Чабор

— А ну, стой! — решил не испытывать судьбу юноша. — У меня меч!

— Тьфу ты! — отозвался из темноты Водар. — Напугал, дурак…

— Так это ты-ы-ы? — недовольно пропел Лесной, злясь на друга из-за прерванного сна.

— Нет, не я, — перешёл на шепот сайвок, взбираясь на кровать Чабора и устраиваясь у него в ногах. — Это царевна к тебе явилась помурлыкать перед сном…

— Одолел ты со своими царевнами, — обиделся Чабор. — Ты больной, Водар, ей богу. Башка твоя завернулась на них. Тебе, видать, время пришло жениться? У вас, у сайвоков, как там, в какие годы, а? Вот, …точно. Понятно теперь, отчего ты бредишь красавицами. Вон, и платок их носовой себе забрал…

— Тхы, славный юноша, — глухо постучал по чему-то в темноте сайвок, — я ведь не о себе пекусь, а о тебе. Сайвоки, кстати, на людях не женятся. У нас с этим проще, раз и готово. Не надо мучиться, вздыхать, томиться. За колоннами прятаться от ненаглядного, терять платочки. Вообще, коль уж такие феи прячутся, то и голову могут потерять, не то платочки.

— Ты это про что? — не понял Чабор. — Про меня? Про тот платок?

— Про тот самый, о, несравненный Лесной…олух! Я своим глазам и носу верю. Имени её я тебе не скажу — сердце подскажет при случае, а вот знать про сие ты должен, чтоб не ранить ненароком обидой девичье сердце.

— Интересно, как это? — начал рассуждать Чабор, чтобы не выдать собственного волнения. — Ну, каково это? Что чувствует человек? Что заставляет его делать такое… такие… в общем, что именно?..

— Эко тебя понесло по кочкам! — захихикал сайвок. — Вот примерно то же и чувствуют, только во много раз сильнее. А может, и нет… Могут и вовсе ничего не чувствовать. Им хорошо, и всё.… В общем, я сам толком про это не знаю. Так, приблизительно, да и то только сегодня слегка прикоснулся к этому таинству…, нюхая одну траву…. Эй, да ведь я затем к тебе и пришёл. Помощник мне нужен в одном хитром дельце. Поможешь, по старой дружбе?

— Какое это «дельце»? — насторожился Чабор. — Ты уж скажи, а я подумаю. Мало ли что у тебя в голове?

— У, хитрый какой парень Лесной. Я, значит, скажу, а ты откажешься. И что мне тогда? Нет уж, давай ответ. Мне, понимаешь ли, нужно одну траву испытать. Правда ли то, что о ней говорят? Ну, как?

— Ладно, — с неохотой согласился Чабор, понимая, что правды от сайвока всё равно не добиться, — я согласен. Только расскажи, что делать-то? Как бы нам потом не влетело…

— Ну, ежели Вершина, Мирота или Говар узнают, то, конечно, влетит. Но не сильно, не переживай. А так, …понимаешь, уж больно я стал любопытен, как начал учиться. И до того мне дело, и до этого…

— Понимаю, — вздохнул Чабор, — как я тебя понимаю…

— Вот, избранник девичий, — перебил его сайвок, — значит, завтра и займёмся. Как раз все во дворце будут заняты, ведь со дня на день Вулкан с войском вернётся. Дворцовый люд будет готовиться их встречать, а мы тем временем…

— Ой, чует моё сердце…

— Не каркай, — зло шикнул Водар. — Всё, до утра. Не скучай, доброй ночи…

Половину этой «доброй ночи» юноша не мог сомкнуть глаз, перебирая в памяти всё, что касалось царских дочерей.

«Вот так история, — думал Чабор, — это ж надо, а? Какая же из них? Старшие не в счёт…, хотя почему? Нет, зарываться не стоит, старших в сторону. Младшие. Вообще, конечно, Смирена могла бы. То-то она всё время как зачарованная ходит, стесняется. Однако ж и Тарина стесняется, краснеет, бледнеет... Не поймёшь. Вон как в обморок упала. Погоди, — рассуждал юноша, — а откуда это они там с Мирославой взялись? Значит Мирослава?! Нет, не может быть, ведь Мирослава за Ратибором охотится, сразу видно. Тогда, значит, Тарина? Тоже не похоже. Эта сторонится меня, даже не разговаривает. Смирена хотя бы здоровается….

Вот нюхач пришибленный: «Доброй ночи, доброй ночи…». Мне теперь век не уснуть…»

И всё же к утру он уснул. Крепко, без снов и видений, так что Водар едва смог разбудить его к завтраку.

— Вставай, медведь, — тянул сайвок его за ногу. — Что ты ночью делал? …Никак тебя не добудиться..

Чабор медленно ощупал постель вокруг себя и, не найдя ничего, чем можно было бы накрыться, сел. Глаза не желали открываться, но сайвок настаивал, и пришлось-таки приходить в себя. Когда же с горем пополам выбрались позавтракать на кухне — а ели они там по их собственной просьбе — никого уже не было. Царское семейство вместе с Вершиной, Миротой и Говаром всегда завтракало наверху, а повара и их помощники в данный момент куда-то запропали, оставив еду для неразлучной парочки на столе. Довелось нашим героям насыщаться в гордом одиночестве. Всем сейчас было не до них.

К слову сказать, их вообще не баловали царским застольем, чему неразлучная парочка была даже рада. Внизу, на кухне, за пустующими ныне столами ближайшей дружины царя никто, по крайней мере, не прислушивается к тому, как ты чавкаешь, а котлы шумят так сильно, что будь ты самым лучшим в мире чавкуном, всё равно никто бы ничего не услышал.

Чабор пришёл-таки в чувства, но за завтраком молчал и часто зевал. Пребывающий в нетерпении Водар в это утро насытился на одном дыхании. Пока Чабор доклёвывал остатки пирога, его малорослый друг уже ожидал у входа. Наконец и юноша выбрался из-за стола и лениво направился за тянувшим его за руку сайвоком.

Спрятавшись в дальнем углу коридора, они дождались момента, когда Мирота выйдет из комнаты Вершины, и незаметно прошмыгнули в незапертую дверь. Наблюдая в окно, как дїй и Говар вышли во двор, неразлучная парочка стала торопиться. Любоцвет Водар нашёл без особого труда, а вот с другой травой…. В ящике Мироты корней и трав было превеликое множество. Какая из них для чего? Так и до беды недалеко. Сваришь что-нибудь по незнанию и…

— Чего ты там возишься? — стоя у дверей, нетерпеливо шипел Чабор.

— Трав больно много, — оправдывался сайвок, — как бы какую незнакомую не схватить.

— Бери знакомую …скорей!

Багаж знаний Водара пока был невелик. Кроме Любоцвета он знал только Любомель. Спешно выхватив из ящика несколько его сухих стеблей, сайвок добавил к нему найденный ранее Любоцвет и дай Бог ноги…

Дабы не вызвать подозрений, к условленному месту встречи похитители трав шли разными путями. Благо — дворец позволял это делать, а окружающие были слишком заняты для того, чтобы обращать внимание на их замысловатые передвижения. Направлялись они к южному крылу, где коридоры спускались вниз, вглубь горы. По ним из недр во дворец поднимался горячий воздух. Открыв большую, тяжёлую дубовую дверь неизвестного для Чабора помещения, заговорщики очутились в тёплых галереях.

— Кажись, здесь, — указал Водар на большой серый камень. — Посвети-ка…

Чабор поднял выше захваченный у входа факел. Сайвок, повозившись за валуном, будто чародей-скоморох на торжище, вытащил вдруг из темноты большой медный таз.

— Ого! — удивился юноша. — Ты времени даром не терял. А вот одного не учёл, умник. Даже если мы и найдём, чем костёр здесь развести, дым потянет во дворец, подумают, что пожар…. Ну и влетит же нам…

— Дыма не будет, — заверил сайвок. — Не будь ты неженкой, а будь казаком[i] — знал бы, где баня дружины. Войско-то из ковшиков, как ты, не обмывается. Видишь камень? Таких здесь четыре. За ними топки печей. Жаль, света маловато, но нельзя больше: случись чего — не успеем затаиться. А так, тут и бадьи, и ушаты, и скамьи. Вон, слева, дрова. Целый лес засушен для бани. Дружина заготавливает. Дальше, шагов двадцать — вода. От земли она тёплая и, представляешь, проточная…

— Погоди, — не понял Чабор, — факелы, значит, мы должны успеть погасить, а печи?

— Что печи, — отмахнулся сайвок, — их любая прачка или служанка растопить может, чтоб помыться, пока нет дружины. Дверь на засов — и мойся, сколько влезет. А свет нам не нужен, чтоб любопытные, если заглянет кто, не лезли носом к нам в таз, понял? Всё же здорово придумано, дым себе — тепло себе. Вон, сверху ниши с камнями. Каменюки докрасна нагревают, а если водой плеснуть, во сто крат тепло прибавляет в силе. Умные люди справляли[ii], не тебе чета.