Фрунзе

Политические заключенные стали получать вести о начавшемся новом подъеме революционного движения.

Встревоженные слуги реакции вымещали злобу на своих пленниках — политических заключенных. Отменили ничтожные льготы для политических, отобрали книги, бумагу… В тюрьмах усилились репрессии, начались избиения. Первая попытка избиения политических в тюрьме встретила организованный Михаилом Васильевичем отпор. По предложению Фрунзе, политические заключенные объявили всеобщую голодовку.

Хлеб, миски с супом полетели в коридор. Все требовали прокурора.

Голодовка длилась несколько дней, но прокурор не явился. Когда в камеру зашел арестант, занимавшийся уборкой, Михаил Васильевич сказал ему:

— Возьми, друг, эти шахматные фигуры и брось их в отхожее. Как бы не было соблазна их съесть…

Шахматные фигуры были сделаны из хлеба.

Наконец, голодающие добились приезда прокурора, и на некоторое время произвол тюремщиков несколько уменьшился. Но злоба против Фрунзе у них была особенная.

— Погоди, свернем и тебе шею, будешь шелковым.

— Ну, пока я жив, я с вами еще поборюсь…

— Утихомирим!

По малейшему поводу Фрунзе отправляли в карцер — холодная, без света, каменная яма в подвале. Здоровье Михаила Васильевича все ухудшалось. Тюремщики решили взять его измором.

В 1912 году, летом, Фрунзе перевели в Николаевскую каторжную тюрьму.

Начальник тюрьмы Колченко, закоренелый палач и истязатель, осмотрев новую партию своих пленников, спросил:

— Кто тут Фрунзе?

— Я.

— Политический?

— Да.

— Переведен по слабости здоровья?

— Да.

— Вот я тебя вылечу… У меня — тише воды! Чуть что — розги, карцер; попробуешь — и не обрадуешься.

Голодные, измученные каторжане, гремя кандалами, уныло разбрелись по камерам. Все те же постылые стены, озверелые надзиратели.

Один из них, провожая Фрунзе в камеру, по дороге несколько раз ткнул его ключом в бок. Михаил Васильевич с презрением посмотрел на своего врага.

Надзиратель ударил Фрунзе ножнами шашки по спине и злобно прошипел:

— Ты себе не думай! У нас, брат, не уйдешь. Ты только подумаешь, а нам уже известно. Всыпем полсотни горячих пониже спины, а потом сгноим в карцере… Политик!

Опять потянулась серая, однообразная жизнь в каторжной тюрьме.

Фрунзе поддерживал бодрость в своих товарищах. Он быстро и легко завоевал их симпатии. В своих воспоминаниях один из соседей Фрунзе по камере рассказывает:

«Михаил Васильевич быстро стал пользоваться уважением и любовью товарищей… Михаил Васильевич отдавал все, что получал из дому, и не интересовался, как и на что расходовались эти деньги… Слишком общественный он был человек. Для него были все равны: и эллин, и иудей, рабочий, крестьянин, даже уголовный, лишь бы он был с мозгами и не несло от него мертвечиной. Удивительная способность сразу понимать человека, его интересы и стремления, простой, толковый язык, всегда дельный совет — все это создало ему огромную популярность, и каждый встречавшийся с ним считал его своим…»

В одном из писем к друзьям Михаил Васильевич сообщал из тюрьмы:

«На мне возят воду. Чувствую себя очень слабым. Пришлите письмо с нарочным. Хочется узнать о действительной жизни. Но не теряю бодрости духа. Судя по лицу даже тюремной стражи, вижу, что на воле повеяло новыми веяниями, по солнцу вижу перемену жизни. Надо переносить все до конца».

По случайным вестям, по редко попадавшим газетам Фрунзе, как образованный марксист, предвидел неизбежность столкновения империалистических государств. Ведя политическую работу среди заключенных, он говорил им:

— Готовьтесь, товарищи, набирайте знания, скоро все пригодится.

Началась империалистическая война. Каторга проявила к войне интерес чрезвычайный. Бывшие в те годы на каторге рассказывают: «Из тюремной библиотеки были разобраны буквально все географические атласы; во всех камерах политических висели большие карты военных действий с нанесенными посредством флажков границами фронтов. А сколько споров происходило из-за этих флажков! Если, например, в телеграммах сообщалось, что русские войска отступили к Люблину, „пораженцы“ понимали это, что Люблин взят, а „патриоты“ утверждали противное. При наступлении же русских возникало обратное толкование».

Фрунзе разбирался в значении тех или иных военных операций. В этом ему помогали знания, почерпнутые еще в юности из книг по военной истории. Стоя у карты, Михаил Васильевич объяснял, где будут наступать немцы и почему, какой именно пункт должны защищать французы и т. д. Предсказания Фрунзе сбывались, к вящему изумлению товарищей.

В конце 1914 года Фрунзе был освобожден из каторжной тюрьмы и сослан на вечное поселение в Сибирь — в Верхоленский уезд, Иркутской губернии.

Товарищи по заключению собрали Фрунзе на дорогу сухари, кто-то отдал даже пару белья. Последнюю ночь не спали: провели в разговорах.

Надзиратель, открывая дверь камеры, хмуро сказал:

— Выходи, вырвался живой — твое счастье…

Почти нет большевика-подпольщика, в послужном списке которого не значилось бы «находился в ссылке». Ленин, Сталин, Молотов, Ворошилов, Дзержинский, Киров, Свердлов, Орджоникидзе — все эти строители большевистской партии прошли через ссылку. Но и в глухих селах Севера и Сибири не прекращали они своей революционной работы.

Поселенный в селе Манзурка, в двадцати верстах от Иркутска, Фрунзе становится активным членом колонии политических ссыльных. Дискуссии, теоретическая разработка вопросов большевизма и яростная борьба с меньшевиками всецело поглощают его.

Партия ссыльных подходит к Манзурке.

Из ссылки Михаил Васильевич пишет друзьям:

«…Россия из этой войны никак не может уйти не побитой. Обратите внимание на заграничные письма Ленина. Готовится большевистская конференция, места ее я еще не знаю. Получил свежие газеты из Женевы».

На каторге, в тюрьме, в ссылке Фрунзе, наряду с чтением литературы по самым разнообразным вопросам и изучением иностранных языков (английского, немецкого и французского), систематически изучал военную историю, тактику, стратегию.

— Вооруженное восстание неизбежно, — говорил Фрунзе, — и на другой день после захвата власти встанет вопрос о борьбе с контрреволюцией. Вооруженному восставшему народу нужны будут свои военные руководители.

Раздобыв с большим трудом литературу по военным вопросам, Фрунзе организовал кружок по изучению военного искусства. Он помнил указания Ленина, что большевики должны изучать военное дело для предстоящей борьбы за коммунизм.

Один из ссыльных как-то сказал Фрунзе:

— Можно подумать, что вы готовились поступить в Академию генерального штаба…

— Подготовка у меня самая подходящая — был чем-то вроде командира боевой дружины, — смеясь, ответил Фрунзе.

— И два раза веревку на шею в знак отличия получили…

Михаил Васильевич был скромен. Он никогда не рассказывал о том, как много пришлось ему перестрадать в борьбе с самодержавием. Когда об этом напоминали другие, он переводил разговор на новую тему.

— Рассказывают, что Энгельса в шутку называли генералом. Надо сказать, что в военных вопросах он разбирался лучше многих наших генералов… Меринг дал прекрасный анализ прусской военной системы. Ленин в 1905 году уже указывал, что партия должна выделить отдельных товарищей для военной работы — руководить боевыми операциями и вооружением отрядов… Я познакомился в Стокгольме на съезде партии с одним товарищем — луганским слесарем, который ухитрялся из Финляндии в Донецкий бассейн перевозить транспорты оружия для вооружения рабочих дружин…

М. В. Фрунзе среди ссыльных в Верхоленском уезде.

Успех кружка по изучению военного искусства был огромный. Благодаря ему многие из политических приобщились к военным знаниям. Но на эту своеобразную «академию генерального штаба» обратили внимание власти. Им померещилось, что Фрунзе готовит ссыльных для вооруженного восстания против местных властей… Кружок был разогнан. Фрунзе арестовали и по этапу отправили в Иркутскую тюрьму.