Страница 56 из 176
Прибывшему в ночь с 27 на 28 июня на специальном поезде на станцию Полынские хутора маршалу Ворошилову генерал Павлов так объяснял причины неудач своего фронта: «Наша плотность на границе была такова, что ее можно было проткнуть в любом месте. <…> Войска в приграничной полосе были застигнуты врасплох, и большинство дивизий получили приказ о выдвижении на границу, когда вторжение немцев уже началось…»
Павлов лгал. Оправдываясь, генерал выкручивался. Причиной успеха немцев была не «низкая плотность войск на границе», которую «можно было проткнуть в любом месте».
Бывший начальник штаба 4-й армии Л. Сандалов писал в своих воспоминаниях: «Во время артиллерийской подготовки 34-я немецкая пехотная дивизия нанесла большие потери нашей 22-й танковой дивизии, размещавшейся в Южном военном городке Бреста в 2,5—3,5 км от государственной границы. Этот городок находился на ровной местности, хорошо просматривался со стороны противника… Этому способствовало скученное расположение частей дивизии… Дивизия потеряла также большую часть танков, артиллерии и автомашин…
Неудачная дислокация 22-й танковой дивизии и неразумно запланированный выход дивизии в район Жабинки привели в первые часы войны к огромным потерям в личном составе и уничтожению большей части техники и запасов дивизии».
Однако это уже трудно укладывается в сознании. Каким военным кругозором нужно было обладать, чтобы в ожидании нападения разместить танки целой дивизии так, что их можно было расстрелять как в тире из орудий? Причем не во время боя, не в наступлении, а при артподготовке с противоположной стороны Буга!
Стремясь оправдать своего коллегу, деликатный маршал Шапошников пояснил Ворошилову: «Как показал характер действий противника утром и в течение дня 22 июня, немцы, видимо, неплохо были осведомлены о дислокации наших войск и местах важнейших объектов, о чем свидетельствуют первые удары бомбардировщиков по крупным штабам, аэродромам и расположению стрелковых дивизий и мехчастей…»
Нет, не внезапность удара стала основанием разгрома войск Павлова. Ее причиной стала преступная бестолковость действий командования 4-й армии и командования фронта. Войска поддались панике, и действиями частей никто не руководил.
Но позор первого дня войны ничему не научил командование Западного фронта. Беспорядок продолжался и на следующий день. Позже, на допросе 7 июля, Д. Павлов показал: «Во второй день авиация противника целый день проводила налеты на аэродромы, где был расположен истребительный полк 43-й авиационной дивизии, производя 12 раз бомбежку аэродрома. В силу этого аэродром Лошница был разбомблен, и материальная часть, учебная и гражданская, не могущая летать, вся выведена из строя, командование ВВС перебазировало полк на аэродром Слепянка.
Одновременно во второй день противник наносил удары по железнодорожным узлам Орша, Борисов, Бобруйск, Осиповичи и разрушил полностью артиллерийский склад в Гайновке. Авиация противника в этот день потеряла 27 самолетов».
То есть бомбардировщики противника 12 раз за день уничтожают самолеты на земле и целый истребительный полк не может помешать их налетам. Однако и это тоже лишь эмоции. Бомбовый удар немцев не принес и не мог принести разгрома армий.
Уже на суде Павлов подтвердил свои показания от 9 июля 1941 года: «В отношении авиации. Я целиком доверился на слово о рассредоточении авиации по полевым аэродромам, а на аэродромах по отдельным самолетам. Не проверил правильность доклада командующего ВВС и его заместителя Таюрского. Допустил преступную ошибку, что авиацию разместили на полевых аэродромах ближе к границе, предназначенных для занятий на случай наступления, но никак не обороны».
Конечно, потери авиации в первый день войны были значительными, но не катастрофическими. По германским данным, в первый день войны 22 июня 1941 года на земле было уничтожено только 668 советских самолетов. Даже при самых завышенных подсчетах они составили менее 4% ВВС РККА. Правда, еще 222 немцы сбили в воздушных боях. Но совершенно несомненно, что немецкие бомбардировки не могли уничтожить первым ударом танковую мощь Красной Армии.
Вечером второго дня войны на 18.25 Сталин снова пригласил начальника Главного управления ВВС Павла Жигарева, в 18.45 пришел Молотов, а в 18.50 – Тимошенко. Нарком обороны доложил обстановку и последнюю информацию, поступившую от командующих фронтами.
В 19.10 Сталин вызвал Меркулова; после рассмотрения информации разведки, получив новые распоряжения, нарком Государственной безопасности ушел в 19.55, но почти сразу, 20.00, в кабинет Председателя Совнаркома прибыл маршал Ворошилов. Пробыв у главы правительства два часа, нарком обороны Тимошенко покинул кабинет в 20.45. В 20.50 появился заместитель Председателя Совнаркома Вознесенский, а через пять минут – Мехлис. Начальник политуправления РККА вышел в 22.40. В 23.15 в кабинет зашел Каганович.
Исполняющий обязанности начальника Генштаба Ватутин, нарком обороны Тимошенко и нарком Военно-морского флота Кузнецов прибыли к Сталину в 23.55. Они доложили об изменениях обстановки на фронтах, и после обсуждения ситуации Председатель Совнаркома отпустил их в 0.55. Еще перед их уходом, в 0.24, к Сталину был вызван Берия. Занимавшийся вопросами железнодорожного транспорта Каганович вышел в 1.10. После полуночи, в 1.25, уже 24 июля, последними сталинский кабинет покинули Молотов, Ворошилов, Вознесенский и Берия.
Записи приема у Сталина не позволяют восстановить детально список вопросов, обсуждаемых им в эти напряженные дни, но он был широк. В последующий период расширяется круг лиц, приглашаемых к Сталину. Но ежедневно секретари фиксируют от 22 до 30 посещений. С 27 июня совещания приобретают целевой характер, направленный на рабочее решение конкретных задач, связанных с обороной страны.
Круг вопросов решаемых в сталинском кабинете, всеобъемлющ: от руководства фронтами до насущных деталей управления тылом. Так, в частности, 26 июня 1941 года Президиум ВС СССР принял указ «О режиме рабочего времени рабочих и служащих в военное время». Этот ритм рабочих совещаний будет сохраняться до конца войны.
Надежды Сталина на мощный и быстрый и сокрушительный удар по агрессору не оправдались. Действия военных разочаровывали его. Сообщения, поступающие из штабов фронтов, свидетельствовали об утере командованием управления и неспособности переломить ситуацию. Уже в результате первых дней войны армейские подразделения и тылы потеряли значительную часть вооружения, техники и боезапаса.
В районе Бреста войска Западного фронта были рассеяны. Но основные силы фронта находились не здесь. Главная часть войск Павлова была сосредоточена севернее Полесья, на Белостокском выступе. Этот выступ, глубоко врезавшийся широкой дугой в территории Пруссии и бывшей Польши, являлся прекрасным плацдармом для наступательной «операции вторжения».
На вершине этой дуги стояла сверхмощная 10-я армия генерал-майора К.Д. Голубева. В нее входили 6-й и 13-й механизированные корпуса, 6-й кавалерийский и два стрелковых корпуса. В составе армии были 66-й укрепленный район, 155-я стрелковая и 9-я смешанная авиадивизия.
9-я авиационная дивизия, которой командовал участник боев в Испании генерал-майор А.С. Черных, фактически представляла собой авиационную армию. В ее состав входило 435 только одних новейших истребителей. 41-й истребительно-авиационный полк (иап) имел 100 скоростных самолетов МиГ-3 и 19 И-15бис, 124-й иап – 78 МиГ-3 и 29 И-16, 126-й иап – 68 МиГ-3 и 23 И-16, 129-й иап – 57 МиГ-3 и 61 И-16.
Общее количество дивизий в 10-й армии насчитывало: танковых – 4, моторизованных – 2, стрелковых – 6, кавалерийских – 2, авиационных – 1, укрепленный район – 1. Мощнейшими соединениями армии были стрелковые корпуса.
Так, 1-й стрелковый корпус состоял из 6 стрелковых и 6 артиллерийских полков; 5-й стрелковый корпус – 9 стрелковых и 9 артиллерийских; 6-й кавалерийский корпус имел 112 танков, пулеметы и минометы. Кавалерия использовалась не для конных атак, а служила средством мобильного передвижения. Вступая в бой, кавалеристы спешивались и использовали стрелковое оружие, пулеметы и минометы.