Страница 33 из 176
В мае 1941 года Великобритания не имела никаких союзнических обязательств перед СССР, но даже с их появлением она реально вступила в войну только в 1944 году, когда советские армии уже были на пути к Берлину. Америка объявила о состоянии войны лишь после разгрома в Перл-Харборе.
Советский вождь это прекрасно понимал: упреждающий удар по Германии в 1941 году не мог бы расцениваться в мире иначе, чем стремление Сталина «советизировать» Европу. Опытный политик, он не мог дать противникам, которые готовы были торговать всем, в том числе и честью, такой убийственный для страны аргумент.
Молотов, уже в конце жизни, так прокомментировал события 1941 года: «Если бы мы в это время развязали войну против Германии, двинув свои войска в Европу, тогда бы Англия без промедления вступила бы в союз с Германией… И не только Англия. Мы могли оказаться один на один перед лицом всего капиталистического мира…» [25]
Впрочем, иначе даже не могло быть! Насколько бы не был эффективен «первый» удар по германской армии со стороны СССР в 1941 году, – весь мир обрушился бы на Сталина как на агрессора. Европа забыла бы свои мелкие дрязги и «обиды» и воссоединилась бы с «борцом против большевизма» Гитлером.
На весы «войны против большевизма» Англия и Германия, Америка и Япония, Турция и все европейские сателлиты немцев бросили бы всю мощь своих ресурсов и вооружений. Сценарий дальнейшего развития событий не нужно изобретать. Для утверждения торжества демократии Англия мгновенно впивается в нефтяное вымя Каспия, Япония рвется в таежное Забайкалье, США высаживаются на Дальнем Востоке и в Мурманске. И все это уже было. Было после Октября 1917 года…
Сталин извлек из финской кампании не только военные, но и политические уроки. Ему не нужно было их повторять дважды. Впрочем, в роковую неосмотрительность Сталина не верили даже немцы. 25 марта 1941 года Гальдер пишет в дневнике: «Выдвигается вопрос о прикрытии с востока на случай превентивных мер, но мы не должны поддаваться на поспешные меры. Я не верю в русскую инициативу».
И Гальдер был прав. Сталин никогда бы не пошел на самоубийственные действия. Не для того он предпринял широкие дипломатические шаги, заключая договоры о ненападении с Германией и Японией, чтобы вдруг, неожиданно все разрушить. И не просто сломать результаты своей многотрудной политики, а предстать в глазах всего мира агрессором!
Тем более что в это время весь «цивилизованный» мир с упоением наслаждался разыгрывавшимся на его глазах фарсом. Уже на следующий день после приземления Гесса в Великобритании, с 11 мая, авиация Геринга прекратила массированные налеты на английские города. То же самое сделало в отношении Германии английское командование.
Но Сталин знал больше, чем читавшие бульварную прессу обыватели. Одновременно с информацией о полете Гесса и целях немцев он получил сообщение разведки о том, что уже «с 12 мая англичане возобновили рассмотрение составленных еще во время советско-финской войны планов по нанесению бомбовых ударов по Закавказью, в первую очередь по Баку» [26] .
Сегодня широко известно высказывание У. Черчилля, прозвучавшее в выступлении в Палате лордов уже после смерти Сталина: «Это был человек, который своего врага уничтожал руками своих врагов, заставляя даже нас, которых открыто называл империалистами, воевать против империалистов».
Никто не задумывается над тем, что же имел в виду расчетливый Черчилль под словом « заставляя ». Повторим, что Англия еще с 1939 года была в состоянии войны с Германией. Но в том-то и дело, что Британская империя лишь формально считалась в состоянии войны. Сталин именно заставил англичан вести с немцами настоящую войну.
Мудрость Сталина как великого государственного политика состоит и в том, что он не стал инициатором развязывания войны. Почти с христианским терпением он дождался ситуации, которая даже самым последним идиотом на Западе была воспринята как свидетельство того, что очевидная агрессия против Советского Союза угрожает и всему остальному миру.
Но, ожидая решающей схватки, он не намеревался послушно подчиняться воле обстоятельств. В этот период дипломатически завоеванной паузы он получил самое ценное приобретение – время. И он использовал это приобретение в высшей степени рационально: он провел финскую кампанию, передвинул границы страны на запад, сумел серьезно перевооружить армию. Но, что самое главное, – именно в это время советская военная промышленность получила тот конструкторский и технологический потенциал, который позволил стране не только выдержать первый удар противника, но и, сломав планы блицкрига, перехватить инициативу в военном противоборстве. И затем – полностью разгромить врага.
Глава 3 22 июня
Понятно, что наша миролюбивая страна, не желая брать на себя инициативу нарушения пакта, не могла стать на путь вероломства.
Из выступления Сталина
3 июля 1941 года
Пятилетний план 1938 года был таким же напряженным, как и две предыдущие пятилетки, но если в целом ежегодное промышленное производство увеличивалось на 13%, то в оборонной промышленности оно возрастало на 39%. К 1941 году в стране уже началось массовое производство всех основных видов оружия и вооружения, которое армия использовала в течение всего периода Великой Отечественной войны. В их числе танки Т-34 и КВ, истребители ЯК, ЛаГГ-3, МиГ-3, бомбардировщики Пе-2 и штурмовики ИЛ-2.
Оборонная промышленность полностью наладила производство новых видов пушек, минометов, гаубиц, пулеметов; на вооружение стали поступать самозарядные винтовки Токарева, автоматы Шпагина (ППШ); в 1940 году прошли первые испытания реактивных минометов – «катюш». Красная Армия превышала по уровню оснащенности германскую армию практически по всем видам вооружения.
Сталин комплексно готовил страну к ожидавшейся войне на протяжении всего предшествовавшего ей десятилетия. События в Европе требовали ускорения этого процесса. Необходимо было сделать невозможное, и он осуществил это. Результаты его деятельности оказались настолько убедительными, что и у современников, и даже у потомков сложилось впечатление, что война якобы могла пойти по другому, более благоприятному для Советской страны сценарию.
Но так ли это? Мог ли ход войны сложиться иначе, чем это произошло в реальности? Что объективно говорит о том, что победа могла быть достигнута иной, более «дешевой» ценой?
Увы, ничто не подтверждает такие оптимистичные утверждения. Наоборот, весь опыт предшествовавших войне и последовавших в ее течении событий буквально вопиет о том, что СССР должен был эту войну проиграть. По всем законам военного искусства и условиям расстановки сил на начальный период агрессии, война, безусловно, должна была закончиться победой Германии.
Об этом свидетельствует весь ход военных кампаний в Европе, где Гитлер добился убедительной победы, заставив капитулировать всех своих противников. И не одно из европейских государств при всей значительности промышленных и людских потенциалов ни в одиночестве своего противостояния Гитлеру, ни в союзе с партнерами не смогло оказать Германии даже подобия сколько-нибудь серьезного сопротивления.
Катастрофа постигла все страны, на земли которых ступила нога немецкого солдата. И если бы Англия соприкасалась с континентом перешейком, на который можно было бы уместить лишь один солдатский сапог, то над Букингемским дворцом уже в 1940 году полоскалось бы на ветру знамя со свастикой.
Обладая дисциплинированной, обученной армией, вкусившей сладость побед, талантливыми опытными военачальниками, не на картах, а в практических условиях «прокатавшими» приемы стратегии блицкрига, всем европейским промышленным, экономическим и людским потенциалом, Гитлер мог не сомневаться, что он выиграет и войну на Востоке.
Победа немецкой военной машины была предопределена, и это показало начало войны. Между тем в числе причин, объясняющих отступление Красной Армии в первые полгода войны, хрущевская пропаганда называла то, что якобы Сталин уничтожил «великих полководцев», «не подготовил» армию к войне, «не прислушался» к предупреждениям о возможном нападении.