Короли побежденных

— Неужели вы так быстро сумели полюбить меня? — спросила она у Гуннара.

— Не сомневайтесь во мне, сударыня! — слова вылетели из него как из пушки.

Мэй взглянула на Аттери и увидела, что тот не находит себе места. В праздники у обоих было слишком мало времени, дабы обсудить, что делать с Гуннаром.

— Ваше Высочество, — произнесла Мэй нежным певучим голосом, — я верю вам. Верьте же и вы, что я была бы счастлива ответить «да». Но, увы, это выше моих сил!

— Почему, Ваше Величество? — быстро спросил посол.

— По нашим обычаям я еще слишком юна. Пожелай я вступить сейчас в брак, народ Лайи счел бы это неприличным.

Аттери и посол с восхищением следили за тем, как королева изобретает новый асенский обычай.

— Ваше величество. — Голос посла был так же мягок и нежен. Он и королева наконец дождались открытого поединка и с трудом сдерживали восторг. — Я глубоко почитаю ваши обычаи и ваш юный возраст. Но подумайте также о возрасте Императора, вашего сюзерена, да пошлют ему боги долгую жизнь. Он уже немолод, и, конечно, ему хочется как можно скорее увидеть вас, его духовную дочь, женой достойного человека и матерью наследников Лайи. Королева задумалась.

— Вы правы, — сказала она наконец. — Император, в самом деле, словно отец мне. А вы — его голос здесь, у меня во дворце. Поэтому прошу всех присутствующих простить меня, но я бы хотела поговорить с господином Арнульфом, как любая дочь говорит со своим отцом о свадьбе — наедине.

Посол с принцем снова переглянулись. Воспользовавшись моментом, Мэй подмигнула Аттери — на того жалко было смотреть. И принц, и Мастер Оружия так и не нашли, что сказать, и молча откланялись, гадая, повезло им или нет.

Противники остались одни и в первый раз открыто, не таясь, взглянули друг другу в глаза.

— Почему вы отказали Гуннару? — резко спросил посол.

— Потому, что я не испытываю к нему любви.

— Простите меня, прекрасная госпожа, но я буду говорить прямо. Это — приказ Императора.

Мэй тихонько рассмеялась:

— Господин Арнульф, вы, без сомнения, прекрасно знаете имперские законы, в том числе те, что касаются Империи и Лайи. Император не выбирает мне мужа. Имя называю я, а он лишь соглашается с моим выбором или отвергает его. И вы хотите сказать, что Император издал приказ, который противоречит его собственному закону?

Посол онемел. То, что она говорила, было ясно как день, но прежде просто не приходило ему в голову. Ни ему, ни, по всей видимости, Берту. Они все-таки ядовитые твари, эти асены.

Спокойствие посла вовсе не было таким незыблемым, каким казалось. Изображая все эти дни мишень для шуток асенов, он не терял времени даром. Он уже мог с точностью сказать, сколько кораблей приходило в дельту за этот год, где и кто чеканит фальшивую монету, сколько пушнины, серебра и золота уходит в Империю незаконными путями. Тардские чиновники забросали посольство донесениями. Он мог хоть завтра посадить в тюрьму половину Лайи. Не мог он лишь одного — доказать, что королева была причастна к этому беззаконию или хотя бы знала о нем. А без ареста королевы во всем остальном смысла было не больше, чем в ловле ящериц. Все, что он разрушит, будет построено заново в следующую ночь. Однако, попытайся он выдвинуть хоть какие-нибудь обвинения, его ждут лишь финты вроде этого. Нет, только она сама должна отдать себя в его руки. И она это сделает. Она видела Теодора, видела Гуннара. Она знает, что Императору нужен законный повод, чтоб посадить на трон Лайи свою марионетку. Она боится за свою жизнь. Она боится за Эрвинда. Она должна где-то ошибиться.

А пока что Мэй тряхнула волосами и весело сказала:

— Впрочем, самым разумным будет забыть об этой досадной ошибке. Более того, я прошу вас передать Императору, что я готова назвать имя своего жениха.

— Я могу узнать, кто это, прекрасная госпожа?

— Можете. Ваш переводчик.

Арнульф почувствовал, что медленно восстанавливает равновесие. «Все-таки Берт не дурак», — подумал он.

— Но что я буду делать без него?

— Вы прекрасно говорите по-асенски.

— Спасибо, Ваше Величество, но все же посольство без переводчика будет выглядеть как-то несолидно.

— А мы обучим вашего врача. Мои дамы с удовольствием этим займутся.

Посол поневоле рассмеялся:

— Но, прекрасная госпожа, вы же сами говорили, что для вас неприлично так рано выходить замуж. А если еще вспомнить, что принц Эрвинд был изгнан вашим отцом и народ до сих пор его ненавидит — тому, согласитесь, есть веские доказательства, — то у ваших поданных будут все основания для недовольства. Вы не боитесь?

Он задавал вопрос не без тайного умысла — надеялся, что Мэй скажет наконец, почему был изгнан Эрвинд. Королева прищурилась и положила подбородок на переплетенные пальцы.

— С вами, посланником Императора, я могу быть откровенна. Король Эрвинд давно желал нашей свадьбы. И он отослал прочь своего сына лишь потому, что боялся, как бы наша любовь не вспыхнула раньше времени и не стала причиной нашего позора и бесчестья. Кроме того, он, возможно, хотел, чтобы принц Эрвинд познакомился с Его Императорским Величеством.

Арнульф не поверил и мгновение спустя понял почему. «Эрвинд» и «бесчестье» — невероятное сочетание. Вот если бы ее изгнали из страны, он бы не был удивлен.

— У вас на все есть ответ, — сказал он с улыбкой. — Но у меня тоже есть ответ: это невозможно. Император никогда не даст согласия на этот брак.

— Он согласится, если его убедите вы. Все знают о вашей дружбе.

— Но я тоже не считаю это лучшим выходом для Империи и для Лайи. Почему я должен убеждать моего друга в том, во что не верю сам?

— Потому что у вас нет другого выхода. Вы тайком от Императора связались с Домом Ойсина, господин Арнульф. Доверие, которое вы оказываете моим аристократам, — большая честь для меня. Но думаю, если Император узнает об этом, у вас будут неприятности.

Посол вторично потерял дар речи. Такого с ним не случалось никогда. Эта девчонка пугала всерьез. И самое мерзкое, что она снова была права. Император мог в любой момент умереть, а потому посол давно позаботился, чтобы его капитал хранился вне Империи. В конце концов, он тоже обязан был думать о своей семье.

— Вы можете это доказать? — спросил он как можно бесстрастнее.

— Не здесь и не сейчас. Но могу.

Он спросил себя: «Можно ли ей верить?» Он ясно видел все признаки влюбленной женщины: перемежающиеся бледность и румянец, расширенные зрачки, подрагивающие ноздри. Такие могут врать и сами верить в свое вранье. Но с другой стороны, она же асенка! Или не асенка?

— Не здесь и не сейчас — это не доказательство. Я не верю вам.

— Хорошо. Тогда я выполню свою угрозу. Это послужит хорошим уроком для следующего посольства.

И он сломался. Самым пошлым образом. Вспомнил того мальчишку-аристократа на балу, и все встало на свои места. Она, похоже, здорово его опутала и теперь вертит им, как хочет. И без колебания натравит их друг на друга. Она действительно влюблена.

— Хорошо, — сказал он сердито, — я буду говорить с Императором о вас и… моем переводчике. Но я не могу ничего обещать.

Она улыбнулась:

— А я и не требую от вас обещаний.

Выходя из зала, он подумал: «А ведь не будь она так молода, не будь королевой, мы могли бы любить друг друга. Как это было бы ужасно!»

Рейнольд также занимался разбором бумаг. И так же безуспешно. Гораздо приятнее было снова обсудить с самим собой свои достижения. Во-первых, он убедился, что не ошибся в Мэй. Любая девушка Лайи была бы счастлива, если бы он разок посмотрел в ее сторону. Мэй не дала себя поцеловать, следовательно, она не «любая девушка», следовательно, она ему подходит.

Во— вторых, на балу он показал им всем, кто здесь главный. И ей, и тому тарду. Кстати, похоже, что это и был знаменитый жених из Империи, о котором говорили на Совете. Итак, в-третьих, Совет. Вот где действительно было весело. Его выходка, разумеется, тут же стала известна всему городу. Родня взвыла и вызвала его пред светлые очи. Дядя первым понял, что к чему, и поинтересовался с некоторым сожалением в голосе: -Это ты дал ей деньги?