Страница 72 из 176
Поэтому операцию на юго-восточном направлении Гитлер посчитал первоочередной. Его замысел основывался и на том, что «период осенних дождей на юге обычно начинается в середине сентября, а в районе Москвы лишь в середине октября; таким образом, мы успеем, завершив операции на юге, продолжить их в направлении Москвы на восток до наступления дождей».
В триединой задаче плана «Барбаросса» захват Ленинграда и Москвы носил скорее военно-политический, чем стратегический характер. Основной целью Гитлера был Киев и южные территории Советского Союза – от Украины до Астрахани и Кавказа. Об этом свидетельствует и весь ход кампании 1942 года.
Чтобы не терять стратегической инициативы, германский генералитет принял решение активизировать боевые действия на юге. Замысел немецкого Генштаба предусматривал: силами 1-й танковой группы Эвальда Клейста и 6-й армии фон Рейхенау окружить части Юго-Западного фронта с захватом Киева. Остальные армии должны были взять в кольцо советские войска в Молдавии и у Одессы.
Теперь, по мнению Гитлера, « проведение операции на уничтожение противника в пределах Украины » имело « решающее значение для исхода всей восточной кампании ». Впрочем, еще 10 июля, когда главнокомандующий сухопутными силами Браухич «был у Рунштедта», он тоже «приказал поспешить с окружением советских частей и не жалеть для этого танков».
Сталин ожидал такого оборота событий. Об этом свидетельствует то, что именно в тот же день, 4 августа, когда Гитлер проводил совещание со своим генералитетом, разговаривая с командующим Юго-Западным фронтом Кирпоносом, Сталин потребовал:
« Немедленно совместно с главкомом направления и командующим Южным фронтом подготовить план создания обороны по линии Херсон – Каховка – Кременчуг и далее на север, включая Киев . Срочно готовьте эту линию обороны, зарывайтесь в землю, подтяните резервы с тыла, особенно артиллерию. На этом рубеже встречайте все отступающие части. Предложения представьте к двенадцати часам 5 августа».
Он своевременно поставил перед командующим фронтом задачу, которая имела значимость для всего последующего хода войны, и, оценивая ситуацию с позиции стратега, он предугадывал последующие шаги Гитлера. В случае успешного выполнения задачи, определяемой Сталиным, менялся бы весь расклад кампании 1942 года.
Командующий Южным фронтом, не колеблясь, обнадежил Сталина в успехе. «Ваши указания, – заверил Кирпонос, – будут приняты к незамедлительному выполнению. Мы приняли все меры, чтобы отстоять Киев. Есть просьба помочь с пополнением и вооружением. По приказу главкома с утра 6 августа организуем удар из района Корсуни в направлении Умани для помощи частям окруженных армий. Хотелось бы знать ваше мнение по этому вопросу».
Сталин поддержал предложение: «Мы согласны. Ставка не только не возражает, но всячески приветствует всякие наступательные действия для помощи окруженным товарищам. Но не забывайте о рубеже обороны. Надо всегда рассчитывать не только на хорошее, но и на плохое. Это единственное средство не попасть впросак.
Что касается помощи, она будет, но было бы неразумно думать, что вам все подадут в готовом виде со стороны. Учитесь сами снабжать и пополнять себя. Создайте при армиях запасные части, приспособьте некоторые заводы к производству винтовок и пулеметов. Пошевелитесь как следует – и вы увидите, что многое можно сделать для фронта на самой Украине. Так поступает Ленинград, используя свои машиностроительные заводы, базы, и он многое успевает сделать.
Украина могла бы поступить так же. Ленинград наладил производство эрэсов к реактивным минометам. Это очень эффективное оружие, которое буквально крушит врага. Почему бы вам не заняться этим делом?» [65]
Повторим, что Сталин руководствовался не только военно-стратегической целесообразностью. Сдача Киева грозила потерей крупнейшего промышленного региона страны и создавала невероятные трудности для последующей эффективной работы оборонной промышленности. Он осмысленно рассчитывал, что защищать город, окруженный кольцом укрепрайонов, можно эффективнее, чем «заслонившись» только кажущейся непреодолимой преградой Днепра.
Между тем немцы продолжали владеть инициативой. 7 августа они заняли Коростень, а на следующий день 1-я германская танковая группа закончила операцию под Уманью. В результате операции в германский плен попало свыше 100 тысяч человек.
Перед Сталиным снова во весь рост встал вопрос: как остановить эту непрекращавшуюся цепь поражений? С 8 августа 1941 года и до конца войны он стал сам руководить вооруженными силами. Конечно, он не сразу пошел на такую меру. Он тщательно обдумывал положение и отдавал себе отчет, что все дальнейшее развитие событий будет зависеть от принятого им решения. Но иного выхода, кроме как взять руководство всем ходом войны в свои руки, у него просто не было.
Дух отступления еще витал в воздухе, и ситуация тревожила Сталина. В этот же день, 8 августа, в разговоре с командующим Юго-Западным фронтом Кирпоносом он спросил: «До нас дошли сведения, что фронт решил с легким сердцем сдать Киев врагу якобы ввиду недостатка частей, способных отстоять Киев. Верно ли это?»
Кирпонос отверг такие обвинения. Сталин настаивал: «Можно ли уверенно сказать, что вы приняли все меры для безусловного восстановления положения южной полосы УРа? Комитет обороны и Ставка очень просят вас принять все возможные и невозможные меры для защиты Киева. Недели через две будет легче, так как у нас будет возможность помочь вам свежими силами, а в течение двух недель вам нужно во что бы то ни стало отстоять Киев ».
Командующий снова заверил Сталина, что «Киев врагу не сдаст». В тот же день, 8 августа, на Западном фронте советские войска ударили в центр группы фон Бока. Однако контрудар выигрышного перелома не принес. Накануне, 10 августа, когда на Киевском направлении остатки 6-й армии перешли к обороне, начальником Генерального штаба Сталин назначил маршала Б.М. Шапошникова. Во главе штабного аппарата Сталин поставил наиболее грамотного военачальника, имевшего высшее военное образование.
Он с большим уважением относился к маршалу. Это выражалось даже в том, что Борис Михайлович был в числе немногих, кого он называл не по фамилии, с прибавлением «советского звания» товарищ, а по имени и отчеству. И хотя в 1942 году Шапошникова сменил на посту руководителя Генштаба более молодой и перспективный Василевский, он не разочаровался в маршале.
Сталин не обольщал себя надеждой, что перелом в ходе войны может произойти сам собой. Он отдавал себе осознанный отчет, что паника, возникавшая в терпящей постоянные поражения армии, может превратить ее в неуправляемую толпу дезертиров. Паническое бегство уже имело место. Он не мог допустить такого развития событий.
12 августа Верховный отдал приказ: «В целях решительной борьбы с паникерами, трусами, пораженцами из начсостава, самовольно оставляющими позиции без приказа высшего командования, – приказываю: «Разрешить Военным советам действующих армий предавать суду военного трибунала лиц среднего и старшего начсостава до командира батальона включительно, виновных в упомянутых выше преступлениях».
Обратим внимание, речь не шла о рядовых солдатах, претензии относились к «начсоставу». Вскоре в эти трудные, полные решающего смысла для существования страны дни появился знаменитый Приказ Ставки Верховного главнокомандования № 270 от 16 августа 1941 года «Об ответственности военнослужащих за сдачу в плен и оставление оружия врагу».
В этом всколыхнувшем армию историческом приказе сказано: «В нашей освободительной войне с немецко-фашистскими захватчиками части Красной Армии, громадное их большинство, их командиры и комиссары ведут себя безупречно, мужественно, а порой прямо героически… Но мы не можем скрыть и того, что за последнее время имели место несколько позорных фактов сдачи в плен» [66] . В числе проявивших «позорные факты сдачи в плен» назывались генерал-лейтенанты Качалов, Понеделин, генерал-майор Кириллов.