Водонос умер

В переулке есть небольшая площадка, где ребята, живущие в квартале, устраивают свои игры. Площадка очень удобная — по ней не проезжают повозки, она расположена вдали от шумных и многолюдных улиц. К тому же здесь достаточно соблазнов, которые делают площадку объектом самого большого внимания со стороны мальчишек.

Прежде всего это колонка, представляющая из себя небольшой каменный бассейн, из одной стены которого выходит металлическая труба. Захочется попить воды — прикладывайся к трубе и пей на здоровье.

На площадке растет огромное тутовое дерево, раскинувшее далеко вокруг себя пышные ветви, которые дают тень не только колонке, но и всему переулку.

В Кошачьем переулке всего несколько небольших домов, стоящих по обеим его сторонам, да напротив колонки и тутового дерева еще один домишко. Жителями переулка являются хозяева лавок и лавчонок, расположенных неподалеку. Это уже знакомые нам мясник аль-Хишт, зеленщик Зейн, бакалейщик Шеха, хозяин фруктового ларька Ахмед. Жили здесь и ремесленники: плотник Махмуд Мастарейн, штукатур Али аль-Хама, обезьянщик Хусейн. Все они настолько друг друга знали, что жили как одна семья. Объединяло их и то, что они жили рядом, и то, что столовались или в харчевне «эмиров», или в харчевне Замзам, и то, что свой досуг они проводили в кофейне, расположенной на соседней улице аль-Баггаля.

Дома в переулке были старыми, с облупившимися стенами. Просто удивительно — как они еще не развалились. Разумеется, переулок был грязным, как все переулки и улицы в народных кварталах. Кошачий переулок отличался от них лишь тем, что в конце его была водоразборная колонка и тутовое дерево, придававшее ему определенную красоту, сглаживавшую неприятное впечатление от кучи мусора и объедков, сваленных недалеко от одного из домов.

Для Сейида и его приятелей Кошачий переулок был очень красивым. Дом, где жил Сейид, ничем не отличался от остальных: двухэтажный, нижний — каменный, второй — деревянный, с обсыпавшейся штукатуркой. В дом ведет толстая деревянная дверь с железной щеколдой. В двери — небольшое окошко с давно выбитым стеклом. Петли у двери почти оторваны, поэтому закрыть ее невозможно.

Дверь и стены дома исписаны ребятишками. Пишут они все, что им приходит в голову. Тут и ругательства, и выдержки из корана, и различные имена. Из всех надписей выделялась одна: «Молодец, Сейид!» Понятно, что ее автором был сам Сейид. В правом верхнем углу двери едва различался номер дома.

Если войти в дверь, то можно увидеть довольно большой двор. Перед очень старой полуразрушенной лестницей сидит старушка, рядом с которой гуляют два гуся и коза.

Вдруг старушка услышала стук колес тележки и шаги людей. Она подняла голову и повернулась к двери, но ничего не увидела. Она была слепой. Однако старушка не ошиблась. По звуку она определила, что пришли Шуша и Сейид: муж ее дочери и внук.

Шуша завел тележку в угол двора, подошел к старушке и, прогнав гусей, ласковым голосом сказал:

— Прости, мамаша, за беспокойство. Я принес тебе брынзу и арбуз.

— Храни тебя бог, сынок. Накрыть стол? Жена паломника Махмуда приготовила сегодня луковый суп. Обещала дать нам тарелку. Сейид, поднимись и возьми тарелку.

— Спасибо, мы уже пообедали у паломницы Замзам.

— Зачем же было утруждать себя и покупать брынзу и арбуз? Я бы уж как-нибудь обошлась.

— Пустяки, мамаша Амина… Ты поешь дома?

— Оставь меня здесь, на воздухе.

— Принеси-ка столик, Сейид!

— Да зачем он? Дай мне немного брынзы и дольку арбуза!

Сейид вошел в дом и через минуту вернулся с маленьким низким столиком, который он поставил перед своей бабушкой. Тут же раздался грохот деревянных башмаков на лестнице. Сверху сбежала Закия, дочь муаллима Хишта. Она несла тарелку лукового супа.

— А вот и суп, тетушка!

Матушка Амина сказала:

— Ну зачем все эти заботы? Оставь суп на ужин.

— Почему, тетушка?

— Дядюшка Шуша и Сейид съедят.

— Тогда поедим вместе. Отец обедает в лавке, а братишка в школе. Остаемся мы с матерью. Позову-ка я ее, пусть немного подышит воздухом.

Закия закричала:

— Мама, мама!

Сверху раздался голос матери Али:

— В чем дело, Закия?

— Тетушка Амина обедает одна. Бери еду и спускайся. Пообедаем вместе с ней.

— Хорошо, дочка. Сейчас спускаюсь. Оставь тарелку внизу и приходи забрать остальное.

Через несколько минут во дворе воцарилось молчание. За столом сидели матушка Амина, матушка Али и Закия. Все трое были воплощением доброты и непритворного благородства, доброты бедняков, которые делятся друг с другом даже самым малым, что у них есть.

Матушка Али, жена муаллима Хишта, ее дочь Закия считали своим долгом заботиться о матушке Амине так, как бы они заботились о своей матери. Да и то правда, старушка была очень доброй. Она по-матерински относилась не только к обитателям своего дома, но и к жителям всего переулка. Еще никто ни разу не слышал от нее худого слова. Бывало, что ее обижали, но старушка никогда не отвечала на обиды. Ее сердце всегда прощало обидчика.

Старушка любит душевно поговорить с людьми. Благодаря своей доброте она имеет большой дар убеждения. Она всегда стремится добрым словом смягчить жизненные невзгоды людей, постоянно хочет делать людям приятное.

Сейид больше всех на свете любил свою бабушку. Со своей стороны она проявляла к нему крайнюю степень заботливости. Мальчик часто сравнивал свою бабушку с паломницей Замзам. Он спрашивал себя: как мог быть творцом этих двух удивительно противоположных женщин один бог? Как он мог одновременно произвести на свет эту груду подлости и зла, эгоизма и ненависти и этот поток, полный доброты, благожелательности и самопожертвования? Что толку в том, что Замзам ходит в мечеть молиться? Кто более угоден аллаху: Замзам со своим богатством или матушка Амина, у которой ничего нет?

Женщины закончили трапезу. Муаллим Шуша молился в одном из тенистых уголков двора.

Закия убрала столик, собрала остатки еды и отдала их козе и гусям. Из дома раздался голос Сейида:

— Бабушка, ты не убирала из-под подушки мешок с беле?

Матушка Амина ответила:

— Посмотри под матрацем, может, я их положила туда, когда выбивала подушки.

Сейид со смехом ответил:

— Вот он, нашел. Ну, и напугала ты меня, бабка! Я уж думал, что беле пропали. Вот была бы история! Сегодня я хочу их все взять с собой.

— Я нашла у старьевщика большой никелевый шар. Он должен тебе понравиться.

— А где он?

— Вот… Ну, как?

— Ого, вот это шарик! Должно быть, в свое время ты сама играла в беле?!

Женщины уселись в тени и завели свои разговоры. Шуша пришел к себе в комнату и растянулся на кровати, отдавшись блаженству отдыха после тяжелого трудового дня. Отдыхая, он начал считать в уме количество бурдюков, которые развез за сегодняшний день. Сорок пять во дворец… Двенадцать — Умм Абдалла… Пятнадцать — доктору… Тридцать — в харчевню… Потом… Еще… И глаза его закрылись. Шуша погрузился в сон.

В это время Сейид вытащил свои беле из-под матраца и начал их пересчитывать. На прошлой неделе он выиграл около двухсот. Начал он всего с десятка, а теперь стал владельцем более трех сотен беле. Сегодня, даст бог, он доведет их число до четырех сотен. Тем более, что бабушка купила для него у старьевщика отличную биту… Быть сегодня большому сражению. Единственно, что пугало Сейида, — ребята запретят ему играть новой битой. Но у него же есть старая, поменьше. Кстати, где она? Должна быть в мешке. Сейид громко крикнул:

— Бабушка!

Она тихо ему сказала:

— Не так громко, Сейид. Ведь твой отец спит.

Сейид нетерпеливо, но потише спросил:

— А где старая бита?

— Зачем она тебе?

— А вдруг ребята не разрешат мне играть новой?

— Почему?

— Так она очень большая.

— Ту я отдала старьевщику.

— О, черный день! Что же мне делать?

— Ничего страшного. Подожди до завтра, и я возьму твою старую биту обратно. Старьевщик бывает у нас каждый день.