Страница 166 из 176
Для этого нужны значительные свежие силы. Они у нас есть – это армия Глаголева. Поблизости находится также 6-я гвардейская танковая армия генерала Кравченко. Пока она подчинена Малиновскому, но, если потребуется, ее можно передать вашему фронту. Сделайте нужные выводы. – Посмотрев на Антонова, он добавил: – Генштаб на моей стороне». 23 марта войска Толбухина взяли Секешвехервар, а через неделю вышли на австро-венгерскую границу.
Нет, солдаты Вермахта не собирались складывать оружие перед русскими; немцы пятились сопротивляясь. Иначе развивались события на Западном фронте. Последнее наступление союзников, начавшееся 8 февраля, складывалось на удивление гладко, не встречая особого сопротивления противника. 23-го они форсировали Рур, а 8 марта немцы полностью отошли за Рейн. Благодаря тому, что при отходе немцы не взорвали мост у Ремагена, на следующий день американцы захватили плацдарм на восточном берегу реки, а в ночь с 22 на 23 марта – еще один южнее Майнца.
28 марта Эйзенхауэр информировал Сталина о планах союзников нанести основной удар в направлении Эрфурт—Лейпциг—Дрезден, а второй в южной Германии и Австрии, чтобы предотвратить концентрацию там значительных сил немцев. Сталин на это удовлетворенно заметил, что такое решение «полностью совпадает с планами советского командования».
Накануне от своих информаторов он получил сведения о том, что за спиной Советского Союза немцы вступили в Берне в переговоры с союзниками о возможности капитуляции в Северной Италии. С германской стороны в переговорах участвовал генерал СС Вольф. Сталина насторожила эта закулисная игра.
И в послании Рузвельту от 29 марта он отметил: «Я не только не против, а, наоборот, целиком стою за то, чтобы использовать случаи развала в немецких армиях и ускорить капитуляцию на том или ином участке фронта, поощрить их в деле открытия фронта союзным войскам. Но я согласен на переговоры с врагом по такому делу только в том случае, если эти переговоры не поведут к облегчению положения врага, если будет исключена возможность маневрировать и использовать эти переговоры для переброски своих войск на другие участки фронта, и прежде всего на советский фронт».
Указывая, что немецкие войска «не окружены и им не грозит истребление», Сталин заключает: «Если немцы в Северной Италии, несмотря на это, все же добиваются переговоров, чтобы сдаться в плен, то это значит, что у них имеются какие-то другие цели, касающиеся судьбы Германии».
1 апреля, войдя в Падерборн, войска союзников завершили окружение Рурского промышленного района. На пути к Берлину перед англо-американскими частями осталась только 12-я армия Венка. И у Сталина были все основания подозревать союзников в неоткровенности действий и намерений. Это не было плодом его воображения. Документы свидетельствуют, что англо-американцы не собирались щепетильничать.
В этот же день, 1 апреля, Черчилль телеграфировал Рузвельту: «Ничего не окажет такого психологического воздействия и не вызовет такого отчаяния среди германских сил сопротивления, как нападение на Берлин… Существует и еще одна сторона дела, которую Вам и мне следовало бы рассмотреть. Русские армии, несомненно, захватят всю Австрию и войдут в Вену. Если они захватят также и Берлин, то не создастся ли у них преувеличенное представление о том, что они внесли подавляющий вклад в нашу победу … Поэтому я считаю, что с политической точки зрения нам следует продвигаться в Германии как можно дальше на восток и что в том случае, если Берлин окажется в пределах нашей досягаемости, мы, несомненно, должны его взять …»
Разведка доложила Сталину об этой телеграмме. В совершенстве владея методом политического анализа, он своевременно оценил ситуацию. И когда в ответе ему от 1 апреля 1945 года Рузвельт стал уверять, что переговоры в Берне, по сути, не начались, Сталин не принял объяснения президента.
«Надо полагать, – пишет он 3 апреля, – что Вас не информировали полностью. Что касается моих военных коллег, то они, на основании имеющихся у них данных, не сомневаются в том, что переговоры были и они закончились соглашением с немцами, в силу которого немецкий командующий на западном фронте маршал Кессельринг согласился открыть фронт и пропустить на восток англо-американские войска, а англо-американцы обещали за это обеспечить для немцев условия перемирия. Я думаю, что мои коллеги близки к истине… И вот получается, что в данную минуту немцы на Западном фронте на деле прекратили войну против Англии и Америки. Вместе с тем немцы продолжают войну с Россией – союзницей Англии и США».
Такая откровенность суждений и неоспоримость сталинских аргументов задели Рузвельта. В письме от 5 апреля президент США, отвергая обвинения в сговоре, предположил, что имеющиеся у Сталина «сведения, должно быть, исходят из германских источников, которые упорно стараются вызвать разлад между нами». Он выразил «крайнее негодование» информаторами Сталина «в связи с таким гнусным, неправильным описанием моих действий или действий моих доверенных подчиненных».
Сталина не могло удовлетворить подобное объяснение. Он понимал существо этих тайных интриг и допускал, что они плелись за спиной президента. Отвечая через два дня Рузвельту, Сталин не только защищал своих информаторов, но и призвал действовать, исключая всякую «возможность взаимных подозрений».
Открывая дорогу англо-американцам, немцы предпринимали активное контрнаступление в Венгрии. Именно сюда была переброшена 6-я армия СС. В письме Рузвельту от 7 апреля Сталин расценил это наступление как «главный удар».
Он сообщал президенту: «…Немцы собрали до 35 дивизий, в том числе 11 танковых дивизий. Это один из самых серьезных ударов за время войны, с такой большой концентрацией танковых сил. Маршалу Толбухину удалось избегнуть катастрофы и потом разбить немцев наголову, между прочим, потому, что мои информаторы раскрыли, правда, с некоторым опозданием, этот план главного удара немцев и предупредили о нем маршала Толбухина».
Поясняя свою позицию, он продолжал: «Трудно согласиться с тем, что отсутствие сопротивления немцев на Западном фронте объясняется тем, что они оказались разбитыми. У немцев имеется на Восточном фронте 147 дивизий. Они могли бы без ущерба для своего дела снять с Восточного фронта 15—20 дивизий и перебросить их на помощь своим войскам на Западном фронте. Однако немцы этого не сделали и не делают. Они продолжают с остервенением драться с русскими за какую-то малоизвестную станцию Земляницу в Чехословакии, которая им столько же нужна, как мертвому припарки, но безо всякого сопротивления сдают такие важные города в центре Германии, как Оснабрюк, Мангейм, Кассель. Согласитесь, что такое поведение немцев является более чем странным и непонятным».
Предусмотрительное уведомление Сталина принесло отрезвляющий результат. Главнокомандующий союзными войсками в Европе Дуайт Эйзенхауэр, поддержанный американским правительством, отклонил просьбу английского коллеги Монтгомери о выделении ему 10 дивизий для наступления на Берлин.
На провокационный призыв Черчилля Эйзенхауэр дипломатично ответил: «Конечно, если в какой-либо момент сопротивление будет внезапно сломлено по всему фронту, мы устремимся вперед, и Любек и Берлин окажутся в числе важнейших целей».
Безусловно, теперь взятие Берлина становилось не только стратегическим, но и политическим моментом войны. И Сталин не мог сбрасывать этот аспект со счетов. 1 апреля 1945 года на совещании в Ставке был обсужден план Берлинской операции. Он отчетливо понимал, что для советского народа, вынесшего на своих плечах все тяготы войны, взятие германской столицы становилось, кроме всего прочего, еще и делом национального престижа.
Начиная совещание, Верховный повернулся к Штеменко и предложил ему зачитать вслух телеграмму о закулисных манипуляциях Черчилля. После этого он почти риторически спросил: «Так кто же будет брать Берлин: мы или союзники?»
Сталин считал, что для взятия столицы Рейха будет достаточно сил одного фронта. По предварительному плану предусматривалось, что Берлин будет брать 1-й Белорусский фронт. Содействуя этой задаче, 1-й Украинский должен был осуществить разгром немецких сил южнее города. Сталин сказал: «Мы должны взять Берлин в кратчайший срок, не позднее 16 апреля, и все закончить в течение 12—15 дней».