Страница 51 из 61
Самая замечательная их черта — доброта. Когда Симмонсы только переехали, у них не было ни мебели, ни кухонной утвари — их пожитки еще не прибыли из Веллингтона. На помощь пришли Сэм и Милли, она с удовольствием угощала их маорийским хлебом, одолжила вилки, ложки и все необходимое. А когда привезли мебель, Сэм приходил и помогал Джеку вносить ее в дом. Был он мужчина крепкий, здоровый как бык. И он, и дети находились под пятой Милли. Только и слышишь: «Сэм, сделай то, Сэм, сделай это!», «Сэм, куда ты запропастился?» Безусловно, это Милли заставила его скосить траву во дворе Симмонсов, когда те уехали на рождественские праздники. А когда Джек поблагодарил его, Сэм рассмеялся и ответил, что лишь выполнял приказания своего командира, да и овцы спасибо сказали. Он разводил овец и продавал их на местной ярмарке. Сэм — личность занятная. Вечно приносил детям конфеты. А когда его жена сердилась, отвечал, что хуже не будет, все равно зубы у ребят гнилые. Он и Марка, и Энн угощал — пусть уж будут плохие зубы у всех, так справедливее.
Если взвесить все «за» и «против», то отношения между двумя семьями были вполне добрососедскими. Марк и Энн часто ходили на пляж с детьми Херемаиа. Сэм время от времени приносил подарки: то баранью ногу, то мешок картошки. Как-то угостил их ханги, и Салли очень понравилось, но кина она отказалась попробовать, а пуха[35] показалась ей несколько грубоватой.
Джек поставил велосипед в гараж, запер дверь и направился в курятник. Кур они держат недавно, это последнее увлечение Симмонсов, и Джек страшно гордился результатами. Пока курятник мал и кур немного, но скоро у наседки Марии выведутся цыплята.
…Бедняжка, как ей достается от соседских ребятишек! Все за ее перьями охотятся.
Джек лишь качает головой. Вот и курятник. Странно, дверь заперта небрежно. Впрочем, он торопился утром. Куры с кудахтаньем бегут к нему, провожают до кладовки с зерном.
— Ну, налетели, — смеется Джек. — Не торопитесь, сейчас дам.
Он высыпает зерно на пол, и куры начинают клевать. С минуту Джек наблюдает за ними, затем идет туда, где смиренно высиживает цыплят Мария.
— Как дела-то? — шепчет Джек. Наседка лишь тревожно кудахчет в ответ. — Давай-ка, старушка, посмотрим. Ну-ка пусти. — Курица сопротивляется, бьется у него в руках.
— Ну-ну, не бойся, глупая, — успокаивает Джек.
Яиц всего восемь. Но лишь два из них целы. Скорлупа у остальных раздавлена, цыплята внутри мертвы.
Джек остолбенел. Если бы он был маленьким, то наверняка бы заплакал. Но он взрослый, и вместо слез в нем поднимается ярость.
Так вот почему плохо закрыт курятник! Утром все было в порядке, он запирал сам. На полу следы, так и есть, отпечаток маленькой ступни. Не наседка же в самом деле раздавила яйца.
Кто-то побывал здесь днем. Наверняка кто-нибудь из соседских детей. Только они способны на такое.
Дрожащими руками Джек посадил наседку на место, та тут же стала устраиваться поудобнее.
— Поздно, старушка, поздно, — в ярости шепчет Джек. — Но видит бог, на этот раз они у меня получат!
Джек закрывает за собой дверь курятника.
— Салли! Салли!
Жена появляется на пороге и спешит навстречу.
— Что случилось, Джек? — недоумевает она.
— Опять эти Херемаиа, — зло бросает Джек, — Все! Лопнуло мое терпение. Ведь сто раз просил, чтобы не подходили к курятнику. При тебе предупреждал. Говорил, говорил, да что толку…
— В чем дело, Джек?
— В чем дело?! Эти ребята — в них все дело. Пока нас не было, они залезли в курятник и…
Он не договорил. Заскрипела проволочная калитка — появляется Хенаре. Он машет рукой и бежит к ним.
— Здрасьте, мистер Симмонс, здрасьте, миссис Симмонс! Хорошо съездили? Мы уже соскучились по вас.
Улыбаясь, он забирается на забор.
— Лучше не подходи, — рычит Джек.
Хенаре, удивленный тоном Джека, тревожно смотрит на него.
— А что случилось, мистер Симмонс? — В его глазах недоумение.
Джек молча подходит к забору, поднимает руку и…
— Джек, не надо! — кричит Салли. Она видит, как Хенаре сползает с забора, тело его сотрясается от плача, он закрывает лицо руками — слезы катятся градом. Он еще не понимает, в чем дело.
А Джек орет:
— И чтобы больше я никого из вас не видел по эту сторону забора! Слышал, что я сказал?
Хенаре смолкает. Салли поворачивается к мужу.
— Зачем ты так, Джек!
Вдруг дверь дома Херемаиа распахивается, и во двор вылетает Милли.
— Что такое? — кричит она. — Что здесь происходит, а?
Она подбегает к сыну и склоняется над ним. Привлеченные криками, во двор высыпают и остальные дети.
— Ну-ка, марш в дом, — командует Милли. И, страшная в своем гневе, поворачивается к Джеку. — Считай, что тебе повезло — Сэм уехал! — кричит она.
— Опять ваши дети нашкодили у меня в курятнике! — взрывается и Джек. — Спасенья от них нет!
— О чьих детях речь?! — перебивает его Милли. — Чьи это дети нашкодили?! Кто именно?! — Она выкрикивает фразы, точно кнутом бьет. — Ну, кто, кто?!
— Сами знаете кто, — отвечает Джек.
Милли Херемаиа начинает смеяться. Смех у нее заливистый, даже вызывающий.
— Конечно, как не знать! Разумеется, всегда виноваты мои дети. То стекло разобьют, то велосипед упрут. Другие дети так не делают, только мои. И в курятник ваш они без конца забираются. Вы ведь так думаете, да? А я вам вот что скажу, всезнающий и всемогущий мистер Симмонс: может, мои ребятишки когда и лазили к вам в курятник, да только не сегодня, вот!
— Бросьте, Милли, будто своих детей не знаете? От них спасенья нет!
— Хватит, сыта по горло вашими разговорами! Конечно, мои дети не ангелы, но и ваши не лучше. Подите спросите вашего прекрасного сынка, чем он вчера занимался. Не знаете? Так это потому, что ни я, ни муж не пойдем трезвонить об этом каждому встречному-поперечному.
— Постойте, постойте, Милли…
— Что, правда глаза колет? Знаю я тебя, Джек Симмонс. Вечно наговариваешь за глаза. Думаешь, я ничего не вижу! Эти соседи, они ведь маори, что, угадала? Вечно воруют, вечно обманывают. Слушай, слушай, хорошенько слушай. Думаешь, только Симмонсы по воскресеньям уезжают? А твои соседи-маори тоже дома не сидят — что, непонятно говорю? Сегодня мы все ездили собирать маис. И вернулись как раз перед вами. Ну как, мистер, ведь вы же никогда не ошибаетесь? Что скажете? — Милли Херемаиа, как огромный куст, возвышается посреди двора. Но вот она поникает и сгибается, как после урагана. — И попробуйте еще хоть раз тронуть моих детей! Вы меня слышите? Слышите, что я говорю? Только попробуйте… еще раз…
Она обнимает Хенаре, и они медленно идут к дому. Дверь за ними тихонько закрывается.
Невеселым был в тот вечер ужин у Симмонсов. Детей пораньше отправили спать. Салли убирает посуду, моет, а Джек помогает вытирать.
— Видишь, я оказался неправ, — вздыхает он.
— Да, Джек, плохо, что ты не сдержался.
— Но я же чаще бываю прав. Ты ведь знаешь этих неугомонных.
— Чаще или реже — не в этом дело. Важно, что ты сейчас неправ.
— Салли, я был вне себя, поэтому не сдержался. — И он замолкает. — А впрочем, — добавляет он, — Милли ведь за всеми не уследит. И кто-то из них мог уже после возвращения слазить туда.
— Ну о чем ты, Джек, — вздыхает Салли.
— А, черт! Больше некому. Ты ведь знаешь, у них одно на уме.
— Не всегда.
— Почти всегда. Ты-то что заступаешься? Будто я не знаю, на что они способны.
— Ах, Джек! То, на что способны, еще не значит, что виновны. Неужели ты не понимаешь?
Салли отворачивается, садится за стол, искоса поглядывает на мужа. Он в сердцах комкает полотенце и швыряет на пол. Потом смотрит в окно на дом Херемаиа. Черт бы их всех побрал…
— Нужно что-то делать, Джек.
— Знаю.
— Так что же?
— Извиниться, наверное. Пойти и извиниться.
— Да, это самое лучшее.
— Таким дураком себя чувствую, — подавленно шепчет Джек.
35
Блюда национальной маорийской кухни.