Страница 76 из 116
Как и Надежда Мандельштам, Солженицын заучивал наизусть тысячи строк своих стихотворений, длинные отрывки прозы, но со временем ему было все труднее вспоминать написанное. Закончив новое произведение или исправив его, он сжигал черновик. Но он не мог продолжать делать это, потому что в 1953 году у него обнаружили практически неизлечимую болезнь — рак, и тогда он задумался о том, как сохранить свой труд для потомков, чтобы он не исчез вместе с ним и его памятью. Солженицын стал по вечерам и ночам записывать свои произведения на бумаге. Он сворачивал листы в тонкие трубочки и засовывал в бутылки из-под шампанского, которые зарыл в саду перед поездкой в Ташкент, готовясь провести остаток своих дней в больнице.
Но Солженицын выжил и потряс весь мир, когда русскоязычное издательство в Париже в конце 1973 года выпустило “Архипелаг ГУЛАГ” — историю советского режима от ленинского декрета о создании трудовых лагерей сразу же после революции до речи Хрущева в 1953 году, в которой он разоблачил преступления Сталина. Первые тома английского и французского изданий вышли весной и летом 1974 года. Новым было то, что Солженицын, вопреки существовавшим взглядам на политику Сталина как на отклонение от ленинской концепции строительства социализма, описывал его режим как логическое продолжение политического проекта, начатого Лениным. Трудовые лагеря и экономика, основанная на рабском труде, по мнению Солженицына, были частью фундамента советского режима, а не чем-то чуждым. Повествование основано на свидетельских показаниях двухсот двадцати семи заключенных и подробно описывает массовые убийства и восстания узников, одну волну “чисток” задругой, что придало произведению силу документального и шокировало Запад. Советские власти восприняли “Архипелаг ГУЛАГ” как мину, заложенную под режим. За хранение документального описания жизни в трудовых лагерях полагалось семь лет тюрьмы. “Архипелаг ГУЛАГ” опубликовали в СССР только в 1989 году. А между тем за полгода до этого секретарь ЦК партии по идеологии Вадим Медведев заявил, что произведение никогда не будет издано в Советском Союзе. Но события в то время развивались столь стремительно, что кремлевские чиновники не всегда владели информацией о реальном положении дел в стране, общественность которой собиралась лишить их контроля над печатью.
Сначала Солженицын хотел, чтобы соотечественники прочитали “Архипелаг ГУЛАГ” прежде, чем какая-либо другая нация. Но когда летом 1973 года КГБ удалось заполучить экземпляр книги, писатель признал, что не может больше откладывать ее публикацию. Елизавету Воронянскую, одну из верных помощниц Солженицына, сотрудники органов госбезопасности вынудили рассказать, где находятся три полных экземпляра, имевшихся тогда в СССР. Когда после допроса Воронянскую отпустили, она покончила с собой.
Когда разворачивалась драма вокруг “Архипелага ГУЛАГ”, Солженицын в съемной квартире на северо-западе Москвы завершал работу над призывом к русскому народу под заголовком “Жить не по лжи!”. Он передал рукопись на тайное хранение нескольким своим знакомым, наказав опубликовать ее, если его арестуют, что и произошло 12 февраля 1974 года. В тот же день эссе “Жить не по лжи!” ушло в самиздат, попало к работавшим в Москве западным журналистам и спустя неделю было опубликовано в лондонской газете “Дейли Экспресс”. Новая работа писателя стала настоящим манифестом борьбы с режимом. Ее название стало крылатыми словами, хотя первую публикацию омрачила новость о задержании Солженицына и его высылке из страны — сотрудники КГБ посадили писателя в самолет до Западной Германии; в изгнании он прожил двадцать лет.
Эссе “Жить не по лжи!” призывало граждан Советского Союза покончить с покорностью идеологической пропаганде, отбросить страх и прекратить участвовать в распространении официальной лжи, служившей опорой режима и скрывавшей насилие, запугивание и принуждение. “Насилию нечем прикрыться, кроме лжи, а ложь может держаться только насилием. И не каждый день, не на каждое плечо кладет насилие свою тяжелую лапу: оно требует от нас только покорности лжи, ежедневного участия во лжи — и в этом вся верноподданность”, — писал Солженицын.
Писатель предупреждал своих соотечественников, что в СССР ничего не изменится, пока граждане признают законность власти и восхваляют существующий режим. Он отрицал, что ничего нельзя сделать, оказавшись перед выбором между правдой и ложью. Наоборот, по его мнению, всегда можно что-то предпринять, поскольку именно от нас, а не от власти зависит, останется ли все, как прежде: “Никакой день никому из нас… не обминуть хоть одного из названных шагов — в сторону правды или в сторону лжи; в сторону духовной независимости или духовного лакейства… И здесь-то лежит пренебрегаемый нами, самый простой, самый доступный ключ к нашему освобождению: личное неучастие во лжи! Пусть ложь все покрыла, пусть ложь всем владеет, но в самом малом упремся: пусть владеет не через меня!”
Андрей Амальрик, автор пророческой статьи “Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?” так выразил свое отношение к самоцензуре: “Я все же предпочел бы, чтобы мне зажимала рот полиция, чем я сам себе. Потребность своим творчеством менять окружающий мир — еще более глубока, чем потребность к нему приспосабливаться. Если человек откажется сделать оценку того, что его окружает, и высказать ее — он начнет разрушать сам себя раньше всякой полиции”.
По мнению Амальрика, особое значение для российской истории имела деятельность представителей интеллигенции 1960-х, которые подписывали открытые письма и обращения к органам власти, осуждающие цензуру, аресты коллег и прочие нарушения прав, хотя в свете продолжавшихся репрессий многие считали их действия бессмысленными и наивными. “Уже тогда я понимал, что найден важный инструмент воздействия на общественное мнение и даже для его создания — всякая подпись под письмом давала не только чувство сопричастности тому, кто подписывал, но и уверенность другим, что оппозиция — дело не одиночек, не общественная аномалия… — писал Амальрик в своих воспоминаниях о времени, когда он был советским диссидентом. — Быть может, еще более важно было, что человек, открыто ставя свою подпись, делал тем самым шаг для внутреннего освобождения — и для многих этот шаг стал решающим. Для политического положения в стране та или иная подпись могла не иметь никакого значения, но для самого подписавшего — стать своего рода катарсисом, разрывом с системой двойного мышления, в которой “советский человек” воспитывается с детства”.
Так выглядела страна в глазах критиков системы, но как “кремлевское духовенство” воспринимало “еретика № 1” Александра Солженицына? Хорошо известно, что еретиков всегда наказывали особенно жестко. Те, кто позволял себе крамольные высказывания о Владимире Ленине — пророке коммунизма и обществе, отцом которого он был, как правило, оказывались за решеткой, но что именно говорило советское руководство о Солженицыне за закрытыми дверями, о чем оно думало?
Определенное представление о мышлении партийных лидеров общественность смогла получить, когда в 1994 году в Москве вышел сборник секретных документов — протоколов заседаний Политбюро, где принимались решения о Солженицыне. Аргументы высших чинов советского режима полны религиозных метафор, а гнев оскорбленных рядовых коммунистов на писателя, осмеявшего их веру, напоминает реакцию многих мусульман во время карикатурного скандала. Я действительно не нахожу больших отличий в реакции на оскорбление разных пророков, будь то Мухаммед, Моисей, Ленин, Карл Маркс, Адам Смит или Махариши Махеш Йоги, и их идей независимо от того, где они закреплены — в уставе КПСС, Коране, Библии или трактате о преимуществах свободного рынка.
Для коммунистов “Архипелаг ГУЛАГ” Солженицына стал чем-то вроде сатирического изображения Ленина с бомбой в тюрбане и выдержкой из устава КПСС на лбу вождя, с той лишь разницей, что писатель не остановился на разоблачении злоупотреблений Сталина и других “плохих” коммунистов в отношении “хорошей” основополагающей идеи, целью которой являлось достижение социальной справедливости. Нет, Солженицын яростно обличал саму идеологию марксизма-ленинизма, которая, по его мнению, изначально была злом и явилась причиной всех несчастий, свалившихся в XX веке на Россию и страны, которые оказались под пятой коммунизма.