Страница 14 из 88
В 03:07 мы подбежали к участку леса, окружающему общественные уборные.
Тропинка, ведущая к туалетам, растянулась ярдов на пятьдесят и петляла между густыми кустами рододендрона. Мы, прежде всего, прислушались, но ничего не услышали. Я собирался подождать, когда прибудет группа поддержки, но констебль Гейтвуд сказала, что если женщина сама является жертвой нападения – а это весьма вероятно, если учесть, что она вся окровавлена, – она может нуждаться в неотложной помощи.
Мы ступили на тропу бок о бок. Я держал фонарик прямо перед собой, а констебль Гейтвуд обшаривала лучом заросли. Никто из нас не заметил ничего необычного, хотя я уловил слабый, но едкий запах, запах грязной одежды, прокисшего пота, дурного дыхания – букет ароматов, свойственных тем, кто слишком долго живет на улице.
В 03:08 мы вышли на площадку, где располагались уборные.
Одинокий серый бетонный куб в центре площадки больше походил на бункер времен Второй мировой войны, чем на общественный туалет. Вход на мужскую половину был с южной стороны, на женскую – с северной. Местные смотрители недавно заколотили обе двери, так как имело место несколько случаев непристойного поведения. Однако после этого сюда наведывался отряд полиции по борьбе с проституцией и наркотиками, так что дверь в мужской туалет была выбита, и за ней зияла угольная чернота. Мы руководствовались тем, что женщина, которую ограбили или даже изнасиловали, могла искать общественный туалет, чтобы привести себя в порядок, умыться, но трудно было представить, чтобы кто-либо, пусть даже серьезно раненный, заглянул бы в такое неприятное место. Тем не менее, прежде чем войти, мы выкрикнули предупреждение, на которое не получили ответа. Держа наготове оружие и светя фонариками, мы ворвались в здание по обычной схеме зачистки помещения.
Пусто. Свет наших фонарей выхватывал из мрака только обломки и мусор – разбитые раковины, расколотые зеркала, похабные рисунки на стенах и тараканов. Однако одна из кабинок оказалась закрыта, и вонь, немного другая, но гораздо более сильная, казалось, исходит оттуда.
Мы снова крикнули, и снова никто не ответил.
Тогда мы собрались с духом, и я ударом ноги распахнул дверцу.
Внутри никого не оказалось, только валялись куски унитаза, а стены и пол кабинки были заляпаны кишащими червями экскрементами. И тут мы услышали шум вроде стука кирпичей – звук шел из женской половины. Мы выскочили наружу и, разделившись, побежали, огибая уборную с разных сторон, к другой двери.
Было примерно 03:10, мы с патрульным констеблем Гейтвуд находились порознь не более пятнадцати секунд, когда я услышал ее крик о помощи. А еще – выстрел.
Я свернул за угол и оказался у северной стены здания. Доски, закрывавшие вход в женскую уборную, тоже были сорваны, причем, похоже, совсем недавно. У самого входа поднималась на ноги констебль Гейтвуд. Может, виной тому слишком яркий свет моего фонаря, но она выглядела очень бледной и потрясенной. Она сказала, что женщина возникла словно из ниоткуда, и да, она была голой и измазанной кровью и грязью. Женщина напала на патрульного полицейского. Они схватились, и пистолет констебля Гейтвуд случайно выстрелил. Констебль пыталась удержать подозреваемую, но та укусила ее – впилась зубами в основание большого пальца. Я осмотрел руку Гейтвуд. Кожаная перчатка была разорвана в нескольких местах. Когда же констебль стянула перчатку, я увидел рваную кровоточащую рану. Рука распухла и не по-хорошему посерела.
Я сказал констеблю Гейтвуд, что ей нужно в больницу. А потом мы услышали шелест в ближайших зарослях рододендрона довольно громкий, словно кто-то ползком продирался сквозь кусты. Я хотел броситься в погоню, но патрульный констебль Гейтвуд попыталась остановить меня – с паникой, совершенно ей не свойственной.
Только сейчас до меня дошло, что происходит нечто исключительное.
Полицейский констебль Шарлотта Гейтвуд – одна из самых эффектных женщин-офицеров округа. Высокая, атлетически сложенная блондинка, она очень профессиональна: быстро соображает, тверда при общении с гражданами, бесстрашна перед лицом опасности. Но данный случай, похоже, совершенно выбил ее из колеи, прежде я никогда не замечал за ней такого. Она сказала, что увидела женщину лишь мельком, потом та выбила у нее из рук фонарик, но с ней явно было что-то не так.
Однако времени обсуждать все это не было. Я велел констеблю отправляться прямиком в Льюишемский госпиталь, но сперва проверить патрульного Макинтоша и удостовериться в том, что «скорая» выехала. Потом я нырнул в заросли. Выбравшись из кустов на открытое пространство, я увидел впереди, ярдах в тридцати от меня, фигуру, ковыляющую к эстраде.
Я сказал, что она ковыляла, хотя, возможно, точнее было бы «шаталась» или даже «качалась взад-вперед». Выглядело это очень неуклюже. Кто-то, возможно, сочтет это вздором, но в тот момент я подумал о марионетке с парой-тройкой оборванных нитей.
Я двинулся следом, крича, что я офицер полиции, я вооружен и приказываю остановиться. Но фигура все шла, огибая эстраду. Стрелять было несподручно, да и основания пока отсутствовали, так что я продолжил преследование. Несмотря на нескладную походку, двигалась фигура быстро. Когда я миновал эстраду, она вырвалась вперед, расстояние между нами составило уже ярдов сорок. Фигура свернула за угол кафетерия и двинулась по главной аллее парка. Когда я сам достиг этой точки, нас разделяло уже пятьдесят ярдов, а подозреваемая направлялась в сторону вагончиков служителей и южного входа. В этот момент выглянула луна, и я ясно увидел, кого преследую.
Судя по фигуре, это была женщина средних лет, лунный свет поблескивал на ее бледной плоти – она действительно была обнажена.
Я также заметил, что тело ее измазано кровью, каким-то жиром и всякой дрянью. И снова уловил тот резкий запах – пота, грязи и чего-то вроде протухшей рыбы. Вонь фекалий в туалете временно замаскировала этот дух. Кем бы ни была женщина, похоже, она выберется из парка прежде, чем я настигну ее. Но тут впереди нее блеснул свет. У самого входа в парк остановился автомобиль. Я услышал собачий лай. Кажется, наконец, прибыло подкрепление.
Тоже заметившая машину, женщина резко свернула влево, пересекла лужайку и устремилась к игровой площадке на восточной стороне парка. Как вам, наверно, известно, эта территория на ночь закрывается, а от парка она отделена изгородью из проволочной сетки. Однако женщина влезла на забор медленно, но без всякого труда. Перевалившись на ту сторону, она тяжело рухнула на землю – приземлилась неудачно, но тут же поднялась на ноги, пересекла площадку, одолела ограду с другой стороны и полезла по насыпи в сторону железнодорожных путей.
В 03:24 в парк вошел патрульный констебль 3947 Лес Хан.
Патрульный констебль Хан – один из кинологов Гринвича. Альфи, его восточноевропейская овчарка, шел рядом с хозяином на длинном поводке. Я объяснил, что случилось. Констебль Хан заверил меня, что Альфи возьмет след женщины, он даже сказал, что и сам чует запашок. Но сперва нам надо было преодолеть игровую площадку. Калитка в заборе оказалась заперта на висячий замок, и мне не оставалось ничего иного, как сбить его выстрелом.
Спущенный с поводка Альфи сразу кинулся за подозреваемой. Добежав до противоположной стороны площадки, он нашел собственный путь за ограду – часть сетки у самой земли отошла, и пес проскользнул под ней. Констебль Хан и я тоже пролезли под проволочным забором и стали карабкаться на насыпь. Подъем давался нелегко. После недавнего дождя вязкая земля чавкала и скользила под сапогами, ноги путались в густом колючем кустарнике. Продвигались мы медленно и не прошли еще и половины пути, когда услышали, как взвизгнул, точно от боли, Альфи.
В 03:28 мы достигли вершины насыпи; ограждение из заостренных железных прутьев не подпустило нас непосредственно к рельсам. Ни Альфи, ни женщины видно не было. Констебль Хан, совершенно безоружный, сбитый с толку, свистнул. Сперва ответа не последовало, а потом мы услышали тихое скуление ярдах в тридцати от нас, слева. Мы пошли туда, вынужденные протискиваться боком между оградой и утыканными шипами кустами, и вскоре обнаружили собаку, криво насаженную на колья изгороди. Три стальных прута пронзили туловище пса и один – шею. Тот, что вошел в шею, выходил из затылка, пригвоздив несчастного Альфи к месту.