Страница 105 из 163
14. Войсковой старшина Горбачев347 — высокий, крупный блондин, компанейский офицер, отличный хоровой певец-бас.
15. Полковник Дьячков34в — известный инструктор гимнастики, не казак.
Это все старые офицеры. О молодых укажу по мере развертывающихся событий.
Новая анкета. Наша жизнь в Москве
На второй день нам приказано явиться в штаб Московского военного округа для регистрации. В нем все должности занимали бывшие офицеры. Они одеты в гимнастерки или кители, с оставшимися швами от погон на плечах. Приняли любезно, по-офицерски. На наши короткие вопросы ответили, что они в большинстве москвичи и автоматически остались на своих местах, так как надо существовать и содержать семью. К нам — полное сочувствие.
Нам вручили новые анкеты, только «для военных», с точным указанием полученного гражданского и военного образования, прохождения службы, чинов и должностей до октябрьского переворота 1917 года. Дальнейшая служба, должности и чины, полученные в Гражданской войне, их не интересовали, то есть штаб Московского красного военного округа не интересовала наша слркба в Белой армии. Все мы были превращены в тех, коими были до октября 1917 года. Я стал подъесаулом и командиром сотни (бывшим).
И объявили, что мы зачислены кандидатами на военно-политические курсы, после прохождения которых будем отправлены на Польский фронт «для защиты Отечества». О нашем предназначении в отношении защиты красного отечества мы потом острили и смеялись, так как защищать «это отечество» мы совершенно не собирались.
Еще объявили нам, что мы свободны и «до очереди на курсы» можем заниматься, чем кто хочет, но жить в казармах и на выход со двора каждый раз иметь письменный пропуск от комиссара казарм.
При регистрации мы обнаружили, что среди нас нет корниловцев, войсковых старшин Трубачева и Лебедева и командира Полтавской бригады полковника Борисова. Они бежали.
После падения Крыма оттуда к нам, в Екатеринбург, прибыла супруга полковника Дударя, которая рассказала, что Борисов пробрался в Крым и доложил генералу Врангелю о нас. По слухам, Трубачев и Лебедев бежали на Кубань. Судьба их неизвестна.
О полковнике Борисове. К нему, в Кострому, прибыла жена и свояченица-барышня. Они часто приходили к нам по вечерам, когда мы жили уже в казармах. С нами ехали и в Москву. Борисов родом не казак. Видимо, жена и свояченица достали для него соответствующий документ, они устремились на юг и достигли своей цели. К нашим семейным с Кубани никто не приезжал. Знакомств никаких здесь не было. Нет и денег. Мы были, как в иностранном государстве, беспаспортные, и наш костюм был «полуазиятский». Куда же и как бежать?..
Один «государственный гараж» запросил группу рабочих для расчистки своего двора. Наряд приказано сделать из нашей группы, в 25 человек. Утром подали грузовик. И мы несемся по Москве — мимо Симоновского монастыря, мимо Кремля, через Театральную площадь на Тверскую улицу и дальше куда-то... Москву многие из нас совершенно не знают и впервые здесь, в Белокаменной. Грузовик движется быстро. Мы все стоим на ногах, держась друг за друга и за борта грузовика. Москва показалась нам серой и грязной. Движение на улицах слабое. Идущие люди сумрачные и не обращают на нас никакого внимания.
Мы проезжаем Триумфальную арку у Варшавского вокзала и въезжаем на Петровское шоссе. Знатоки Москвы показывают нам на знаменитый ресторан «Яр». Петровское шоссе величественное. Вот и знаменитая Ходынка. Вдали чуть видны палатки красноармейцев и слышатся звуки сигнальной пехотной трубы.
С шумом, с грохотом грузовика мы въехали в какой-то двор, полный разного мусора и поломок. Рабочей толпой высыпали на землю. Из конторы вышел чистенький молодой человек лет двадцати пяти, интеллигентного вида, в макинтоше. Старший над нами Хоранов немедленно же представился ему, сказав, что он генерал, а его рабочие — пленные офицеры Белой армии.
Молодой человек смутилея, пожал Хоранову руку и подошел к нам. Застенчиво и очень сердечно он сказал, что работа у него грязная, и он не знает, подойдет ли она нам. Но «она платная», — добавил начальник гаража.
Группа рабочих человек в двадцать, стоявшая тут же, с интересом рассматривала нашу «экзотическую группу казаков, белых офицеров, с погибельного Кавказа», и мы не заметили в их глазах недоброжелания к нам, а скорее — любопытство.
Полковник Хоменко, боясь, что если мы не получим работы, то не получим и заработка при нашем безденежье, быстро спросил — какова работа?
— Да вот, надо убрать мусор и перенести поломку отсюда и досюда, — смущенно отвечает начальник государственного гаража.
— Ну что, господа, беремся? — авторитетно окинув нас глазом, спросил Хоменко.
— Канешна-а, — почти разом ответили мы все.
И мы принялись за работу — быстро, сноровисто, словно команда солдат.
Наша работа понравилась начальнику государственного гаража, и он обещал дать еще работу на несколько дней. Потом мы ездили с некоторыми рабочими на том же камионе в другие места на работы. У них — никакой злобы к нам. Властью они недовольны и отказались поступить «добровольно» в формируемые отряды для отправки на юг, реквизировать зерно у крестьян.
Каждое утро за нами присылался камион на «нашу Яузу», забирал и вез на работы. Приятно было покидать грязные казармы с тысячами дезертиров Красной армии, болтающимися по широкому двору. На работы дезертиров не брали, как ненадежный элемент.
— Я все равно убягу!.. Я ня хачу служить у красной армийи! — кричит во все горло по двору здоровенный, крупный парняга лет двадцати пяти.
Никто его не останавливает в этом, и его слова-выкрики нам нравятся — как характерное настроение многих красноармейцев.
Направление офицеров в военные училища
Польская армия успешно наступала, войдя в пределы России. У красных мобилизация всех сил. Из-за нехватки командного состава в Красной армии военно-политические курсы в Москве для пленных офицеров Белых армий с двухмесячного срока сокращены до трехнедельного. На очередной срок курсов берут только офицеров Генерального штаба и специальных родов оружия: артиллеристов, саперов. Инструкторами в красные военные училища призвали всех офицеров, кто служил в военных училищах Императорской армии, освободив их из тюрем. Из нашей группы старших офицеров Кубанской армии были зачислены следующие: Генерального штаба генерал Морозов, полковник С.И. Земцев и ускоренного курса Великой войны, причисленный к Генеральному штабу, войсковой старшина Петр Бойко, пластун; артиллеристы — полковник Кочергин, братья-полковники Сергей и Константин Певневы и войсковой старшина Березлев. С Морозовым принят был и его адъютант, штабс-капитан, москвич.
К нашему огорчению, по прибытии в Москву из Костромы немедленно был арестован Генерального штаба полковник А.М. Бойко, наш природный казак Лабинского отдела, и препровожден в Бутырскую тюрьму. Причина ареста — некоторое время он был начальником штаба всех войск, находившихся (отошедшими) на Черноморском побережье в марте—апреле месяцах, когда ими командовал генерал Шкуро. Это была наша Кубанская армия и 4-й Донской конный корпус. В те месяцы командующий Кубанской армией жил в Крыму, шли какие-то переговоры Атамана Букретова с Крымом генерала Врангеля. Командующий армией генерал Улагай приезжал и уезжал вновь в Крым от Букретова к Врангелю и от Врангеля к Букретову... и в этом запутанном клубке взаимоотношений, до его развязки, Атаман Букретов, в 20-х числах марта, назначил генерала Шкуро командующим войсками всех частей здесь, коим он и был до 15 апреля. Вот за это и был арестован Бойко. С ним я спал рядом на нарах в Костроме, и он, молчаливый, замкнутый человек, кое-что рассказывал мне о тех днях. Дальнейшая судьба его мне неизвестна.
Были призваны на курсы и члены Кубанской рады, имевшие офицерские чины.
^
ТЕТРАДЬ ДВЕНАДЦАТАЯ Одно жуткое предупреждение