Страница 34 из 176
Но задумайся, читатель: кто, кроме простодушных и неосведомленных людей, может воспринимать такие утверждения всерьез? Кто из «талантливых» мог переломить ход событий? Тухачевский и Якир, Павлов и Жуков, или, может быть, поклонник Бахуса Блюхер?
Не останавливаясь на полководческих «талантах» наиболее одиозной фигуры в ряду расстрелянных «стратегов» – Тухачевского, напомним даже не изобретательство им в 30-е годы ублюдочного «бронированного трактора». Этот «выдающийся» военачальник, являясь с июня 1931 по 1936 год начальником вооружений РККА, оставил страну без зенитного вооружения.
А. Помогайбо пишет: «На 1 ноября 1936 года… в Красной Армии имелось 1194 зенитных орудия 76-мм образца 1931 года и 808 зенитных орудий образца 1915 (!) года. Чуть больше двух тысяч. Это на весь Советский Союз, на все приграничные города, порты и аэродромы, на все ПВО Ленинграда и Москвы, на все приграничные укрепления». Положение стало выправляться в 1939 году с принятием на вооружение 76-мм зенитной пушки и мощного зенитного 85-мм орудия.
Создатель знаменитой 76-мм пушки В.Г. Грабин пишет в книге «Оружие победы»: «Хрущев сказал, что мы не готовились к войне. А я все свои пушки сделал до войны. Но если бы мы послушали Тухачевского, то их бы не было . Я попросил Тухачевского выставить на смотре нашу пушку. Тот наотрез отказался. Тогда я сказал, что заявлю в Политбюро…»
Именно Сталин обратил внимание на «желтенькую» грабинскую пушку. Ее приняли, и уже 1 января 1942 года Сталин скажет конструктору: «Ваша пушка спасла Россию…»
Сталин не случайно всеми способами отодвигал страшный час войны; он не имел иллюзий в отношении безусловного превосходства Красной Армии в сравнении с потенциальными противниками.
Он неоднократно указывал военным, что ни бои с японцами, ни ввод советских войск на территорию Польши не были настоящей войной, а финская кампания окончательно убедила его в недостаточной подготовке армии к ведению современных боевых действий. Он уже сделал для себя главный вывод: «Победит тот, кто будет лучше вооружен». Но для этого ему нужно было время.
Конечно, даже нелепо говорить и о том, что Сталин мог строить свои планы на домыслах и предположениях. Человек практического ума, он нуждался в объективной информации, и не случайно на разборе итогов военной игры в Кремле он не стал вдаваться в рассмотрение ее вариантов. Когда дело дошло до результатов игры, он саркастически спросил: «Ну, кто же победил? Опять «красные»?»
Он задавал начальнику Генерального штаба вопросы по существу. По воспоминаниям Мерецкого: «Суть их сводилась к оценке разведывательных сведений о германской армии, полученных за последние месяцы в связи с анализом ее операций в Западной Европе». И генерал признается, что его собственные соображения, «основанные на данных о своих войсках и сведениях разведки, на Сталина не произвели впечатления».
Этой информации Сталину было недостаточно. Поэтому уже вскоре руководители Разведывательного управления Красной Армии и Оперативного управления Генерального штаба провели совещание. На него были приглашены и представители Главного управления государственной безопасности НКВД. Обсуждалась военно-политическая обстановка в Европе в летней кампании. «С этой встречи на Гоголевском бульваре, – пишет П.А. Судоплатов, – начался масштабный обмен информацией о состоянии немецких и японских вооруженных сил».
С 23 января 1941 года в ГРУ началась работа месячного сбора начальников разведотделов приграничных округов и армий. А 3 февраля произошло официальное разделение прежнего НКВД на НКВД и НКГБ. Главой последнего был назначен Всеволод Меркулов. В момент реорганизации НКВД военная контрразведка была выведена из подчинения Лубянки и стала подразделением – 3-м Управлением – Генерального штаба Наркомата обороны [27] .
Повторим и то, что уже в марте Генеральный штаб и его начальник Жуков получили сведения об «Операции Барбаросса», поступившие через советскую и американскую разведки. То есть к концу первой декады марта руководству Наркомата обороны уже было ясно, что на начало войны немцы планируют три направления главного удара.
В своих мемуарах Жуков умолчал о той информации, которой он располагал перед началом войны. Но хорошо осведомленный А. Мартиросян отмечает, что «бывший многолетний начальник ГРУ генерал Ивашуткин говорил: «Тексты почти всех документов и радиограмм, касающихся военных приготовлений Германии и сроков нападения, докладывались регулярно по списку: Сталину (два экземпляра), Молотову, Берии, Ворошилову, наркому обороны и начальнику Генерального штаба ».
И эта информация не оставляла сомнений в намерениях Гитлера. Из сообщений берлинской резидентуры внешней разведки НКГБ от 26 февраля 1941 года явствовало: «…2. Гальдер, начальник штаба сухопутных войск Германии, выражает уверенность в успехе молниеносной войны против СССР. При внезапном ударе Красная Армия не успеет прийти в себя от шока и не сможет ликвидировать запасы, остающиеся на оккупированной территории».
В одном из мартовских сообщений, попавших на стол Жукова, говорилось: «По мнению германского штаба, Красная Армия будет в состоянии оказывать сопротивление только в течение первых 8 дней, после чего будет разгромлена».
Конечно, Сталин тоже читал эти сведения о планах Германии. Поступавшая многочисленная информация была противоречива. Впрочем, она и не могла быть иной. Еще 29 декабря 1940 года военный атташе Тупиков докладывал из Берлина в Москву, что «Гитлер отдал приказ о подготовке к войне с СССР». «Война будет объявлена в марте 1941 года» , – извещал он.
Однако весной ситуация изменилась, и 14 марта В. Тупиков сообщил новую дату – «начала военных действий следует ожидать между 15 мая и 15 июня 1941 года ». Но 26 апреля В. Тупиков представил новую информацию, о том, что германского нападения на СССР следует ожидать «в пределах текущего года» , и оговаривал ряд условий, которые должны этому предшествовать.
Предупреждения об опасном повороте событий не прекращались. Напряжение нарастало. К концу марта разведка располагала сведениями «о намерениях немцев начать наступление на Ленинград, Москву и Киев 20 мая».
Прошло первомайское празднование, и 6 мая 1941 года народный комиссар Военно-морского флота адмирал Н.Г. Кузнецов направил Сталину записку: «Военно-морской атташе в Берлине капитан 1-го ранга Воронцов доносит, что, со слов одного германского офицера из ставки Гитлера, немцы готовят к 14 мая вторжение в СССР через Финляндию, Прибалтику и Румынию . Одновременно намечены мощные налеты авиации на Москву и Ленинград и высадка парашютных десантов в пограничных центрах».
Казалось бы, все сводилось к определенной дате, и Сталин не оставлял поступающие предупреждения без внимания. Эти сообщения, по словам А.М. Василевского, обусловили то, что в «феврале – апреле 1941 года в Генштаб вызывались командующие войсками, члены военных советов, начальники военных штабов и оперативных отделов Прибалтийского, Западного, Киевского особых и Ленинградского военного округов. Вместе с ними намечались порядок прикрытия границы, выделения для этой цели необходимых сил и формы их использования».
Перелет Гесса в Англию состоялся через четыре дня после выступления Вождя на приеме выпускников военных учебных заведений. Сталин узнал о нем 13 мая. Было очевидно, что на горизонте замаячила реальная угроза англо-германского сговора против СССР.
В сообщении разведки № 376 от 14 мая отмечалось: «Вадим» сообщает из Лондона: по данным «Зесхен» (член «Кембриджской пятерки» Ким Филби. – К. Р. ), Кирк Патрику, первому опознавшему Гесса чиновнику «Закоулка», Гесс заявил, что привез с собой мирные предложения. Сущность предложений нам пока не известна…» «Закоулком» в Москве называлось лондонское министерство иностранных дел – «Форин Офис».
Сталин сразу оценил происходящее. Позже он скажет: «Небезызвестный Гесс для того, собственно, и был направлен в Англию немецкими фашистами, чтобы убедить английских политиков примкнуть к всеобщему походу на СССР ». Значительно позже Молотов выразит эту мысль почти теми же словами: «Разведка НКВД донесла нам, что Гесс от имени Гитлера предложил Великобритании заключить мир и принять участие в военном походе против СССР» .