Чабор

Бардак что-то кричал, корчась в страшных судорогах. На крик прибежали слуги, и вскоре Росу унесли и привязали к пыточному деревянному щиту в дальних покоях замка. Тело девушки, вдруг переставшее быть желанным царю Бардаку, вдавили в пропитанное кровью тёмное дерево жёсткими верёвками, а её гордость — толстую, тёмную косу — пригвоздили к щиту страшным колдовским гребнем. Царевна тут же перестала двигаться.

Безутешный царь Темнолеса промучился бы целую вечность, но вскоре на его бронзовом Жезле Власти поднялись дыбом многочисленные кошачьи усы, венчающие этот волшебный предмет царской власти. Бардак моментально утешился, выгнал всех прочь и, хромая, отправился к жертвенному колодцу в глубине дворца.

ЛАРЬ 3 КЛУБОК 4

КЛУБОК 4

Чабор остановился так резко, что Тарина даже взвизгнула от неожиданности.

— Тихо, — прошептал Водар, идущий впереди всех. Он старательно вслушивался в тишину весеннего леса, где ещё так мало было от грядущего летнего многоголосья. — Ничего из-за вас не слышно, — ругался сайвок. — То топочете, как кони, то визжите.

— А я говорил, — пробасил Станимир. — Не надо было царевну брать. Опасно это.

Тарина промолчала, виновато вглядываясь в напряжённую спину Чабора.

— Оставлять тоже небезопасно, — вступился тот. — Утащат и эту, что тогда?

— Т-с-с-с, — шипел Водар. — С тобой лес слушать, что с сопливыми есть…

Сайвок сердился не на шутку. Только ему одному из четверых было известно, как шуршат шлифовальные камни каменотёсных мастерских сайвоков, а за долгие годы его слух, не ровня нюху, значительно притупился.

В лесу звук шлифовален запросто можно спутать с цвырканьем и шуршанием сверчков, жуков, кого угодно. Благо — сейчас весна, и вся живность только начинает просыпаться, а значит, шансы найти родичей у сайвока были неплохие, если бы, конечно, ему не мешали слушать.

— Эй, малокровный, — прошептал Станимир, — а ну как не добежал твой братец, а? Ух, и не поздоровится нам! Ведь батя твой предупреждал…

— Добежал, не волнуйся, — огрызнулся сайвок. — Ты лучше рот закрой, а то ещё какой-нибудь скворец его за дупло примет, червей натаскает. Ведь просил же...

— И правда, Станик, — поддержал сайвока Чабор, — не мешай.

Из-за толстого ствола вековой ели внезапно появился брат Водара Перестар.

— Где вы болтаетесь? — тихо и с укоризной спросил «старательный и точный сайвок» (так его всем представлял отец).

— А вот и он, — вздохнул Водар. — Ты, по всему видать, пострел, везде успел?

— Да уж не тебе чета, — подмигнул спутникам брата Перестар, повернулся, зашёл за дерево и исчез.

— Куда это он? — спросил Чабор.

— Явится, куда ему деваться? — лениво отмахнулся Водар. — Вечно лезет, куда его не просят, выскочка.

И на самом деле, Перестар тут же появился снова. Он быстро отыскал потайной вход в подземные галереи, и вскоре на мрачной и сырой поляне уже ничто не говорило о недавнем присутствии людей.

Ведомые Перестаром и Водаром, гости подземного города, пройдя недолгий путь уже привычными им тёмными проходами, пересекли два низких рабочих зала, освещённых странными светящимися камнями. За широкими столами сидели старательные трудяги-сайвоки, шлифуя и полируя драгоценные камни и самоцветы. Изумлённые появлением людей, малыши пугливо сопровождали пришельцев удивлёнными взглядами.

В третьем зале к нашим друзьям примкнул ещё один сайвок, представившийся Кремнем. Чего-чего, а энергии этому малышу было не занимать. Он шнырял меж ног людей с поразительной быстротой, появлялся то впереди, то сзади, попутно изумляясь мудрости и прозорливости старика Таратора.

— Какой план! — хватаясь за голову, вопил этот вездесущий Кремень, и все за исключением одного Перестара, спрашивали себя: «Какой план?»

Загадки сородича вконец замучили Водара, и он всё же умудрился успокоить этого не в меру энергичного проводника, заставив того наконец всё объяснить. Оказывается, старик Таратор послал сына не с простым уведомлением о прибытии гостей, а с приказом царя помочь им, чем только можно. А вот помочь можно было (по мнению того же Таратора), прорыв временный ход к брошеной галерее. Вот тут-то и скрывается мудрость и прозорливость старого сайвока.

«Однажды, — рассказывал Кремень, — давным-давно, грабари (сайвоки, копающие тоннели и ходы) нашли очень богатый пласт камней и самородков. Разрабатывая новые галереи, мастера-проходчики забрались невесть куда. Нашей радости не было предела, ещё бы! Такие богатства даже «горным» не снились, но! Все работы пришлось закрыть.

Дело в том, что, продвигаясь всё дальше, грабари вдруг вышли прямо в какой-то зал, наверх из которого уходил колодец. В центре зала покоился жертвенный камень Тёмных Богов, со всей положенной недоброй атрибутикой и символикой. Местечко гиблое, в такое попасть — совсем пропасть. Ход быстро замуровали, следы замели, а двое смельчаков по верёвке выбрались из колодца и, попав прямо во дворец Бардака, каким-то чудом удрали оттуда невредимыми…».

Кремня слушали с интересом, но, по правде сказать, так толком ничего и не поняли. Едва гости стали уточнять да спрашивать, рассказчик тут же всё прояснил.

— Вся мудрость Таратора в том, — многозначительно поднимая палец к потолку, старательно чеканил хвалебные слова в адрес дальнего родственника Кремень, — что он просчитал всё наперёд.

Бардак наверняка ничего не добьётся от царевны. Просто убивать её он тоже не станет, значит, принесёт в жертву Чернобогу, там, в колодце. Мы с грабарями пророем ход и оставим вас в этом Чёрном храме. С сожалением вынужден вам сообщить, что пути назад в наши галереи у вас уже не будет.

Нам, сайвокам, и так придётся перейти все границы дозволенного в этом щекотливом деле, …и это уже во второй раз. Если Бардак и его слуги унюхают, кто роется у них по соседству — нам не поздоровится. Все наши труды на сотни лет пропадут. Придётся уходить отсюда, бросая наши галереи слугам Бардака.

Мы оствим вас там, и дальше, уж извините, дело ваше. Битва вас ждёт великая, ведь на это жертвоприношение придут все слуги Бардака, лучшие из лучших. У него страшные слуги, страшные Боги. Победить и тех и других — задача невыполнимая для смертного, но, как сказано в харатьях, «придёт герой — станет мир». Ведь у вас собой меч Индры…

Сайвок говорил что-то ещё, но Чабор его уже не слышал. Фразу о герое и мире, произнесённую малышом, он слышал уже второй раз, и, в отличие от первого, этот едва не заставил его взорваться смехом. Как можно было возмущаться тем, что его, Чабора, здесь всё время зовут героем. Дело-то не в нём! Наверняка фраза, взятая из Харатий, на самом деле звучит: «Придёт герой — Станимир»!…

Через затхлые пыльные ходы брошеных галерей к дальнему тупику, где и крылась тайна восточной части, их сопровождали неутомимый Кремень и около двух десятков сайвоков-грабарей. Добравшись до цели, они сразу же приступили к работе. Дело своё они знали хорошо: отправляясь один за другим в быстро откапываемый ход, они становились цепочкой, меняясь местами, давая отдохнуть передним. Едва только грабари успели разогреться, движение остановилось. Передние сайвоки долго прислушивались к тонкой стенке свежевырытого хода, после чего подтолкнули её, и она рассыпалась, обнажая светящееся мягким, слабым светом пыльное пространство. Так наши герои, которым приходилось двигаться внутри свежевырытого, узкого хода на карачках, проникли в святая-святых царя Бардака.

Едва Водар и Перестар успели засыпать сухим песком оставшиеся на полу чёртова колодца растоптанные комья сырой земли, за стеной хлопотавшие вовсю грабари уже почти закопали обратно вырытый ими же ход. Перестар, заканчивая с маскировкой, отряхнулся от пыли и предусмотрительно воткнул в стену, где совсем недавно зияла дыра, несколько сухих корешков, оторванных рядом. Теперь и сами непрошеные гости Бардака не смогли бы отыскать место, откуда они вошли в этот страшный колодец…

Царь Темнолеса спешил, вторично спускаясь к узкому каменному коридору к жертвенному колодцу. Уже во второй раз за день волшебный жезл «звал» его туда. В первый злые духи и бесы, явившиеся на зов царя Темнолеса, предупредили о том, что следует поспешить с жертвой, а теперь к алтарю Тёмных Богов явился сам Чемор.