Страница 119 из 163
— Што-о?.. Нельзя пе-еть?.. Нам... матрос-сам?!. Да мы-ы... да мы революцию для этава сделали, штобы дать всем свободу! И вот — нельзя петь? — вскочив со стула, возмущенно выпалил он это.
Все молчат и слушают этот диалог, а мы с Богаевским слушаем с любопытством, гадая — чем все это закончится? Наш Роберт Иванович молчит.
— А ты хто такой?.. Я хочу и буду петь! — рычит рыжий матрос.
— Тогда, товарищ, я должен заявить в станционную Чеку, — скромно отвечает ему буфетчик.
— Иди... заявляй!.. А мы никаво ни боимся. Мы балтийские матросы. Мы были на самой «Авроре»! — рубит рыжий.
— Тогда не обижайтесь, я пойду, — вежливо отвечает буфетчик и ушел.
Минут через пять приходит начальник Чеки в подбористой шинели, при револьвере, в шлеме со звездой. Он заговорил с матросом также вежливо, сказав, что буфетчик прав... вокзал служит для отдыха людей, ожидающих поезда.
— Мы балтийские матрос-сы... мы с «Авроры»... едем к себе в отпуск... и нельзя петь песни, када хочешь? — начал вызывающе все тот же рыжий матрос-детина.
Но начальник опять его остановил и сказал, что «революция окончилась, теперь идет строительство... и надо считаться со всеми гражданами, и вообще —■ он запрещает хулиганить здесь, и, если они его не послушаются, он их обезоружит и отправит для разбора дела в Чека.
Услышав это, матросы сразу же присмирели. Рыжий еще что-то кру-тиа головой, но товарищи его успокоили, обещав начальнику Чеки больше этого не повторить.
Начальник ушел. В зале стало сразу тихо. Матросы также тихо заговорили между собой, явно оплеванные перед всеми.
— Сволочи... привыкли своевольничать, много их перебили мы на фронте... и еще вот остались... но, кажется, и им конец настал, — тихо говорит мне Богаевский.
Роберт Иванович улыбается, слыша слова Богаевского, и очень рад, что этих нахалов остановили.
Мы в Колчедане. Это очень большое и богатое волостное село. В центре — большая кирпичная школа. Напротив — женский монастырь с широким двором, в котором прочные деревянные постройки. Все в монастыре сделано добротно, продуманно, богато и по-хозяйски. В монастыре и помещались Уральские окружные спортивные курсы допризывников.
Начальник курсов Плюм на второй день, собрав всех инструкторов и строевых начальников, представил нас как «инструкторов спорта», пояснив, что оба «полковники Белой армии». Услышав это, все крепко жали руки, глядя нам прямо в глаза, кроме двух-трех человек, пожавших руки молча. То были коммунисты, ротные командиры из унтер-офицеров. Кроме Плюма, все инструкторы и курсанты жили по крестьянским хатам в Колчедане и в ближайших селах, в 2—3 верстах. Нас вселили в село Соколовка через речку на юг, у крестьянина Дмитрия Александровича Русанова. Когда нас ввели к нему в избу, он обедал с семейством.
УЗЬ
— Вот вам квартиранты, — сказал ему наш проводник.
Хозяин безразлично посмотрел на нас, вытер рукой рот и ответил не торопясь:
— Ну, што ж, коль в избе поместимся, то валяй... спать будут на земле, а свою постелю не уступлю, — сказал, повернулся к столу и продолжал есть.
За столом сидят его рыжая жена, две дочки-невесты и мальчик лет двенадцати, умными глазами с любопытством рассматривающий нас. Изба Русанова считается одной из лучших в этом селе. Она чистая и светлая, но состоит только из одной комнаты. Сам он с женой Лушей спит на деревянной кровати, а дети — или на печке, или на каком-то ложе возле нее. Мы ободрили хозяина в своей неприхотливости: будем спать на полу, только бы он дал нам соломы и какое-нибудь рядно поверх.
Наш проводник ушел, и мы остались с глазу на глаз с хозяином. После некоторого молчания хозяин спросил нас:
— А откедава вы будете?
Ответили ему, что «издалека с юга России». Но это его не удовлетворило. Он юга не знает и продолжил:
— Есть адна Расея, а иде юх, а иде север — ета усе равно. Адна страна, — закончил он.
Его ответ нам понравился, но смотрит на нас он недружелюбно и как будто «фыркает» от неудовольствия, что вселили к нему.
— Да Вы чего? — говорит ему Богаевский. — Будто бы недовольны, что нас к Вам прислали?.. Мы ведь не сами пришли!
— Ана, канешна, а все же, грябу иво мать, вас тут будет до пропасти красных!.. А ты, хрестьянин, все дай, ды дай! — зло отвечает он.
Нам это особенно понравилось. Мы теперь поняли — «кто он».
— Да Вы не беспокойтесь, хозяин. Мы белые офицеры, пленники, и сюда насильно присланы, — говорит Богаевский.
— Бел-лые?.. Значить, колчаковцы? — радостно спрашивает он. — Я сам у Колчака360 служил и вот вернулся зря в село, но Колчак придет иш-шо! Мы их всех тут живьем спалим, — рке совершенно откровенно выпалил он и повернулся к нам.
Услышав все это, мы сказали точно —• кто мы. И подружились с ним крепко и искренне.
— Как Вас зовут? — спрашиваем, чтобы ближе сойтись с ним.
— В селе зовут Ляксандрович, а мая имя Митрий, — поясняет.
Он высокий, сухой, жилистый мужик со светло-рыжей бородой, лет
сорока. На ночь нам щедро настлали соломы на полу, покрыли каким-то рядном, хозяева поделились своим подушками, и мы беззаботно заснули в крестьянской хате.
Состав спортивных курсов
Моя личная цель была —- дождаться весны, спада снега и... бежать. Бежать за границу, в Финляндию, как ближайшую страну от сих мест.
Весь состав курсов представлял собой спортивную полувоенную организацию, «батальон» до 400 человек молодежи, в него входили и два взвода сельских учителей и учительниц, которые, пройдя курс, должны преподавать гимнастику детям в школах.
У начальника курсов Плюма два помощника — Н.А. Русинов из Вятки и Н.Д. Науров из Ярославля. Оба бывшие студенты, по революционному безвременью не могущие продолжать свое образование.
Адъютант курсов — Г.Ф. Тарунин из Костромы. Окончив гимназию в своем городе во врел!я Великой воины, был принят в армию на правах вольноопределяющегося 1-го разряда в артиллерию на Кавказский фронт и в свой город вернулся уже при большевиках. Умный, активный, с военной жилкой. Все эти трое непосредственных помощников Плюма были не только что не партийные — были русскими патриотами и к нам, двум казачьим полковникам Белой армии далекого от них юга, отнеслись очень внимательно. Мы все подружились.
Во главе батальона стоял бывший поручик Блинов, из Вятки. Ему было 25 лет. Добрый, видимо из учителей, не партийный. Он был учтив с нами, как с кадровыми офицерами Императорской армии, попавшими в такое ложное положение.
Батальон разбит на две или три роты. Ротными командирами были бывшие унтер-офицеры ближайших сел, партийные, с которыми мы совершенно не общались. Все инструкторы спорта числились «людьми штатскими», имели свои часы преподавания в гимнастических залах и подчинялись только начальнику курсов. Это были два разных мира, не доверяющие один другому. Вся администрация: Роберт, его два помощника и адъютант — были между собой на «ты», были очень дружны и при нас с Богаевским вели самые непринужденные разговоры о красной власти, критикуя ее.
Комиссаром курсов был бывший студент из Екатеринбурга, молодой человек с красивыми, печальными глазами. Мы заметили, что он избегал встречи с нами, и видели его только мельком. Из города, в гости к нему, приехала сестра-курсистка, стройная, красивая девушка. Здесь он пригласил нас на чай, познакомились, и он рассказал свою историю. Отец офицер, погиб на войне, средств к жизни у матери-вдовы нет... сестре надо учиться, чтобы обеспечить жизнь матери и учение сестры — он «записался в партию». Просил его понять, почему он избегал встречи с нами. Сестра слушала молча. Что случилось потом, мы не знали, но он был снят с должности скоро и куда-то уехал.
Инструкторами были: по гимнастике — Г.В. Локтионов из Вятки, сын ученого. Окончив реальное училище, он «пристроился» сюда, как сказал мне, чтобы иметь время для подготовки в университет. При нем учебники, и он все свободное время и в гимнастическом зале занимался по ним.