Земля и море

— Ты всегда просишь о таких вещах, которые меня сделали бы посмешищем, если бы я тебя послушал.

Желая показать, что разговор его больше не интересует, Алексис взял со скамейки кожаный фартук и побрел обратно к моторке. Аустра не уходила, она дождалась Лауриса. Подойдя, он тихо поздоровался и бросил вопросительный взгляд на Аустру. Лицо ее опять стало непроницаемым. Когда Лаурис вторично взглянул в это лицо, Аустра не отвернулась и пристально, задумчиво посмотрела на него, точно принимая какое-то решение.

Мотор заработал. Лодка, подпрыгивая и зарываясь в волнах, качающимся ходом пробивалась в открытое море. Аустра медленно направилась к дюнам. Она не пошла домой, там ее никто не ожидал. Взобравшись на вершину холма, она долго стояла среди кривых сосен и смотрела на море. Ее охватило глубокое, унылое спокойствие. Крики чаек напоминали ей смех Алексиса. Так он смеялся над ее страхами, таков был его ответ на ее мольбы и мучительную боязнь. Ему не было никакого дела до ее переживаний.

— Мне тоже! — воскликнула она в пылу внезапного приступа гнева. Ей больше не нужно было дрожать за судьбу этого человека. Она сейчас ненавидела Алексиса, потому что так сильно любила его и так боялась потерять.

Аустра представила себе, какое ее ждет будущее, если она останется здесь: «Когда у меня появятся сыновья от Зандава, он их уведет в море, и они будут принадлежать ему. А я стану дрожать за их жизнь, метаться по берегу, точно высидевшая утят курица».

Никто не пришел звать ее домой, и у нее было достаточно времени, чтобы оглянуться на пройденную жизнь и подумать о будущем. У Аустры, пожалуй, нашлось бы силы расстаться с Алексисом, порвать отношения, ставшие тягостью, и остаться одной; но она никогда не решится на это, потому что, кроме нее, есть среда, в которой она выросла, есть отец, он ничего не поймет и осудит ее. Если ошибка совершена, надо примириться с ее последствиями и ждать, пока жизнь сама укажет новый путь, а не бежать. Но разве честнее лицемерить и скрывать от окружающих свою ошибку, чем сознаться в заблуждении и попытаться построить жизнь заново? Она знала, что развод огорчит отца, а люди вместо сожаления наградят ее презрением. Хоть это и законный путь, но он подвергается осуждению, и не всегда благожелательное заключение закона успокаивает совесть. Алексис добровольно не отпустит ее. Если она все же будет настаивать на разводе, нужен повод — кто-то из них должен взять вину на себя. Никакой суд не признает Алексиса виновным, эту неприглядную роль придется взять на себя, как и неизбежное при этом презрение. Нет, это не в ее силах, она не осмелилась бы на это. Но и здесь оставаться нельзя. Где же выход? Кто бы мог поддержать ее, ободрить и помочь найти выход? Она вспомнила Лауриса и долго думала о нем. Вчера он сказал: «Но если в вашей жизни встретятся трудности и потребуется помощь, знайте, что у вас есть друг, готовый для вас на все…»

Может быть, и на самом деле этот человек может спасти ее? «Я должна с ним поговорить. Я буду откровенна и доверюсь ему…» — решила Аустра.

Вечером, когда рыбаки с разорванными сетями вернулись на берег, жена Алексиса Зандава отправилась встречать их. Но она встречала не мужа. Пока Алексис возился с мотором, закрывая его, Лаурис, перебросив через плечо котомку с рыбой, ушел с побережья первым. В том месте, где тропинка сворачивала за холм, он встретил женщину и, узнав ее, хотел свернуть, уступая ей дорогу. Она остановилась и сказала:

— Я обдумала все, что вы говорили.

Лаурис замер на месте и пристально посмотрел на Аустру.

— Боюсь, что вы не захотите продолжать со мной знакомство… — тихо произнес он.

— Нет, — ответила Аустра. — Я только не знаю, действительно ли все это так, как вы рассказывали. Не могу представить, что из-за меня вы так страдаете. Ведь я ничего особенного не представляю, ничего… как и все…

Он, вздохнув, сказал:

— Вы не знаете, кем являетесь для меня, а я знаю. Все сказанное мною — правда.

Грустно улыбаясь, она смотрела себе под ноги.

— Вы меня не осуждаете? — спросил Лаурис.

— Нет, вы же ничего плохого не сделали.

— Я пошел бы и на плохое, если бы вы приказали, — страстно выдохнул Лаурис.

— И вы могли бы? — она недоверчиво взглянула на него.

— Все, что только вы пожелаете.

— А если бы вам пришлось ради этого погибнуть?

— Я бы не пожалел себя. По крайней мере я знал бы, что моя жизнь что-то значила.

— И что бы вы за это потребовали? — продолжала Аустра.

— Только то, что вы пожелали бы мне дать.

Покорность Лауриса тронула Аустру; под влиянием нахлынувшего на нее теплого чувства она протянула ему руку.

— Благодарю вас, вы мне друг. Возможно, когда-нибудь мне и понадобится ваша помощь.

Он с нежной горячностью схватил ее руку. Аустра позволила ему погладить ее.

— Боже, какие мы оба несчастные…

Больше она ничего не сказала. Сосны осыпали их пожелтевшей хвоей, и уныло завывал ветер. Они стояли на песчаной тропинке, которая даже на морозе не затвердела, и смотрели на мигающие сквозь кустарник огни поселковых домов.

Им нужно было расходиться в разные стороны.

Глава шестая

1

Заметив перемену в настроении Аустры, Зандав решил, что поступил правильно: в самом деле, лучшим лекарством для женских капризов всегда были решительные, энергичные действия. Всякий неосуществимый каприз — это нарыв в душе человека: если позволить ему разрастись, он отравит весь организм. Разве хирург должен считаться с тем, что причиняет потерпевшему боль? Смело и безжалостно вскрывая гнойник, он возвращает больному здоровье. Зандав тоже действовал правильно, и результаты стали очевидны уже в самые ближайшие дни: Аустра перестала говорить об отъезде, о своих страхах; если муж в штормовую погоду отправлялся в море, она не выглядела подавленной. Казалось, у нее даже появился интерес к тому, что происходит вокруг. Ее перестало обременять присутствие в доме посторонних. Когда Лаурис приходил по вечерам к Рудите, Аустра охотно слушала его рассказы, а иногда и сама участвовала в разговоре. Как-то раз она предложила поиграть в карты вчетвером. Теперь у Зандавов по вечерам стало оживленнее, и редко когда играющие расходились раньше полуночи.

«Она начинает оживать, — удовлетворенно думал Алексис, наблюдая за женой. — Это благоразумнее, нежели вечно хлюпать и вешаться мужу на шею».

Иногда они слушали радиопередачи или коротали вечера, вспоминая о разных событиях из прошлого, и оттого, что им не нужно было больше уединяться попарно — Лаурису и Рудите в кухне, Аустре с Алексисом в своей комнате, их жизнь стала естественнее и удобнее. Они знакомились и привыкали друг к другу, это была переходная стадия к будущей родственной близости. Лаурис постепенно становился как бы членом семьи Зандавов. Если случалось, что он не приходил, все ясно чувствовали его отсутствие — будто чего-то не хватало.

Но не будем, однако, наивными и не станем судить о людях лишь по одним внешним признакам: если человек улыбается, это еще не значит, что он счастлив; молчание не доказывает отсутствие мыслей. Под внешним спокойствием часто скрывается волнение.

Чувства, которые довели Аустру до ссоры с Алексисом, ничуть не утихли. Она с прежним настойчивым отчаянием стремилась вырваться отсюда, и, как в первые дни, по-прежнему мучительной казалась ей жизнь здесь. Только теперь она не чувствовала себя такой одинокой и покинутой, как прежде: теперь у нее был друг, человек, готовый для нее на все. Еще не зная, что может произойти, она верила в чудо и облегченно вздохнула, почувствовав, что ее положение не такое уж безвыходное. Вместе со смутными надеждами Аустра приобрела уверенность, смелость, и действительность ей больше не казалась такой невыносимой. Лаурис Тимрот хотел освободить ее, увезти домой (каким путем — неважно, главное, что он хотел это сделать), Алексис противился этому и устраивал всяческие препятствия. Все это доказывало, что первый из них — друг, второй враг, потому что стремления первого совпадали с желаниями Аустры, тогда как второму они были совершенно чужды. Эгоизм Алексиса и его жестокость оттолкнули ее, пробудили в ней упрямство; преданная дружба Лауриса и его готовность помочь заслуживали признательности, которая могла перерасти и в какое-то другое, более глубокое чувство. Вся сила чувств, которую Алексис своим отношением оттолкнул от себя, устремилась теперь на Лауриса. Аустра была слишком измученна и растерянна, чтобы анализировать происходящее и ясно оценивать события. Факты утверждали очевидное: Лаурис — друг, Алексис — враг, и этого было достаточно.