Страница 70 из 88
(Запись на кассете в диктофоне Джеффри Вильсона – часть первая)
▼
Так, значит, рассказ. Называется: «Что-то немертвое идет сюда». Значит, «Что-то немертвое идет сюда» Джеффри Дугласа Вильсона.
(Кашляет, прочищая горло.) Прежде всего, стоял июль, чудесный месяц для маленького городка.
Занятия в школе закончились, и до наводящих ужас сентябрьских дней оставалось целое лето. Но мало кто в городе улыбался. Честно говоря, год выдался неудачным повсюду и тем более в городишке Кайахога-Фоллс, штат Огайо, что в предместье Акрона и Кливленда, радости и гордости округа Саммит.
По данным переписи двухтысячного года, число жителей Кайахога-Фоллса чуть-чуть не достигало пятидесяти тысяч. Шесть лет спустя их стало уже около пятидесяти тысяч четырехсот, и большинство из них были добрыми людьми, людьми богобоязненными. И отцы города желали, чтобы так все и оставалось. Так что мэр Робарт расставил на всех входах и выходах городка ополченцев. Добровольцы патрулировали и Национальный парк долины Кайахога – длинная тонкая цепь суровых мужчин с ружьями и мачете, не боящихся пользоваться ими. Получается, вышел за пределы – там и оставайся. Немногие храбрецы решались поступить так, набив пикапы и грузовички самым необходимым. Но суть в том, что немногие вещи люди полагали теперь необходимыми, кроме собственного здоровья.
И хотя Кайахога-Фоллс считался очень здоровым и безопасным местом, соблазн вырваться за пределы городка был слишком велик, и многие решались рискнуть. Беда в том, что этим жарким летом большинство городов окружили себя кордонами, точно так же как Фоллс. И вот славные здоровые люди, покинувшие безопасность родного жилья, внезапно обнаруживали, что оказались чужаками в собственной стране, и не важны были ни цвет их кожи, ни их религия, ни сексуальные предпочтения – им не были рады нигде.
Джефф? Джефф, ты там, наверху?
Ладно, на сегодня все.
(Из компьютерных записей Уильяма Хэлловэя. Имя папки: «Рассказы в работе»)
▼
КОНЕЦ НЕВИННОСТИ
Уилл Хэлловэй
ЗАНЯТИЯ В ШКОЛЕ ЗАКОНЧИЛИСЬ, и до наводящих ужас сентябрьских дней осталось целое лето.
(Письмо от руки, обнаруженное в ящике письменного стола Джеффри Вильсона)
▼
Дорогой Джеффри.
Ты читаешь письмо, потому что меня нет сейчас рядом с тобой, чтобы сказать эти слова самому. Сожалею, но, как нам известно, такое случается. Смерть и налоги, мальчик мой. Как я завидую тебе, что ни то ни другое не играет значительной роли в твоей жизни, по крайней мере, до сегодняшнего дня не играло. И вот за это – прости.
Ах, слова... какое удовольствие они дарили мне долгие годы. И, похоже, такое же удовольствие они будут дарить и тебе. Как жаль, что меня уже не будет, чтобы увидеть это. Но не грусти. Кто ведает, что ждет нас там, за поворотом. Знаешь, должен сказать, я преисполнен воодушевления.
А еще меня воодушевляет то, что, по крайней мере, один член нашей варварской семейки собирается продолжить великую традицию текстосложения. Твою мать никогда не интересовало искусство, она предпочла зарыться с головой в книги с формулами и уравнениями. И отец твой такой же. Никто из них не способен оценить волшебство шелеста ветра в листве, порхания птицы в небе, аромата свежеподстриженных летних лужаек... волшебство, которое не объяснят и не растолкуют никакие учебники, А пониманию или даже этого волшебства нельзя научиться и нельзя научить. Оно просто там, в твоей душе, в каждом вдохе. Или его нет. Мы знаем – в тебе оно есть. Я всегда это знал.
Так бери мой подарок и пользуйся им как можно чаще. Прилагаю несколько батареек и целую упаковку новых кассет плюс кое-какие старые, которые не жалко перезаписать. Советую запастись всем этим – при всех ваших «Твиттерах» и скачиваниях, не рискну предположить, сколько пройдет времени, прежде чем эти вещи станут эксцентричным пережитком дня минувшего.
Я искал инструкцию, но, боюсь, она давным-давно потеряна. Но там все просто: старт, стоп, пауза, запись, перемотка назад и вперед. Трудно ошибиться, правда. Уверен, ты и не ошибешься.
В завершение скажу вот что: моя жизнь была непрерывной радостью. Не всегда такой уж успешной, но всегда доставляющей удовольствие. Мои книги и рассказы, как правило, хорошо принимались, пускай и не приносили большого дохода. Но вот что. К чему надо стремиться – к удовольствию. Ну, еще, конечно, пригодится пара долларов, чтобы платить по счетам, иметь на столе еду и, может, время от времени проводить отпуск на пляже.
Так что удачи тебе. Не знаю, какой полезный совет тебе дать, разве что вот: будь честен со своими героями, как с самим собой, и они всегда будут честны с тобой. Не заставляй их делать или говорить то, что, по-твоему, им не захотелось бы. Если твои читатели волнуются за твоих героев – действительно верят в них, – именно это их зацепит.
И еще одно. Рассказы – путь к прогрессу и точильный камень твоего мастерства. Отложи длинные романы до поры, пока не заточишь свое мастерство. (Извини, вижу, что повторяюсь, но я слишком устал, чтобы переписывать страницу, и слишком щепетилен, чтобы марать текст перечеркиванием.)
Думаю, мне пора. Буду следить за твоими достижениями с великим интересом. И конечно, с глубочайшим расположением.
Прости за каракули.
С любовью и наилучшими пожеланиями на будущее,
твой дед
Уильям Хэлловэй
(Запись на кассете в диктофоне Джеффри Вильсона – часть вторая)
▼
Так, значит, что у нас тут: ни цвет их кожи, ни их религия, ни сексуальные предпочтения – им не были рады нигде.
Но, знаете, не важно, насколько, по-вашему, что-то защищено, – всегда найдется способ обойти эту защиту Так и случилось летом того года, когда мир застыл на самом краю пропасти и готов был скатиться в ад и когда в маленький городок штата Огайо пожаловал нежданный гость (нет, пожалуй, «приезжий»...). Когда в маленький городок штата Огайо пожаловал нежданный приезжий.
Он был некоторым образом коммивояжером, но единственным товаром, который он продавал, была смерть. «Погибель», если точнее.
Когда-то он был Артуром Мелвиллом Беннетом, пятидесятитрехлетним бодрячком, легким на ногу, с неизменной улыбкой на лице, всегда готовым помочь тому, кто в этом нуждается. Это его и подвело. Человек, которому он решил помочь вчера вечером на Ист-авеню, человек, который с оглушенным видом, шатаясь, выбрался из своей «камри», имел проблему. Его звали Джеймс Де Фентос, он продавал линолеум с сайта LinoleumFloor.com, на дотации «Эко-продакт инк», центральный офис в Боулдере. И хотя Джеймс тоже был славным парнем, по крайней мере, был таковым еще пару минут назад, до того, как врезался в дерево, получив серьезное сотрясение, он... (Прерываюсь: явилась Лиф, леди и джентльмены. Все потом. Я занят.)
(Дневник Джеффри Вильсона – запись от субботы, 8 июня)
▼
Суббота, 16:20
Господи, даже не знаю, как это написать. Мама мертва. Виноват один из пассажиров самолета, вылетевшего из Кеннеди. Прежде чем удалось его уложить (у второго пилота оказался тазер[56], так что, значит, даже у ходячих трупов есть что-то типа работающей нервной системы, и папа говорит, это хорошо – ага, верно!), парень укусил за руку стюардессу, оторвал нижнюю челюсть у мужчины из Кливленда, который только что уволился и летел к семье, чтобы оказаться подальше от опасности, и левую руку целиком у маленького четырехлетнего мальчика с синдромом Дауна. А еще проехался ногтями по маминой руке, так, что пошла кровь. Полиция задержала и связала стюардессу, мужчину и мальчика, едва самолет прибыл в Акрон. Получается, парень из Кливленда все-таки вернулся домой, только вот дальше самолетного кресла его не пустили. Папа отвез маму в лабораторию, в Главный медицинский центр, где старик Фоли все уже для них приготовил. Но папа сказал, что они не добились успеха. Когда я стал его расспрашивать, он просто сказал: «Джеффри, мы не добились успеха». Потом он стал просить прощения, мы обнялись и расплакались. Но с тех пор я все думаю, как же все кончилось для мамы. Папу я больше не хочу спрашивать. Я в своей комнате, слушаю музыку на айподе. Не хочу думать о тех последних минутах в медцентре.