Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 50



Суд, стремясь во что бы то ни стало отправить Фрунзе на виселицу, допустил ряд грубых ошибок: не дал защитнику Фрунзе своевременно ознакомиться с делом, не известил его о слушании дела, отказал в вызове свидетелей.

Кроме того, судебная расправа вызвала возмущение не только среди рабочих, но и среди интеллигенции, у которой Фрунзе пользовался популярностью.

Защита подала кассационную жалобу в главный военный суд.

Фрунзе об этом не знал.

Прошло более месяца. Все так же по утрам раздавался страшный крик: «Прощайте, товарищи!», все так же печально замирал звон кандалов в коридоре.

На воле чувствовалось дыхание весны. Сквозь тюремную решетку проникали лучи солнца, доносилось щебетание птиц. Люди метались по камере и, усталые, впадали в полузабытье.

Фрунзе сидел за книгами. Уложив поудобнее кандалы, он читал и делал выписки.

Достигнув значительных успехов в изучении английского языка, Фрунзе стал штудировать «Политическую экономию в связи с финансами» Ходского, «Введение в изучение права и нравственности» Петражицкого.

Соседи по камере с изумлением смотрели на него.

— Никак он палачам хочет прочесть лекцию о праве и нравственности?

Через два с половиной месяца ожидания казни дверь камеры распахнулась, и надзиратель крикнул:

— Фрунзе, в контору!

Так обычно вызывали смертников, для которых уже был построен эшафот.

Фрунзе подумал: «Ожидание кончилось. Теперь смерть».

Выходя из камеры, он крикнул:

— Прощайте, товарищи! Меня ведут повесить…

Тюрьма загудела:

— Палачи! Убийцы!

— Прощай, дорогой товарищ!

Фрунзе привели в тюремную канцелярию. Там он увидел защитника.

— Михаил Васильевич, спешу вас порадовать — приговор отменен.

Фрунзе недоверчиво посмотрел на защитника.

— Зачем вы меня успокаиваете, обманываете… Я не мальчик, да и не хочу этого.

Когда пришел тюремный кузнец и расковал кандалы, Фрунзе удивленно спросил:

— Значит, я могу еще жить?

Судебная процедура была нарушена настолько грубо, что высшим судебным инстанциям пришлось отменить приговор. Главный военный суд был так зол на председателя суда, не сумевшего по всем «правилам» сразу же послать Фрунзе на виселицу, что закатил ему выговор: «Председательствовавшему по настоящему делу военному судье — генерал-майору Милкову за допущенные нарушения объявить выговор».

Над Фрунзе назначили новый суд.

Царское правительство делало все, чтобы на этот раз его жертва не вырвалась. Военный прокурор генерал-майор Домбровский подал главному военному прокурору рапорт, в котором, между прочим, писал:

«Признавая необходимым… лично поддержать обвинение по делу Михаила Фрунзе… прошу ваше высокопревосходительство разрешить мне выехать в гор. Владимир, где будет открыт временный военный суд для рассмотрения сего дела».

Фрунзе, конечно, заранее знал исход нового суда. Накануне процесса он вызвал защитника и решительно заявил:

— Беру с вас слово, что ни вы, ни мои родственники не подадите прошения царю о помиловании.

Защитник ласково потрепал Фрунзе по плечу:

— Милый юноша, ну на кой чорт вам нужно все это? Отрекитесь-ка от своих пролетариев, скажите, что по молодости лет увлеклись научной стороной социализма, и я даю гарантию, что вас помилуют.

Фрунзе вскочил.

— Я не нуждаюсь в вашей помощи! — побледнев от гнева, произнес он. — И, несколько успокоившись, добавил:



— Я люблю только удачные шутки…

Партийная организация прислала Фрунзе указание не бойкотировать суда, но энергично себя защищать…

Суд начался 22 сентября 1910 года.

На скамье подсудимых сидели Фрунзе, Гусев и несколько других участников первого процесса. Главное обвинение против Фрунзе, за которое грозила смертная казнь, — покушение на убийство урядника Перлова.

Партийная организация и родные Фрунзе стремились во что бы то ни стало опровергнуть пункт обвинения о покушении на урядника. В дни, предшествовавшие покушению, Фрунзе ездил в Москву. Нужно было доказать, что Фрунзе находился в Москве в самый день покушения, хотя на самом деле он вместе с Гусевым действительно пытался уничтожить назойливого шпиона.

Нашли в Москве врача Иванова, в больнице которого был Фрунзе во время приезда в Москву. Иванова убедили дать суду показания, что Фрунзе именно в этот день был у него в больнице.

Начался допрос свидетелей. Настал вечер. В судебном зале еще не успели зажечь свет.

Вызвали врача Иванова.

— Вы утверждаете, что подсудимый Фрунзе находился в этот день у вас?

Иванов убежденно ответил:

— Да, я ему оказал помощь.

— А вы хорошо знаете лично подсудимого Фрунзе?

Иванов на мгновение смутился: он никогда не видел Фрунзе. Но тут нашелся защитник:

— Фрунзе, встаньте, свидетелю темно, не видно.

Михаил Васильевич встал.

— Да, это точно Фрунзе, который был у меня, — ответил тотчас же врач.

У прокурора в руке хрустнул переломленный карандаш.

Урядник Перлов настаивал в своем показании, что в него стрелял именно Фрунзе. Защите и подсудимым удалось сбить с толку этого тупого и невежественного служаку.

Между защитой и обвинением шла напряженная борьба за голову Фрунзе. Суд во что бы то ни стало хотел отправить Фрунзе на виселицу. Судьи хорошо понимали, что перед ними стойкий и закаленный большевик…

Михаил Васильевич держался спокойно. И, когда вынесли второй приговор — к смертной казни через повешение, — ни один мускул не дрогнул на его лице. Он смело смотрел в глаза своим судьям-палачам.

Когда Фрунзе привели в тюрьму, встретившиеся в коридоре товарищи спросили его:

— Какой приговор?

— Статья до конца, — пошутил Фрунзе.

Его поместили в одиночную камеру в нижнем этаже. И снова мучительно медленно потянулись часы, дни…

Фрунзе потом рассказывал:

«Осталось уже немного времени. Утром, часов около шести, как всегда это делалось в тюрьме, меня должны были повесить. Надежды на отмену приговора не было почти никакой. Бежать невозможно. И не медля, так как время приближалось к роковому концу, я решился хоть под конец уйти из рук палачей. По крайней мере, повесить им себя не дам, сам повешусь, пускай найдут труп… И стал готовить из простыни веревку.

К моему удовольствию, гвоздь оказался в углу печки, как раз то, что нужно. Но когда я уже занялся приготовлением веревки, загремел замок».

Но это пришел не палач, а вестник жизни — адвокат с сообщением об отмене приговора.

Новый смертный приговор вызвал возмущение в либеральной печати. Под давлением общественного негодования царское правительство заменило смертную казнь каторгой.

Впереди — десять лет каторжных работ.

После суда закованный в кандалы Фрунзе содержался во Владимирской тюрьме. Из одиночной камеры он был переведен в общую. Среди заключенных были не только большевики, но и эсеры, и анархисты, и все же Фрунзе вскоре стал признанным всеми авторитетом. Он организовал кружки по изучению политической экономии, читал лекции по истории революционного движения, по вопросам партийного строительства и тактики, он приступил к изданию рукописного журнала. Все это приходилось делать втайне от администрации, по ночам: днем заключенные были заняты на работе.

Фрунзе с увлечением занимался столярным делом. Но чаще всего приходилось сколачивать гробы. В тюрьме долго не засиживались: невыносимый режим и отвратительная пища делали свое дело.

Но вот заболел и Михаил Васильевич. У него было воспаление легких. Начался туберкулезный процесс. Тюремные стены грозили Фрунзе гибелью. Возникла мысль о побеге. Весной 1911 года вместе с пятью матросами, осужденными за участие в восстании во флоте, Фрунзе начал вести подкоп из тюремных мастерских, где работали каторжане. Воля! От этой мысли даже дух захватывало. Подкоп подходил к концу. Заготовили пилки, чтобы распилить кандалы. По ночам шептались о предстоящем побеге. Но бежать не удалось. Их выдал один негодяй, уголовник. Фрунзе и его друзья по готовившемуся побегу были жестоко избиты и брошены в карцер. Михаила Васильевича, кроме того, заковали в ручные кандалы.