Страница 142 из 176
В ночь на 25 ноября от железнодорожной платформы в районе Кунцево отошел поезд. О его маршруте не знал никто, кроме ограниченного круга лиц. Литерный, проследовал через Кизляр, затем – через Махачкалу. Он шел на Сталинград. Время от времени поезд останавливался и подключался к линии высокочастотной связи. Это Верховный главнокомандующий требовал последние сводки с фронтов.
Начальник Оперативного управления наносил обстановку на карты и заносил их в салон-вагон. Там он докладывал Сталину о действиях 2-го и 3-го Украинских, 1-го и 2-го Прибалтийских фронтов. Именно в эти дни тревожная ситуация сложилась на 1-м Украинском фронте. Овладев Киевом и Коростенем, советские войска с трудом сдерживали контрнаступление немцев в районе Житомира и Фастова.
Накануне противник захватил Житомир, и уже в поезде Штеменко доложил Верховному об окружении Коростеня. На гремящих артиллерийскими канонадами рубежах, где открытия второго фронта ждали давно, никто, конечно, не подозревал о предстоявшей встрече трех руководителей антигитлеровской коалиции.
Вечером следующего дня состав прибыл в Баку. Встреча лидеров Большой тройки готовилась в обстановке огромной секретности. Даже С.М. Штеменко, регулярно передававший Сталину информацию о положении на фронтах, узнал о поездке в Тегеран, только «оказавшись вместе со Сталиным и Ворошиловым на борту самолета в Бакинском аэропорту».
Прибывшего на аэродром Сталина встретили командующий ВВС А. Новиков и командующий авиацией дальнего действия А.Е. Голованов. Новиков доложил, что один Си-7 поведет генерал-полковник Голованов, а второй—полковник Грачев. Через полчаса пойдут еще две машины с сотрудниками МИДа.
– Генерал-полковники редко водят самолеты, – сказал, размышляя вслух, Сталин, – лучше мы полетим с полковником. Штеменко тоже полетит с нами, в пути доложит обстановку, – добавил он, уже поднимаясь по трапу самолета. Спустя три часа два транспортных самолета, сопровождаемые девяткой истребителей, появились в голубом небе Тегерана.
Хотя встреча «Большой тройки» готовилась под завесой глубокой секретности, все службы разведок союзников получили информацию о том, что немцы узнали о месте ее проведения и спешно готовят покушение на ее лидеров. Тегеран был наполнен разведчиками и спецслужбами воюющих государств, как консервная банка сардинами.
Уже по прошествии многих лет Черчилль писал: «Я был не в восторге от того, как была организована встреча по моем прибытии на самолете в Тегеран. Английский посланник встретил меня на своей машине, и мы отправились с аэродрома в нашу дипломатическую миссию. По пути нашего следования в город на протяжении почти трех миль через каждые 50 ярдов были расставлены персидские конные патрули. Таким образом, каждый злоумышленник мог знать, какая важная особа приезжает и каким путем она проследует. Не было никакой защиты на случай, если бы нашлись два-три решительных человека, вооруженных пистолетами или бомбой…
Здание английской миссии и окружающие его сады почти примыкают к советскому посольству… Американская миссия охранялась американскими войсками, находилась более чем в полумиле, а это означало, что Сталину и мне пришлось бы дважды или трижды в день ездить туда и обратно по узким улочкам Тегерана…»
О том, что немцы готовят покушение на лидеров «Большой тройки», Сталин знал еще до приезда в Иран. Впрочем, по первоначальным планам первая встреча в верхах должна была состояться не в Тегеране. Союзники предлагали провести ее в Касабланке.
Но Сталин не дал на это согласия. «Когда встал вопрос о Касабланке, – пишет сын Берии, Серго, – как месте проведения конференции на высшем уровне, Алжир тут же заинтересовал нашу разведку и Генеральный штаб. Прежде всего необходимо было развернуть узел связи. Тогда я и попал в Северную Африку. Летали из Ирака на английском самолете… с английским экипажем. Пробыли мы в Касабланке дней пять или шесть, но поступила команда «Отбой!», пришлось возвращаться».
В Тегеране советская миссия располагалась в парке, с надежной охраной, и американскому президенту было предложено поселиться в ее помещениях. Сначала президент отказался. Черчилль вспоминал: «Я всячески поддерживал просьбу Молотова к президенту переехать в здание советского посольства, которое было в три или четыре раза больше, чем остальные, и занимало большую территорию, окруженную теперь советскими войсками и полицией. Мы уговорили Рузвельта принять этот разумный совет, и на следующий день он со всем своим штатом, включая и превосходных филиппинских поваров с его яхты, переехал в русское владение, где ему было отведено обширное и удобное помещение».
У Сталина не было иллюзий в отношении намерений Черчилля, имевшего значительное влияние на американского президента и всеми средствами проводившего в ходе войны свой курс приоритета британских интересов. Очевидно и то, что одной из основных целей встречи Сталина с главами союзных государств, от которой он долгое время отмежевывался, было желание настоять на открытии второго фронта.
За его спиной союзники трижды отступили от своих обещаний, и он не мог не воспользоваться встречей, чтобы попытаться переломить ситуацию. К решению этого уже перезревшего вопроса его подталкивали те неисчислимые жертвы, которые нес советский народ в результате войны. Он не мог дать союзникам и дальше замораживать свои обязательства и решил перехватить инициативу.
Но как это сделать? Какие побудительные мотивы могли склонить партнеров по большой коалиции к решительным действиям?
Это были далеко не единственные и отнюдь не праздные вопросы, вставшие перед ним во всей своей остроте. Он прекрасно понимал, что только убедительными аргументами он сможет переломить ситуацию, а для неоспоримой логики ему была необходима объективная информация. Он хотел знать действительные намерения партнеров. Он учитывал также незыблемое правило: чтобы заставить человека что-либо сделать, нужно его заставить страстно этого пожелать.
Но чего желали его союзники? Были ли они вообще готовы к более продуктивному ведению войны? И он нашел способ получить такую информацию. Уже по прибытии в Тегеран, свидетельствует Серго Берия, его пригласили к Сталину. «Я специально отобрал тебя, – начал разговор он, – и еще ряд людей, которые официально нигде не встречаются с иностранцами, потому что то, что я поручаю вам, это неэтичное дело…» Выдержал паузу и подчеркнул: «Да, Серго, это неэтичное дело…» Немного подумав, добавил: «Но я вынужден… Фактически сейчас решается главный вопрос: будут они нам помогать или не будут. Я должен знать все, все нюансы… И вот какая задача стоит перед тобой…»
Речь шла о том, что Сталин поручил специалистам организовать прослушивание кулуарных разговоров участников американской делегации, «случайно» переехавшей в здание советской миссии. Впрочем, он напрасно щепетильничал в организации такой акции. Он не был первым, кто поставил технический прогресс на службу «открытой» дипломатии. Впоследствии, по мере роста технического уровня цивилизации, использованные им методы стали неизбежной рутиной закулисного дипломатического мира. Он знал, с кем имеет дело, и готовил психологически полезную ситуацию, заставив «работать» на себя даже лукавого Черчилля.
«Что касается технологии, – пишет Серго Берия, – обычная запись, только магнитофоны того времени были, конечно, побольше… Все разговоры записывались и обрабатывались. Но, конечно же, Сталин не читал никогда, да и не собирался читать весь этот ворох бумаг… Основной текст, который я ему докладывал, был небольшой по объему, всего несколько страничек… Сами материалы были переведены на русский, но Сталин заставлял нас всегда иметь под рукой и английский текст…
Он вообще очень тщательно готовился к любому разговору. У него была справка по любому обсуждаемому вопросу, и владел предметом разговора досконально… он читал русский текст и спрашивал: «Убежденно сказал или сомневался? Как думаешь? А здесь?.. Пойдет на уступки? А на этом будет настаивать?..» Конечно, на все эти вопросы при всем желании не ответишь. Поэтому работали серьезно. Учитывали и тот же тембр голоса, и интонацию».