяли его. В целом ожидания Верховного обманула и Смоленская операция. Она не принесла стопроцентного результата. Контрнаступление заглохло, и, убедившись в бесплодности его продолжения, 10 сентября Сталин приказал войскам Западного, Резервного и Брянского фронтов перейти к жесткой обороне на занимаемых рубежах. Красная Армия не сумела нанести противнику решающего удара, способного переломить ход войны.
Казалось, что Сталин предусматривал все. Василевский пишет, что в эти дни быстро принимались важнейшие решения: «Одни фронты расформировывались, другие создавались. Одни армии переставали существовать, другие возникали… одной из особенностей войны является то, что она требует скорых решений».
Однако в тактике борьбы советский генералитет по-прежнему проигрывал командованию войсками Вермахта. В это первое военное лето на немецкой стороне фронта поднялась звезда генерал-лейтенанта Хайнца Гудериана. Еще в августе, готовя «на всякий случай» наступление на Москву, он выдвинул план, предусматривающий нанесение основного удара от Рославля на Вязьму. И когда 11 августа командование сухопутных сил отвергло его идею, именно Гудериан предложил вывести войска «из уже ненужной нам ельнинской дуги», где немцы несли большие потери.
Командование группы армий и ОКХ (верховного командования сухопутных сил) отклонило эту мысль под предлогом, что «противнику на этом участке фронта еще труднее, чем нам». А 21 августа Гитлер вообще «заморозил» предложение ОКХ о наступлении на Москву и дал директиву о подготовке удара на Украине, направляя туда танки группы «Центр».
В этой ситуации Сталин верно рассчитал ходы, но медлительность и непредприимчивость Еременко не позволили осуществиться его планам. Подобно снежному кому, неудача Еременко повлекла за собой обвал. Оставив против «бесцельно и хаотично» наступавшего Брянского фронта Еременко один неполный корпус, Гудериан бросил силы на юг и прорвал оборону 40-й армии на правом фланге Юго-Западного фронта. Оборона Киева стала рассыпаться.
10 сентября 2-я армия группы «Центр» и 6-я армия группы «Юг» на широком фронте форсировали Десну, и вырвавшаяся вперед 2-я танковая армия 10 сентября захватила Ромны. В этот же день ниже на юге войска Южного фронта были оттеснены за Днепр.
Конечно, Сталин видел неудачи своих командующих, но он как никто остро понимал значимость обороны Киева, которая обеспечивалась системой укрепрайонов на подступах к городу. Кроме того, предшествовавшие бои убедили его в том, что отступать организованно армия не умеет. Он надеялся переломить ситуацию, но прежде всего не хотел допустить панического отступления и разгрома.