Спор о варягах

У читателя создается впечатление, что истинное количество норманнов в Гнездове, по мнению И. П. Шаскольского, посредине между крайними определениями Арне и Авдусина.

Арне считал, что в Гнездове не менее 25 скандинавских комплексов. Авдусин только 2 кургана признал скандинавскими.

Какова же «золотая середина» Шаскольского? Пересчитав со всей строгостью (с достаточным пристрастием) все гнездовские комплексы, которые неизбежно придется «отдать» скандинавам, И. П. Шаскольский включил в это число не менее 12 женских погребений и около 18 мужских, т. е. минимум около 30 комплексов! Остается обратиться к лучшему среди нас знатоку математики Александру Ивановичу Попову с просьбой выяснить, есть ли хоть какие-нибудь математические возможности признания цифры 30 средней между 2 и 25! (Проф. А. И. Попов с места: «Никаких!» — Общий хохот.)

Правда, И. П. Шаскольский добавляет: все равно это мизерная цифра по отношению к 700 раскопанным курганам Гнездовского могильника. Да, мизерная. А вот какова будет по отношению к достоверно славянским из этих 700? Громадное большинство-то ведь в Гнездове вовсе неопределимы! Кстати,

Арне в своем ответе Авдусину указал на это последнее обстоятельство и вообще, надо признать, с блеском разбил доводы Авдусина (Ате 1952; ср. Ша-сколький 1965:117). Это та самая статья Арне, которая осталась без ответа. Ни Д. А. Авдусин, ни другие советские археологи ничего не противопоставили ей. Вот печальный итог запальчивого спора с негодными средствами.

Все признают, что на данном этапе весь спор перенесен в основном в сферу археологии. В этом согласны и норманисты, и их противники. Т. Арне пишет: «Без археологического материала было бы невозможно получить какие-нибудь заключения о жизни славян VII—VIII вв., т. е. тех веков, которые непосредственно предшествуют выступлению варягов» (Агпе 1952:139). А. В. Арциховский считает: «с течением времени варяжский вопрос все более и более становится археологическим вопросом» (АгЫкНоУБку 1962: 9).

Воистину! Но из этого вытекают очень важные выводы. Сам же И. П. Ша-скольский с сочувствием передает слова А. В. Арциховского, что

«круг письменных источников по этой проблеме ограничен, и многие поколения историков бьются над интерпретацией одних и тех же памятников; напротив, археологический материал растет с каждым годом и дает все больше данных для решения многих проблем, которые ранее казались неразрешимыми, в том числе и для решения норманнской проблемы» (Ша-скольский 1965:107).

Считается, что за каждые 30 лет материал возрастает вдвое. Еще более существенно то, что тот материал, который накоплен и уже послужил для ответственных выводов, изучен чрезвычайно слабо — все археологи это знают. Так что его надо еще только исследовать по-настоящему, а на предварительные выводы, часто крайне поспешные, не очень-то полагаться! Ближайшие годы могут дать самые неожиданные результаты.

Возьмем, например, созвездие могильников Ярославского Поволжья — единственное полностью раскопанное, в большей (сохранившейся) части обработанное и полностью в этом виде опубликованное (Ярославское 1963). Еще недавно одни объявляли все созвездие целиком норманнским, другие с первого же взгляда — чисто славянским. А что оказалось на деле?

В самом большом и лучше всего изданном из всех трех могильников Ти-меревском, по строгим подсчетам автора публикации, 38% погребений оказалось финскими [принадлежащими финно-угорским народностям Поволжья], 15% — славянскими и 4% скандинавскими. И. П. Шаскольский приводит эти цифры, особо отмечая: «Лишь 4%!» (стр. 157, прим. 249). Но ведь 43% погребений Тимеревского могильника остались без определения. А если пересчитать проценты по отношению к количеству определенных погребений, то цифры получатся соответственно 67, 26 и 7.

Но и это еще не отражает реального содержания варяжского элемента в этническом составе населения окрестностей Ярославля во время деятельности здесь варягов, так как при таком подсчете смешаны в кучу погребения всех веков — включая то время, когда варягов здесь уже вовсе не было. Если же пересчитать процентные отношения по векам (таблицы, приложенные к публикации, позволяют это сделать очень легко), то получим, что для X в. на 75% финнов и 12% славян приходится 13% скандинавов (14 погребений из 107). Значит, в то время каждый восьмой житель окрестностей Ярославля оказывался варягом, а славян было меньше, чем варягов. (Уже в конце X — начале XI вв. на 72,5% финнов и 24% славян приходится только 3,5% скандинавов, а позже начала XI в. варягов в могильнике нет.)

Вот какие неожиданности нас еще ждут! А бывают и сюрпризы противоположного характера. Мечи вначале считались сплошь норманнскими, потом их признали франкскими [т. е. они попадали к норманнам из Центральной Европы], и действительно, на них большей частью оказываются подписи рейнских мастеров. Но вот А. Н. Кирпичников [(1965)] на одном мече обнаружил чисто славянскую подпись мастера! Значит, было, оказывается и местное производство мечей, хотя и меньшее по объему продукции.

Значит, опять заранее утверждать возможность только одного решения крайне опасно.

Конечно, исследователь может держаться той или иной скороспелой гипотезы и с азартом ждать, как она оправдается при настоящей проверке материалами. И тогда подтвердят его факты или опровергнут — его личное торжество или посрамление. Но определять свою позицию как единственно марксистскую, а противоположную — как норманистскую, антимарксистскую, т. е. связывать с этим риском победу или поражение советской науки, ее методологии, — мне представляется непозволительной авантюрой.

А между тем наши ученые не раз оказывались не в силах устоять перед искушением монополизировать за своей гипотезой исключительное право представлять марксизм. И давали подчас возможность нашим противникам злорадствовать. И все же это снова повторяется...

Каждое утверждение ученого, а тем более целой научной школы, — это вексель, по которому рано или поздно придется платить, и тот, кто не сумеет этого сделать в момент учета векселей, становится банкротом.

Банкротом оказался профессор Д. А. Авдусин.

Банкротами оказались Д. Б. Вилинбахов вкупе с В. В. Похлебкиным.

Но так как первый объявлял свои позиции единственно марксистскими (и тогда это не отрицалось в печати никем из советских ученых), а вторых обстоятельства их выступления поставили в такую позицию (полемика в иностранном журнале — Вилинбахов 1962), то в глазах мировой научной общественности это могло быть равносильно банкротству советской исторической науки в данном вопросе. И теперь предстоит здорово поработать, чтобы рассеять это впечатление. Зачем же снова выдавать векселя, которые еще не имеют за собой надежного материального обеспечения?

У экономистов вексель подобного рода называется «бронзовым».

Смелая гипотеза, высказанная без претензий, — это гипотеза.

Смелая гипотеза, объявленная единственной представительницей советской науки в данном вопросе, — это «бронзовый вексель».

Книга И. П. Шаскольского в известном смысле — тоже «бронзовый» вексель. Прарда, это вексель на меньшую сумму, чем векселя его предшественников. Он имеет за собой частичное обеспечение, а в значительной части он выдан другими исследователями и лишь акцептирован (снабжен передаточной подписью) И. П. Шаскольским (но это, как известно, не освобождает от ответственности).

И. П. Шаскольский признает, что «даже с позиций буржуазной филологической науки вопрос о названиях днепровских порогов все еще требует значительно более основательного изучения» (стр. 181). «Даже...» означает, очевидно, что уж с марксистских позиций тем более не может считаться решенным. Но одно из альтернативных решений уже заранее осуждено как «преувеличение», а те, кому оно представляется более перспективным, уже заранее объявлены норманистами.

И. П. Шаскольский констатирует, что «советские археологи в последние годы не раз пытались выяснить происхождение погребений в срубах, но пока еще не нашли удовлетворительного решения, вопрос этот, безусловно, требует еще дальнейшего исследования» (стр. 179). Но если «удовлетворительного решения» еще нет, значит, нельзя одно из двух возможных определений признать доказанным, а другое — ошибочным: оно вполне может оказаться правильным. А ведь это признание сделано сразу же после того, как сторонники одной из этих трактовок уже зачислены в норманисты.