Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 19

Ну уж, не настолько ты отрезана, чтобы это помешало тебе сплетничать, фыркнула про себя Хестер, быстро шагая к поджидавшему ее экипажу. Болтовня старой фермерши ее взбудоражила. Неужели один из ее мальчиков в самом деле спутался с деревенской девчонкой? Как это нелепо, как глупо, как грязно! Как он смеет так позорить семью?! Наверняка это Энгус с очередным своим розыгрышем. Вечно выдумает какую-то ерунду. Как же можно так безответственно относиться к своему положению в обществе? Ну ничего, вот приедете вы домой на выходные, уж я вам все выскажу. Связаться с деревенской девицей! Просто немыслимо!

Выйдя из церкви, Гай еще раз удивился грозному выражению маминого лица. Что такое стряслось? Все утро она вела себя странно – ничего не говорит, только мечет свирепые взгляды. Очередной фермер обманул? Дома она отшвырнула молитвенник, перчатки и указала близнецам на холодную гостиную.

– Туда… Оба, – приказала она, приглушив голос, чтобы ее не услышала служанка, которая как раз крутилась неподалеку в холле, развешивая их пальто и шляпы.

– Так. А теперь потрудитесь сообщить мне, кто из вас оказался настолько глуп, что оказывал знаки внимания девице Бартли.

Близнецы молча стояли рядом насупившись. Хестер не двигалась с места, ждала ответа.

– Мама, не смотри на меня так! – взмолился Энгус. – Я сто лет и близко не подходил к деревне! – Он обернулся к брату: – А Гай и вовсе… Только и сидит со стихами, книжку не выпускает из рук, по уши погрузился. Правда, Гай?

Спасибо тебе, Энгус, что выгораживаешь меня, но я отнюдь не стыжусь дружбы с Сельмой…

– Не вини Энгуса, мама. Это мы с Сельмой гуляли, катались верхом на Джемайме. Ты знаешь, она ужасно умная, готовится стать учительницей. Она понравится тебе!

– Я совершенно не собираюсь знакомиться с ней. В твоем-то возрасте – разгуливать с дочерью кузнеца, к тому же сомнительных религиозных взглядов! Да где же твой здравый смысл?! Тебе надо учиться, а не вокруг девушки виться, пробуждая в ней ложные ожидания. Ты слишком юн для подобных занятий, и к тому же идет война! Энгус, почему ты мне ничего не сказал? – набросилась на него Хестер.

Энгус пожал плечами и усмехнулся:

– Для меня это точно такая же новость…

– Гай, что ж ты молчишь? Нечего сказать? Да перестаньте вы переглядываться как два дурачка!

– Прости, мам, но мы не дети. Мы выросли и можем… записаться в армию…

– Да-да, возможно, в свое время, – оборвала их Хестер, отмахнувшись от не понятой ею всей серьезности сказанного.

– Другого времени не будет, мам. Есть только настоящее, – выпалил Энгус и вытянулся по стойке «смирно». – Мы теперь солдаты, записаны в действующую армию.

– Вы!.. – мать захлебнулась словами. – За моей спиной! Да я запрещаю вам!

– Ты не можешь запретить, мама. Все уже сделано. Через неделю-другую мы отбываем… Пока на учения.

Гаю стало до боли жаль мать – от ее запала и следа не осталось, она вмиг как-то сжалась и постарела. Она сидела очень прямо, совершенно бледная, онемев от их новости. Впервые он видел ее такой беспомощной.

– Отец… он знает о вашем… безумном поступке?

– Мы напишем ему. Но ничего другого он и не ждет от нас.





– Энгус, но ты не можешь идти… тебе нездоровится. Да ты просто не пройдешь медкомиссию!

– Не сгущай краски. Я поправился. А игра будет чертовски интересной. О, нет, ну не плачь, мам! С нами все будет хорошо, может быть, нас даже определят в один полк!

– Вижу, вы все спланировали тайком от меня. Мисс Бартли тоже знает о твоих планах? Осмелюсь предположить, что она-то и подтолкнула тебя – блеснуть доблестью, так сказать. – Хестер теперь говорила, почти не разжимая губ, крепко скрестив на груди руки.

– Ты несправедлива. Ее брат тоже идет на фронт. Все идут! Вы оба с отцом постарались, полдеревни отправились добровольцами.

– Но только не мои сыновья! Еще не время, не оба сразу! Почему вы не можете подождать? Ну зачем же так торопиться? – взмолилась она.

– Чем скорее уйдем, тем скорее начнутся учения, и тем скорее мы попадем на фронт. Хотелось бы успеть, пока война не закончилась. Ну как можно пропустить такое! – Глаза Энгуса жарко вспыхнули. – Гай будет все время при мне. Правда, братишка?

– Просто не могу поверить!.. Все сделали по секрету, как заговорщики, и я узнаю последней. Почему?!

– Ну, мы знали, как ты к этому отнесешься… Ты должна нас отпустить, как другие матери отпускают своих сыновей. И должна нас благословить, – сердечно попросил Гай, садясь рядом с нею и пытаясь вывести ее из этого слезливого состояния. Это так не похоже на маму…

– У меня нехорошее предчувствие. Все это слишком рано, преждевременно. Что я буду делать без вас?

– То же, что и всегда: будешь показывать всем, что ты самая храбрая, будешь заниматься своей благотворительностью, приходскими делами, поддерживать огонь в очаге, следить, чтобы мы не остались без чистых носков, носовых платков, домашнего мармелада, трубки табака и свежих газет. Не грусти! Лучше радуйся, что мы уже достаточно взрослые и можем послужить своей стране в трудный час.

– Ох, Гай, ты хоть понимаешь, что вы затеяли? – покачала она головой, не глядя на них.

– Не уверен, что понимаю все до конца, но уверен, что это наш долг и мы должны выполнить его именно теперь… Ну же, мамочка, не горюй, хватит разводить сырость. Вот и гонг на ужин. Ой, вот бы сегодня был жареный ягненок. Промокни слезы! У нас еще полно времени, учения-то – дело небыстрое. Возможно, они вообще рядом с домом будут – тут, в лагере Кэттерик. Не унывай, старушка! Это ведь не конец света!

Не конец света, но конец моего мира, рыдала Хестер, меряя шагами спальню поздним вечером. Мраморные часы нежно тикали, не поспевая за ударами ее сердца. Как же я буду жить, если с сыновьями что-нибудь случится? Как быстро несется жизнь – только вчера выползли из пеленок, пошли в школу – и вот уже уходят в армию, а Гай еще и с какой-то девицей спутался! Она, она за всем стоит, не иначе! Может быть, она и кажется примерной школьной паинькой, но в ее черных глазах так и вспыхивают дьявольские огоньки! Не позволю ей запустить когти в моего мальчика!

Хестер подошла к окну, отодвинула расшитые шторы. Ночное небо было усеяно звездами.

Что ж, в этом кошмаре есть один плюс, подумала она, вытирая глаза. Стоит Гаю уехать, как вся любовная лихорадка его испарится. А потом я познакомлю его с какими-нибудь достойными девушками нашего круга. Только девушки нашего класса, не какие-нибудь выскочки, те-то ничем не лучше прислуги. А пока что он, по крайней мере, будет слишком занят, чтобы потворствовать претензиям этой девицы. Энгус же… Тут Хестер чуть не блаженно улыбнулась. Уж она постарается, чтобы он не прошел дальше медицинской комиссии. Если выхода нет, то пусть уходит хотя бы один только Гай, но не оба сразу, боже милостивый, нет, молю тебя… Энгус останется с ней, чего бы ей это ни стоило.

Сначала лошади, потом мужчины, и постепенно деревня смолкла, течение дня почти не нарушалось звуками. Со вздохом я оглядываю толпу. Всем казалось, все это «отчасти блеф и не выльется во что-нибудь серьезное», как заявил старина Дики Беддоуз. Сколько лет я о нем не вспоминала. Вон он сидит под вязом, вельветовые колени подвязаны веревочкой, чтобы не разъезжались, посасывает пустую трубку и делится мудростью с теми, кто готов слушать. Но даже он замолчал, когда месяц шел за месяцем и в одном доме за другим закрывали ставни в знак скорби о сыне чьей-то матери, погибшем в местах, названия которых они не могли выговорить.

Затем начались обстрелы Хартлпула, Цеппелины сбрасывали бомбы на Скарборо и восточное побережье. Йоркшир подвергся нападениям. Это был ужас, которого мы не могли постичь. Крошечные малыши гибли под обломками домов; матерей, готовивших завтрак, взрывом уносило в вечность. Это оказался не блеф.

Как странно, я так отчетливо помню то время и так легко забываю, какой сегодня день недели или что я ела на ужин.