Спор о варягах

Профессор С. В. Юшков (1940) также признает, что варяги были поставщиками наемной военной силы (часть дружины) славянскому классу господ и вследствие этого по нормам того времени сами вошли как составная часть в этот класс. К этому остается добавить немногое. Возможно, что варяги привезли с собой звучание слова «Русь», но не они наполнили его тем содержанием, которым оно в течение многих веков волнует сердца. Варяги «осчастливили» славян княжеской династией и одарили некоторыми полезными вещами, каковы, например, варежки и щи.

Еще одна оговорка: лишь знатнейшие варяги — дружинники стали действительно большими господами на Руси, вроде Свенельда в Киеве. Рядовые же воины промышляли некоторое время мелкой торговлей заморскими женскими украшениями. Недаром большинство скандинавских вещей в Гнездов-ских курганах — это именно женские украшения, а не оружие. А в живых русских говорах сохранилось слово «варяг» в значении, отнюдь не соответствующем провозглашенной норманистами высокой цивилизаторской и организующей миссии норманнов. В северорусских деревнях «варяг» значит: «мелкий торговец галантерейным товаром вразнос, офеня, коробейник». Такими запомнил русский народ варягов.

Порой историк вводит в заблужденье,

Но песнь народная звучит в сердцах людей.

(Байрон)

Вот все, что можно сказать о подлинной роли варягов в истории нашей страны. Это вывод из объективного анализа аргументации норманистов и антинорманистов.

Я оставил в стороне целый ряд проблем, связанных с рассмотрением этого вопроса, прослеживал только основные линии спора. Мне хотелось удержать внимание и непрофессионального читателя.

Пять раз мы приводили движение чаши весов. Пять раз коромысло кренилось в ту или другую сторону. С каждым разом выяснялось, что хоть и виден

перевес одной из чаш, общий вес груза все еще недостаточен, чтобы подводить итог. Измерение по первой догме норманизма оставило неопределенность. Второй и третий тезисы норманизма, безусловно, оказались прочными. Антинорманизм здесь потерпел поражение, и это вряд ли подлежит изменению. В четвертом измерении чаша начала склоняться на сторону антинорма-низма. При последнем, пятом измерении на чаши легли с обеих сторон самые тяжелые гири, определившие окончательный результат. Чаша антинорманиз-ма перевесила, и весы застыли намертво в этом положении.

Антинорманисты могут примириться со своим поражением по второму и третьему тезисам. Правда, именно по первым трем пунктам шли сражения в первых двух диспутах. Если назревает третий, а это, вероятно, так (100 лет прошло со второго), то спор пойдет главным образом по двум последним пунктам концепции норманизма. А может быть, и об историографическом содержании самих понятий «норманизм» и «антинорманизм».

[Ведь и скандинавские ученые, аттестуемые как норманисты, пришли к более сдержанным и самокритичным заключениям. Видный датский славист Ад. Стендер-Петерсен, отстаивая создание на восточнославянской территории норманнских государств, отвергает теорию Станислава Рожнецкого о скандинавском происхождении русских былин и идею о скандинавском происхождении устных источников преданий русской летописи. Он полагает, что культурные влияния шли не с севера на юг, а в противоположном направлении — из Византии через Киевскую Русь в Скандинавию. Другой крупнейший скандинавист, шведский археолог Хольгер Арбман, обратил внимание на то, что в России многие древности носят «гибридный» характер и не являются ни чисто скандинавскими, ни чисто славянскими. Что в Киеве и Новгороде северных древностей очень мало, так что нет оснований говорить о скандинавских колониях. Хотя в Гнездове есть явно скандинавские предметы и обряды, но шлемы и одежда непохожи на скандинавские, и в Скандинавии не было обычая умерщвлять женщину при погребении вождя — как описано у Ибн-Фадлана. Арбман считает, что нет оснований говорить о норманнском создании Древнерусского государства (ЗсНгтпск 1970:19).

В обсуждении доклада Шаскольского в Дании шведский археолог Мортен Стенбергер сказал: «Вряд ли хоть один шведский археолог станет утверждать, что викинги основали Русское государство». А на его указание, что процент скандинавских погребений в Гнездове очень мал, датский археолог Ханс-Христиан Сёренсен заметил: «Значит, нет расхождения в этом пункте между советскими и шведскими археологами» (О^зсиззюп 1970: 46-47).

С другой стороны, Стендер-Петерсен отвергает советское толкование марксистского тезиса о возникновении государства в ходе социальноэкономического развития общества. Советские ученые грековской школы считали, что это означает развитие из сугубо местных корней и позволяет отмести внешний фактор типа завоевания. Стендер-Петерсен думает иначе. Он не верил, что

«сдвиги социального порядка внутри племенных образований или племенных союзов достаточны для того, чтобы создать государственное устройство. Исторический опыт учит нас, что необходимо внешнее воздействие или импульсы того или иного рода, чтобы примитивный, разделенный на племена народ организовался в государство, которое базируется на экономических различиях между разными слоями населения и объединяет военный аппарат насилия в руках одного повелителя, который может опереться на группу людей или слой, так или иначе заинтересованный в осуществлении власти» (51епс1ег-Ре1:ег$еп 1955:168)».

Самое интересное, что это представление о роли внешнего фактора было в наличии уже у классиков марксизма, осознавалось в трудах советских историков (Цвибак 1933: 508-509; Бахрушин 1938; Мавродин 1945: 210, 220) и, отвергнутое марристами и грековской школой (Пархоменко 1939:146; Греков 1949: 448, изд. 1953: 453; Рыбаков 1966: 491; 1982: 177, 258, 293-294, 298, 313-315; 1984: 45-52, 66-68), было в умеренном виде восстановлено Пашуто и его школой (Пашуто 1968; 1968: 21-30; 1970; 1974; Джаксон и Плимак 1988: 44-45,47-49, 51-55).

С одной стороны, все это вроде бы поддерживает суть антинорманист-ской традиции, с другой — выбивает почву из-под противопоставления нор-манизм/антинорманизм в современной науке.]

Воплощая критический анализ в образе весов для проверки аргументов, я вовсе не имел намерения представить дело так, будто я стараюсь подняться над обеими спорящими сторонами, отрешиться от крайностей обеих враждующих теорий и найти некую «золотую середину». Надеюсь, из тона и итога изложения читателю ясно видно, что автор в изучении каждого пункта склоняется на сторону одной из сторон. Я не старался скрыть от читателя свою позицию.

Весы — это, конечно, всего лишь литературный прием, помогающий более убедительно уяснить читателю, на чьей стороне правда, прием, позволяющий показать, что именно объективный анализ фактов приводит к выводу о том, что норманисты правы в одних вопросах и не правы в других. При использовании этого приема читателю особенно легко убедиться, что автор не пытается подменить логику и факты эмоциями, не превращает национальные чувства и политические симпатии или антипатии в доказательства. Образно говоря, читателю при таком положении должно быть лучше видно, что автор нигде не пытается тайком надавить пальцем на чашу весов, любезную его сердцу, не

заменяет весомость доказательств тяжестью авторитетов, не использует аргументов ас! Ногтипет и т. п. А ведь все это случилось в споре о варягах и двести, и сто лет тому назад, и совсем недавно.

Наше рассмотрение спора о варягах подошло к концу. Но самый спор не окончен. Я не говорю здесь о тех политических деятелях от науки, которым вообще дела нет до научной истины и которые не изменили бы своих взглядов, даже если бы сам Рюрик явился с того света засвидетельствовать (на древнешведском языке), что застал у славян развитое государство. Я имею в виду ученых, которые стараются быть объективными. Для ученых спор о варягах, как и всякий научный спор, решается не большинством голосов или влиянием авторитетов, а большинством и весом аргументов. Собранные здесь аргументы против норманизма, конечно, известны ученым-норманистам, а факты, которые не вяжутся с антинорманистской позицией, — известны антинормани-стам. Тем не менее они не отказываются от своих взглядов. Многие из них не согласились бы с предложенной здесь оценкой некоторых аргументов — они, вероятно, готовы предъявить свои соображения на сей счет.