Страница 195 из 207
Миссия конечного заступника перед государем, последнего молитвенника за гонимых, несчастных и обездоленных, лишенных светскими властями правды и милости, долг богопоставленного архипастыря «говорить царю правду не стыдясь» — эти мечтания Адриана при восшествии на высокий патриарший престол рассыпались прахом. Мог ли архипастырь помыслить, что, уподобляя себя земному Христу, он в православной России, в наследственном уделе Господа, уделе пресвятой Богородицы, в богохранимой христианской державе обретет и тернии Сына Божия, предан будет если не судилищу и смерти, то посмеянию и поруганию, что не раз вспомнит он обещание Господа апостолам: «и будете ненавидимы всеми за имя мое» (Мф. 10:22).
С именем последнего досинодального патриарха в трудах историков прочно связано поношение и издевательство, кощунственное шутовство Петра и придворной его своры над иерархией и самим архипастырем. Историк патриаршества Адриана Г. А. Скворцов утверждает, что «всеплутейшим собором с его козлогласованнями, пьянством, дикими обрядами и одеждами, часто кощунственно переплетенными с церковными гимнами песнопениями и др. частями богослужебного ритуала, Петр, помимо своего грубого развлечения, преследовал осуществление одной цели: сокращение влияния, в древнерусском духе, Церкви и ее предстателя на гражданско–общественную жизнь русского народа, с тем чтобы беспрепятственно положить в основание государственного строя иные, иноземные начала, по крайней мере в отношениях Церкви и государства» [546].
История «потешного патриарха» должным образом не исследована [547] — и мы обязаны восполнить этот пробел, чтобы читатель самостоятельно оценил роль и смысл петровских затей во времена патриаршества Адриана. Согласно «Гистории» знатного придворного, верного сподвижника Петра князя Б. И. Куракина [548], вскоре после свержения Софьи и взятия власти Нарышкиными в Немецкой слободе, в доме Лефорта, «началось дебошство, пьянство такое великое, что невозможно описать, (так) что по три дня запершись в том доме бывали пьяны и что многим случалось оттого умирать [549].
Развитие военных забав, формирование шутовской иерархии сопровождалось постепенным сокращением участия Петра в придворных и церковных церемониях. «Также и одеяние царское отставлено и (Петр стал) в простом платье ходить. Также публичные аудиенции многим отставлены, как были даваны аудиенции приезжим архиереям, посланникам гетманским, для которых бывали выходы народные, но уже оным даваны были аудиенции при выходах просто… Также и во время всех потех… шуточные… государи и при них знатные персоны были одеты в немецкое платье. К тому же непрестанная бытность его величества началась быть в слободе Немецкой, не только днем, но и ночевать, как у Лефорта, так и по другим домам, а особливо у Анны Монсовны».
Светский шутовской двор, подчеркнуто устроенный на иноземный манер, логично потребовал учреждения «потешного патриарха, и митрополитов, и других чинов духовных из придворных персон… А именно: … Матвей Филимонович Нарышкин, окольничий, муж глупой, старый и пьяный, который назван был патриархом; а архиереями названы были другие чины, и дьяконы из спальников. А одеяние было поделано некоторым образом шутошное, а не как властное, как, например, патриарху: митра была жестяная, на форму митр епископов католических, и на ней написан был Бахус на бочке… также вместо панагии фляги глиняные надеваны были с колокольчиками, а вместо Евангелия была сделана книга, в которой несколько склянок с водкою. И все состояло там в церемониях празднество Бахусово».
Всплеск вакхического буйства Петра пришелся, по всей видимости, на время после кончины матери (в начале 1694 г.) и не обошелся без выходки в адрес любезного сердцу царицы Натальи Кирилловны патриарха Адриана. «Во время Вербного воскресенья, — пишет Куракин об упомянутой нами важной государственно–церковной церемонии, — также процессия после обеда отправлялась на Потешный двор. Оный патриарх шутошный был возим на верблюде в сад Набережный к погребу фряжскому (итальянских вин. — А. Б.). И там, довольно напившись, разъезжались по домам». Важно отметить, что буйство это, хоть и внутридворцовое, происходило в Кремле, а не на брегах Яузы.
Бездарный М. Ф. Нарышкин недолго продержался во посту «патриарха». Вскоре его сменил во главе сонма служителей иноземцу Бахусу и доморощенному «Ивашке Хмельницкому» тонко понимавший своего воспитанника Петра Никита Зотов, уже летом 1695 г. именуемый «всешутейшим отцом Иоанникитом, пресбургским, кокуйским и всеяузским патриархом» [550], наставником «к пьянству и к блуду».
В окончательном виде устав «сумасброднейшего, всешутейшего и всепьянейшего собора» по главе с «князь–папой», с «конклавом 12 кардиналов», штатом епископов, архимандритов и иных «духовных» чинов, был собственноручно составлен «протодьяконом» Петром I лишь в 1709 г., накануне Полтавской баталии, причем «в выражениях, которые никогда, ни при каком цензурном уставе, — как надеялся В. О. Ключевский, — не появятся в печати» [551].
Составлению столь сильного текста предшествовала, разумеется, большая творческая работа самого Преобразователя и его споспешников. Первой заповедью ближнего круга «модернизаторов» России было напиваться каждодневно и не ложиться спать трезвыми. При этом соблюдался строгий порядок «обхождения с крепкими напитками», имелись свои облачения, молитвословия и песнопения, были даже всешутейшие матери–архиерейши и игуменьи. Вместо вопроса «Веруеши ли?» новопринимаемого вопрошали: «Пиеши ли?» Трезвых грешников отлучали от всех кабаков в государстве; инакомудрствующих еретиков–пьяноборцев предавали анафеме.
В высшей степени публичное действо «всепьянейшего собора» отражено в источниках под Рождество 1699 г. — как раз когда был объявлен указ Петра о переходе на новое летосчисление и празднование Нового года 1 января (а не 1 сентября). На святки, записал в Дневнике Корб, «знатные московиты по выбору царя облекаются в разные почетные должности, заимствованные от церкви. Один изображает патриарха, другие митрополитов, архимандритов, попов, дьяконов и подьяконов и т. д. Какое кто имя получит по царскому усмотрению, тот необходимо должен облачиться в соответствующее одеяние. Его царское величество изображал дьякона. Театральный патриарх со своими мнимыми митрополитами и другими лицами, выделяясь посохом, митрой и другими отличиями присвоенного ему сана, разъезжает по городу Москве и Иноземской слободе на восьмидесяти санях в количестве двухсот человек. Все они заезжают к более богатым москвитянам, иноземным офицерам и купцам и поют хвалу родившемуся богу, причем хозяева должны платить за эту музыку дорогой ценой» [552], — так же, заметим, как должны были платить во времена более благочестивых государей ездившим по дворам со «славленьем» царским и патриаршим певчим. Масленичная «вакханалия» под предводительством «патриарха» превзошла новогоднюю и смутила даже циничного Корба.
Грубые эти шутки, однако, не пересекались с официальным отправлением православных обрядов. На Рождество и Богоявление литургию в Успенском соборе служил, вместо больного патриарха, митрополит Сарский и Подонский Тихон. Петр посетил навечерие на Богоявление на Генеральном дворе в Преображенском, причем во время пения «царских часов» изволил принимать доклад думного посольского дьяка Е. И. Украинцва и, согласно помете на документе, тут же в храме утвердил ответную грамоту шведскому королю [553].
6 января тот же Тихон служил в Успенском соборе литургию на Богоявление и ходил для освящения воды на Иордань на Москве–реке, «а святейший патриарх не был для того, что был болен. А солдаты шли на Иордань строем с начальными людьми Преображенского полку, и в том полку в первой роте в строю изволил итти сам великий государь с протазаном (копьем с широким резным наконечником. — А. Б.)», — заметил Желябужский [554]. Это был первый раз, когда мемуарист заметил выход Петра Алексеевича в немецком платье на публичной церковной церемонии (до этого царь прошел в строю перед Преображенским полком в немецком платье и шляпе при выступлении из Москвы на Азов весной 1695 г. и на параде в честь Азовского взятия в 1696 г.).
546
Скворцов Г. А. Патриарх Адриан… С. 38—39.
547
В том числе в весьма откровенном очерке М. И. Семевского «Петр Великий как юморист» (см. его книгу: «Слово и дело!» Спб., 1884. С. 277— 334).
548
Опубл.: Архив князя Ф. А. Куракина, издаваемый под редакцией М. И. Семевского. Т. I. Спб., 1890.
549
«Меньшего брата с ума споили», — справедливо заметила по этому поводу царевна Софья (см.: Розыскные дела о Федоре Шакловитом и его сообщниках / Публ. А. Труворова. Т. I. Спб., 1884. С. 75—76 и др.).
550
Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. I. Спб., 1877. С. 515 (Письмо Т. Н. Стрешнева государю под Азов).
551
Ключевский В. О. Сочинения в девяти томах. М., 1989. Т. IV. Курс русской истории. Ч. IV. С. 36—37.
552
Корб И. Г. Дневник путешествия в Московию… С. 111.
553
Дворцовые разряды. Спб., 1855. Т. IV. Стлб. 1090; РГАДА. Ф. 96. Сношения со Швецией. Дела 1699 г. № 2. Л. 35—36.
554
Богданов А. П. Россия при царевне Софье и Петре I. С. 267.