Овраги

— А на что Петру граммофон? — спросил учитель.

— Как же. Он у нас заведующий разумными развлечениями. В избе-читальне играл бы музыку. Колхозники бы слушали.

— Вот как красиво! А не пришло Петру в голову, что юридически граммофон принадлежит Чугуеву и только Чугуев имеет право распорядиться своей собственностью?

— У Чугуева больно много собственности, — сказал Митя. — И всю эту собственность нажил не Чугуев, а нажили Чугуеву батраки. Теперь все его имущество будет роздано беднейшим, неимущим крестьянам.

— Это бы ладно, если беднейшим, — сказал первый ученик, сын кузнеца, Генька Кабанов. — А сегодня видали? Наш Петр великий в чугуевской фуфайке щеголяет.

Не один Генька враждебно глядел на Митю. Не одобряли раскулачку и бедняки. Им было известно все.

— А Карнаева баба в оренбургский платок вырядилась. Сроду у нее пухового платка не было. А вчерась надела.

— А Макун самовар унес. Не задаром, видать, пожитки перетряхивали.

— А вас завидки берут? — сказал Митя. — Пожитки перетряхивали, потому что папа велел обрез искать.

— Совершенно верно, — Евгений Ларионович усмехнулся. — Какой кулак без обреза. А скажи, пожалуйста…

— Все вещи, — перебил Митя, — будут представлены в правление колхоза по описи и по счету. Я сам опись записывал.

Ребята засмеялись.

— Смейтесь — не смейтесь, — продолжал он, — а если кто чего взял, с него стребуют!

— Конечно, конечно, — ехидно согласился Евгений Ларионович. — Стребуют. В этом нет никакого сомнения А скажи, пожалуйста, Митя, башлык на тебе откуда?

— Это папин башлык! — Митя захлебнулся от обиды. — Катерина Васильевна велела надеть. На дворе дует.

Ребята снова засмеялись.

— Ну, хорошо, хорошо… Обрез нашли?

— Нет. Не нашли.

— Не нашли. Эрго: Чугуев — не настоящий кулак.

— А вот и нет! Самый настоящий. У него тетенька Катерина батрачила. Всем известно.

— Чего врешь, — пробасил Ванька Карнаев. — Жила она с ним, а не батрачила.

— Ну и что же? У него жила, у него и батрачила…

Ребята захихикали.

— Не у него, а с ним, — уточнил Евгений Ларионович. — Это разные вещи, Митя. Впрочем, давайте не отвлекаться. Главное, что Чугуева раскулачили. Так?

— Ну, так.

— Не ну так, а действительно так. Выбросили человека из родного дома, обобрали до нитки, жену довели до петли. А за что, спрашивается? Лишней скотины Чугуев не имел, наемной силой не пользовался. И обрез у него не нашли. Какой он кулак?

— Макун рассказывал, что у него был обрез, — сказал Митя. — Во время нашего налета он его перепрятал.

— Во время налета?

— Ну да.

— Вы же его караулили. Как же он ухитрился?

— Очень обыкновенно. Пришли мы на раскулачку, хватились — бумаги для описи кулацкого имущества нет. Карандаш взяли, а бумаги нет. Чугуев перепугался, разбудил Ритку, велел подать чистую тетрадку.

— Тебя перепугался? — спросил Генька Кабанов.

— Конечно, перепугался. У нас красные повязки были… А будешь перебивать, не стану рассказывать… Сбегала Ритка в холодную половину, выносит чистую тетрадь. Линую я листочки для описи, а сам думаю: чего это Ритка столько времени в холодной половине делала? Линую, линую и начинаю соображать: побегла Ритка в холодную половину вроде бы за тетрадкой, а на самом деле — обрез перепрятывать. Отец ей условный знак подал. Он за столом, рядом со мной сидел, радио собирал. В руке держал шильце. Шильцем он ей и знак подал. Я сам видел.

— А что за знак? — не отставал педагог.

— Что за знак? — Митя быстро нашелся и ткнул пальцем в воздух. — Вот так вот…

— И это означало, что Ритке надо бежать в холодную половину, доставать запрятанный обрез и куда-то его перепрятывать? — усмехнулся Евгений Ларионович. — Смышленая девица.

Ребята засмеялись.

— Вероятно, этот условный знак был заранее отработан в семье кулака, — помог Мите учитель.

— Ну да… — обрадовался Митя. — Заранее отработан…

— Но тогда странно, как мог такой бывалый хозяин, как Федот Федотович, доверить девчонке такие рискованные сведения… Ну, бог с ним. Вернемся к твоим наблюдениям. Ты заметил условный знак. Не так ли?

— Заметил, — неуверенно отвечал вспотевший Митя.

— Какие же ты принял меры?

— Какие меры… — Митя завел глаза в потолок. — Я выскочил во двор и стал искать босые следы. Наверное, она выскочила во двор и засунула оружие в сугроб… Или еще куда-нибудь… Выбежал во двор, стал искать босые следы, но мела метель…

— И, кроме того, Пошехонов ходил с лошадью, и лошадь топталась, и следов было не разобрать, — помог Евгений Ларионович. — Понятно… А теперь вот что скажи, Платонов: когда вы перетряхивали пожитки Федота Федотовича, тебя совесть не грызла?

— Почему это она меня должна грызть?

— А давай ребят спросим. Ребята, кто может объяснить, почему при раскулачивании Чугуева у Мити не проснулись угрызения совести?

Ученики молчали.

— Вопроса не понимаете?.. Сформулируем иначе. Как называют господ, которые совершают налет на имущество, а то и на жизнь граждан? Кто знает, поднимите руки. Отвечай, Кабанов.

— Налетчики, — ответил первый ученик Генька.

— Верно. Садись. Еще кто? Отвечай, Ваня.

— Разбойники. Бандиты.

— Верно. Садись. А как вы думаете, почему раскулачку Чугуева Митя назвал налетом? Разве его отец, или Пошехонов, или, тем более, сам Митя похожи на разбойников?

Ребята озадаченно молчали.

— Они, конечно, тоже ворвались к Чугуеву и забрали у него имущество и выгнали его из собственного дома. Но ведь есть же разница между Митей и разбойником? Кто скажет, какая?

— У него на рукаве красная повязка была, — ответил первый ученик.

— Умница! Разбойник знает, что он разбойник. Знает, что совершает пакость. А что означает красная повязка на рукаве? Красная повязка означает, что в дом явились не разбойничать, а исполнять законы. А с законами не спорят, потому что они направлены на счастье трудового народа… Теперь понятно, почему Митя не испытывал угрызений совести?

— Понятно.

— И вы тоже забудете о совести, исполняя закон?

— Забудем!

— Значит, все вы такие же дурачки, как Митя, — Евгений Ларионович зачесался. — Сейчас поймете почему. Существует Евклидов закон: кратчайшее расстояние между двумя точками — прямая линия. Но, когда вы возвращаетесь домой, например в Сядемку, вы все-таки не лезете в лужи, обходите овраги, кустарники, одним словом, нарушаете закон Евклида и в конечном счете достигаете заданной точки не по кратчайшему, а по самому разумному в данных условиях расстоянию. Чтобы закон хорошо работал, каждый сознательный гражданин обязан приправлять букву закона своим разумом и, главное, совестью. Если ваша совесть мается, противится закону, если вам стыдно, остановитесь и подумайте. Ибо любой закон, если его применить бессовестно и бездумно, перестанет быть законом, а становится преступлением.

Слушая учителя, Митя вдруг вспомнил, как позорно страдал, когда Петр таскал Риту за ухо. А Евгений Ларионович, словно уловив его мысли, сказал:

— Платонов хвалился, что ему не было совестно раскулачивать Чугуева. А я ему не верю.

— Не верите, и не надо! — ответил Митя. — Кулаков надо ставить к стенке всех, без всякого исключения, чтобы и духу их не было. А кто их жалеет, тех тоже расстреливать.

Ответа не последовало. Петр принес мешок с кизяком, и Евгений Ларионович строго обратился к нему:

— А ты, Алехин, не боишься остаться на второй год? Пелагея Николаевна жалуется, что ты прекратил посещать уроки.

— Врет она. Сегодня я пришел по звонку. А на нее напишу жалобу. Плохо учит.

— Не напишешь ты жалобы, Алехин. По той причине, что писать ты еще не умеешь. Хотя и числишься заведующим развлечениями. И не стыдно?

— Кого стыдиться? Сегодня вон волки Жучкой разговелись в аккурат возле Сядемки. Я ночью выходить во двор опасаюсь, не то что сюда к вам топать. Таблицу умножения выучу, а меня волк зарежет. Какой интерес!

— Ребята же ходят?