Страница 70 из 176
Именно в силу этих обстоятельств Сталин позже долго тянул с присвоением Жукову звания Маршала, и своеобразным объявлением реабилитации за ошибку для военачальника стало то, что Верховный главнокомандующий поручил ему брать Берлин. Однако Жуков оказался неблагодарным человеком. Скрыв свои грехи, он позже переложил свою вину на главу государства. На человека, по существу помиловавшего его. Но давно известно, что больше всего не любит своего господина камердинер, особенно проштрафившийся.
В связи со сказанным примечательно, что, несмотря на болезнь Шапошникова, Жуков был смещен с поста немедленно. Но только через две недели появился приказ о назначении нового начальника Генштаба. Приказ № 0270 от 10 августа 1941 года гласил:
«Постановлением Государственного Комитета Обороны от 29 июля 1941 года за № ГКО-325с:
Заместитель Народного комиссара обороны генерал армии тов. Жуков Г.К., в связи с назначением его командующим резервными армиями, освобождается от должности начальника Генерального штаба Красной Армии.
Заместитель Народного комиссара обороны Маршал Советского Союза тов. Шапошников Б.М. назначается начальником Генерального штаба Красной Армии. Народный комиссар обороны СССР И. Сталин» [62] .
Сталин обоснованно освободил Жукова от непосильной для него должности. Конечно, генерал был самобытной, предприимчивой фигурой, обладавшей целеустремленностью и способностью подчинять других. Он являлся своеобразным типом человека, описанного в литературе в образах купцов и предпринимателей. Людей с активной деловитостью, но бесцеремонных и жестоких в отношении подчиненных и конкурентов.
Беда Жукова заключалась в том, что ему не хватало элементарного образования, а в силу этого – творческого кругозора. И уж тем более он просто не в силах был постичь высшую математику стратегии войны. Недостаток образования и знаний он компенсировал внутренней агрессивностью, подминая под себя окружавших его подчиненных.
Об отсутствии стратегического мышления у Жукова свидетельствует уже то, что даже после окончания войны он не осознал значимости обороны Киева. Ему не хватило кругозора, чтобы понять дальновидность и осмысленность замыслов Сталина.
Впрочем, тяжеловесному мышлению Жукова недоставало не только предвидения последствий для страны тех или иных стратегических операций. Ему не был присущ и творческий взлет тактического воображения при проведении и самих операций.
Операции, осуществляемые в первой половине войны при его непосредственном участии, часто заканчивались неудачами. Его тактика была прямолинейна, как замах тяжелого топора, упорно ударявшего по одному и тому же месту. Историками уже замечено, что при самостоятельном командовании фронтами Жуков побеждал лишь тогда, когда имел подавляющее превосходство в вооружении и численности сил по сравнению с противником.
Но была и еще одна характерная черта, отличавшая «полководца» от его коллег. Жуков был безудержно жесток. Его приказы пестрят расстрельными мерами. Так, в период командования Ленинградским фронтом в приказе от 17.9. 1941 года Жуков указывает: «…За оставление без письменного приказа военного совета фронта и армии указанного рубежа все командиры, политработники и бойцы подлежат немедленному расстрелу».
Оценивая 22 сентября 1941 года действия 8-й армии, он пишет: «…Предупредить командиров всех степеней, что они за самовольное оставление Петергофа будут расстреляны как трусы и изменники». И «полководец» не ограничивался угрозами. В приказе от 4 ноября войскам Западного фронта он сообщает: «За невыполнение приказа фронта по обороне Рузы и сдачу г. Руза без боя Герасимов и Шабалов (командир дивизии подполковник А.Г. Герасимов и комиссар дивизии бригадный комиссар Г.А. Шабалов. – К. Р. ) расстреляны перед строем».
В этом смысле в моменты острых ситуаций Жуков был удобен Сталину как исполнитель, сторонник жестких мер. Требовательный, жестокий и неумолимый по отношению к подчиненным, Жуков не оглядывался на потери и с достаточным упорством старался добиться осуществления поставленной перед ним задачи. Правда, одновременно не считаясь и с сопутствующими обстоятельствами.
Поняв настоящее существо характера этого самолюбивого генерала, Сталин использовал его качества по назначению – как своеобразный бульдозер, расчищавший поле для выполнения планов Ставки. Он разглядел и другие «слабости» Жукова, и его исполнительность он подогревал поощрениями в виде наград и званий, щекочущих обостренное самолюбие этого резкого военачальника.
Жуков не был стратегом в классическом понимании этого слова. Он не внес в историю военного искусства ни одного свежего и оригинального штриха. Его методы командования целиком основывались на превосходстве в силе, в количестве солдат и вооружений, которые он постоянно просил у Сталина. Похоже, маршал даже не задумывался, откуда эти силы и средства берутся, и нисколько не смущался, когда, не добившись результатов, растрачивал их.
В вопросах политики Жуков вообще был примитивен; об этом свидетельствует его «свадьба» и последующий «развод» с Хрущевым. Запоздалое вознесение Жукова, в конце 90-х годов, на пьедестал «большого полководца» стало лишь попыткой заполнить тот вакуум, который образовался на исторической сцене после тенденциозного очернения Верховного главнокомандующего. К чему, кстати, именно сам маршал завистливо и активно приложил руку.
Но вернемся в июль 1941 года. 30-го числа, по вызову Сталина, в Ставку прибыли главком Северо-Западным фронтом Ворошилов и член Военного совета Жданов. На заседании рассматривался вопрос об усилении обороны Ленинграда. В этот же день начальником оперативного управления и заместителем начальника Генерального штаба был назначен А.М. Василевский. Но основным вопросом являлось формирование и место сосредоточения резервов.
Утрата в первые месяцы войны огромного количества военной техники и оружия создала острую проблему. 30 июля Сталин позвонил по телефону наркому вооружения. Д.Ф. Устинов пишет: «И.В. Сталин сказал:
– В Государственный Комитет Обороны поступил доклад маршала Кулика о том, что для обеспечения артиллерийским вооружением вновь формируемых стрелковых соединений недостает триста тридцать 45-мм противотанковых пушек и двести 76-мм. Кулик пишет, что их можно получить только за счет увеличения поставок промышленности. Других ресурсов нет.
Сталин умолк. В телефонной трубке было слышно его дыхание. Я терпеливо ждал, зная, что подобные паузы он делает, обдумывая возникшую у него в связи со сказанным новую мысль. Он продолжил:
– Совсем недавно Кулик, да и Тимошенко докладывали мне совсем другое. Заверяли, что у нас орудий этих калибров хватит с избытком. Просили прекратить их производство… Но за это спрос с них. Вам, товарищ Устинов, нужно тщательно взвесить наши возможности по увеличению поставок этих пушек армии. Сделайте это срочно и доложите мне лично» [63] .
Положение осложнялось тем, что один из заводов, изготавливавший пушки, к этому моменту был эвакуирован. Однако после вмешательства Сталина выпуск орудий вырос. Уже в августе он превысил в шесть, а в сентябре – в одиннадцать с половиной раз показатели июля.
Вследствие того, что армия не смогла остановить немецкое наступление, Сталину пришлось организовать колоссальную операцию по переброске на Восток 2593 промышленных предприятия вместе с оборудованием и рабочим персоналом, составившим 12 миллионов человек.
О грандиозности этой акции говорит уже то, что за 193 дня второй половины 1941 года объем перевозок составил 1,5 миллиона вагонов (7772 вагона в сутки). Из прифронтовой полосы было вывезено 2,5 миллиона голов скота. Чтобы осуществить такую операцию, тоже требовалось время.
Конечно, решения Сталина по удержанию Ленинграда, Москвы и Киева обусловливались не только военно-стратегическим положением этих центров – Сталин заботился о сохранении оборонного потенциала страны.
30 июля в беседе с представителем президента США Гарри Гопкинсом он откровенно заявил, что в этих центрах находится около 70% всех военных заводов. Поэтому Гопкинс сообщил Рузвельту, что «если бы немецкая армия продвинулась примерно на 150 миль к востоку от этих центров, то она уничтожила бы 75% промышленного потенциала России».