Страница 77 из 176
Разговаривая 11 сентября, в 1 час 15 минут ночи, с командующим Юго-Западным фронтом, он убеждал Кирпоноса: «Ваше предложение об отводе войск на рубеж известной вам реки мне кажется опасным. Если обратиться к недавнему прошлому, то вы вспомните, что при отводе войск из района Бердичев и Новгород-Волынский у вас был более серьезный рубеж – Днепр . И, несмотря на это, при отводе войск [вы] потеряли две армии; и отвод превратился в бегство, а противник на плечах бегущих войск переправился на восточный берег Днепра. Какие гарантии, что то же самое не повторится теперь, это первое.
А второе… В данной обстановке на восточном берегу Днепра предлагаемый вами отвод войск будет означать окружение наших войск , так как противник будет наступать на вас не только со стороны Конотопа, то есть с севера, но и со стороны юга, то есть Кременчуга , а также с запада; так [же] как при отводе наших войск с Днепра, противник моментально займет восточный берег Днепра и начнет атаки. Если конотопская группа противника соединится с кременчугской группой, вы будете окружены ».
Логика Сталина неоспорима. И, осмысливая ее, следует с полным основанием признать, что «упреки» военных, брошенные в его адрес после смерти, полностью несостоятельны. Это рассуждения дилетантов в погонах, не желавших признать, что бегством войны не выигрываются. Кстати, с такой же легкостью армия могла сдать Москву, Ленинград и Сталинград.
Оценивая обстановку, Сталин закончил анализ решением: «Первое. Немедленно перегруппировать силы хотя бы за счет Киевского укрепрайона и других войск и повести отчаянные атаки на конотопскую группировку противника (на прорывающиеся в тыл ЮЗФ войска Гудериана. – К. Р. ) во взаимодействии с Еременко, сосредоточив в этом районе девять десятых авиации. Еременко уже даны соответствующие указания. Авиационную же группу Петрова мы сегодня специальным приказом перегруппируем в Харьков и подчиним Юго-Западному направлению.
Второе . Немедленно организовать оборонительный рубеж на реке Псел или где-либо в этой линии, выставив большую артиллерийскую группу фронтом на север и на запад (против войск Гудериана. – К. Р. ) и отведя 5—6 дивизий на этот рубеж.
Третье . По исполнении этих двух пунктов, и только по исполнении этих двух пунктов, т. е. после создания кулака против конотопской группы и после создания оборонительного рубежа на реке Псел… начать эвакуацию Киева.
Подготовить тщательно взрыв мостов. Никаких плавсредств на Днепре не оставлять, а разрушить их и, после эвакуации Киева, закрепиться на восточном берегу Днепра, не давая противнику прорваться на восточный берег».
В его аргументах не было намерения «поучать». Он говорил об очевидных последствиях, подтвердившихся дальнейшим развитием событий. «Как видите, – указывал Сталин, – ваши предложения о немедленном отводе войск без того, что вы заранее подготовите рубеж на реке Псел и поведете отчаянные атаки на конотопскую группу противника во взаимодействии с Брянским фронтом.
Повторяю, без этих условий ваши предложения об отводе войск являются опасными и могут привести к катастрофе . Перестаньте, наконец, заниматься исканием рубежей для отступления, а ищите пути для сопротивления и только сопротивления…»
Сталин правильно прогнозировал последствия утраты стойкости сопротивления. Он трезво оценивал возможности противника, и немцы не упустили инициативу. После гибели командующего 11-й немецкой армией Шоберта 12 сентября командование принял Э. Манштейн. Как и предрекал Сталин, прорвав оборону 38-й армии, 16-я германская танковая дивизия начала наступление с Кременчугского плацдарма на север.
Хотя положение советских войск продолжало осложняться, оно и теперь было далеко не безнадежным. В этот же день Сталин также произвел замену своих маршалов. Он снял маршала Буденного с должности командующего направлением, и на его место был назначен маршал Тимошенко. Однако эта рокировка не смогла поправить ситуацию.
Как и в первые недели войны, командиры всех ступеней повторяли одни и те же ошибки: они не знали точно силы противника, не знали, откуда он нанесет удар. Немцы тоже применяли привычную для тех дней тактику: выбрасывали вперед подвижную группу, создавали видимость окружения. Участник боев Н. Попель пишет: «Если не поддаваться панике, ударить по такой группе, она стремительно откатится назад».
Однако главком Юго-Западного направления не смог обеспечить выполнение указаний Сталина ни по созданию оборонительных рубежей на реке Псел, ни по предотвращению наступления с Кременчугского плацдарма, ни по организации атак на конотопскую группировку противника во взаимодействии с Еременко.
Плацдарм севернее Кременчуга «быстро, как опухоль, набухал и расширялся». Подстрекаемый разлагавшим влиянием члена Военного совета Хрущева, Тимошенко уже не видел иного выхода, кроме как в сдаче Киева. Такое же настроение было и у начальника штаба Юго-Западного фронта Тупикова. 14 сентября, в 3 часа 25 минут, свою телеграмму в Генштаб он закончил словами: «Начало понятной вам катастрофы – дело пары дней».
Ответ начальника Генштаба ушел в 5.00: «Командующему ЮЗФ, копия главкому ЮЗН. Генерал-майор Тупиков представил в Генштаб паническое донесение… Необходимо не поддаваться панике, принять все меры к тому, чтобы удержать занимаемое положение и особенно прочно удерживать фланги. Надо заставить Кузнецова (21А) и Потапова (5А) прекратить отход. Надо внушить всему составу фронта необходимость упорно драться, не оглядываясь назад. Необходимо неуклонно выполнять указания тов. Сталина, данные вам 11.9… Б. Шапошников».
16 сентября командующий Юго-Западным направлением Тимошенко принял прилетевшего от Кирпоноса заместителя начальника штаба ЮЗФ Баграмяна. «Сейчас мы делаем все, – сказал Тимошенко, – чтобы помочь фронту: стягиваем на Ромны и Лубны все силы, которые можно собрать, в том числе усиленный танками корпус Белова и три отдельные танковые бригады.
Через несколько дней к нам подойдут дивизии Руссиянова и Лизюкова. Этими силами мы попытаемся пробиться навстречу окруженным войскам фронта. Мы отдаем себе отчет, что разгромить две прорвавшиеся фашистские танковые армии мы не сможем, но создадим бреши, через которые могут выйти окруженные войска. Вот цель наших ударов…»
Сталин настойчиво искал выход, не терял уверенности и начальник Генерального штаба. Чадаев вспоминал, что днем 17 сентября на совещании у Сталина Шапошников доложил о событиях под Киевом. Все надежды были на активные действия Брянского фронта, перед которыми была поставлена задача разгромить войска Гудериана. Когда начальник Генштаба закончил доклад, Сталин спросил: «Быть может, надо дополнительно выделить Юго-Западному фронту часть сил из резерва Ставки? Свяжитесь с Кирпоносом и узнайте обстановку на этот час».
Вернувшийся после переговоров маршал Шапошников доложил, что «враг пока не в состоянии преодолеть упорное сопротивление защитников Киева. Противник производит перегруппировку своих частей. Не добившись успеха от фронтальных атак, он начал маневрировать, искать уязвимые места в обороне советских войск.
– Значит, – сказал Сталин, – остается в силе приказ Ставки – не сдавать Киев?
– Совершенно верно, – подтвердил Шапошников. – Но все-таки Кирпонос очень опасается за левый фланг Юго-Западного фронта – район Кременчуга… Кирпонос все же вновь высказывает просьбу отвести из-под удара наши войска.
– Надо ли пойти на это? – спросил Сталин.
– Я остаюсь при прежнем мнении: биться насмерть, но Киева не отдавать, – ответил Шапошников.
– Ну что ж, так и порешим? – снова спросил Сталин. Все молча согласились».
Казалось, что положение еще можно исправить, но предпринятые контрудары не принесли результата. Командующий и Военный совет Юго-Западного направления так и не смогли исправить ситуацию. Тимошенко и Хрущев к этому времени уже не рассчитывали на успех. Более того, заняв двусмысленную позицию, они фактически самоустранились от руководства обороной и действиями фронтов. Забегая вперед, нельзя не сказать, что эта «сладкая парочка» позже точно так же бездарно провалит еще одну операцию – Харьковскую.