Страница 57 из 208
Лорис-Меликов — государственный деятель, сумевший чутко уловить назревшие потребности страны, стремившийся откликнуться на них, дать простор общественной деятельности, — становился помехой «новой политике». Во всеоружии незаурядных способностей, огромного разностороннего опыта, проявивший себя искусным политиком и дипломатом, смелым реформатором, он оказался не только нужен, но и опасен.
1 мая 1881 г. К.П. Победоносцев писал своему постоянному корреспонденту Е.Ф. Тютчевой, имея в виду объявление манифеста 29 апреля, что «произошел соир сГё^а!»532. Шутка обер-прокурора Синода несла в себе долю серьезного смысла. С уходом Аорис-Меликова и его «команды» произошло нечто большее, чем смена правительства и даже правительственного курса. Прерывалась сама линия развития России, ориентированная на мирные преобразования, на реформы как альтернативу революции и реакции. При всей непоследовательности политики Лорис-Меликова, во многом связанной со старой системой, она предусматривала движение вперед, позволяя надеяться, что удастся избежать революционных потрясений. С его устранением Россия потеряла несколько десятилетий в своем развитии и вплотную приблизилась к революции. Лорис-Меликову надо было всего несколько лет, чтобы реформировать страну. Столыпин рке рассчитывал на два десятилетия, но их не оказалось.
В конце 1880 г., когда в обществе проявились надежды на мирные преобразования, Н.К. Михайловский обращал внимание на европейский опыт, доказывавший, что власть должна обладать «высоким нравственным мужеством» для того, чтобы решиться на реформы. «Без такого исключительного условия» власть или вырождается в деспотизм, или становится тенью, или уступает место республике. Этот «непоколебимый диагноз» по-своему подтвердила история династии Романовых.
Глава пятая
В ОТСТАВКЕ. СУДЬБА НАСЛЕДИЯ
Слухи об отставке Лорис-Меликова подтвердились сообщением «Правительственного вестника». В нем формулировка высочайшего указа не носила политического оттенка: «1881 года мая 4 Министра внутренних дел, члена Государственного Совета, нашего генерал-адъютанта, генерала от кавалерии графа Лорис-Меликова Всемилостивейше увольняем согласно прошению и по болезни от занимаемой им должности, с оставлением членом Государственного Совета и в звании генерал-адъютанта»533.
6 мая последовал циркуляр нового министра внутренних дел графа Н.П. Игнатьева, напоминавшего в чем-то планы своего предшественника: для борьбы с крамолой не следует полагаться только на усилия полиции, но и «общество должно оказать противодействие этому гибельному направлению». Правда, тут же заявлялось, что происшедшее событие не просто смена государственного деятеля, но и «переход к новой политической программе»534. Это утверждение Игнатьева расходилось с анализом деятельности Лорис-Меликова в «Правительственном вестнике», где указывалось, что мероприятия ушедшего в отставку министра способствовали устранению разлада между правительством и обществом. «Мы убеждены, — писалось там, — что и теперь, как и тогда, нет другого разумного исхода; опасаемся, чтоб иной путь не осложнил зла и не привел к окончательному разнузда-нию всяких неразумных страстей и диких инстинктов. В этом случае мы горько пожалеем о государственном человеке, которому удалось наметить пути политике мира и согласия»535.
Эта оценка, высказанная в правительственном органе в первые месяцы после отставки Лорис-Меликова, получила дальнейшее развитие в либерально-демократической прессе (см. док. № 76). Уход от власти полезного администратора — большой урон для России.
Такой вывод был доминирующим в прогрессивной публицистике. «Русские ведомости» считали, что Михаил Тариелович, проявив незаурядные способности в сферах внутреннего управления, сделался популярнейшим человеком в России. «Он уносит с собою искреннюю благодарность всех благомыслящих людей и славу замечательного государственного деятеля. В тяжелую годину нашей истории граф с самоотвержением истинного гражданина принял на себя трудную и ответственную роль»536.
«Вестник Европы» признавал, что нахождение у власти Лорис-Ме-ликова означало «начало новой эпохи», а его удаление от государственной деятельности «окончание этой эпохи». Сделано было с февраля 1880 г. по май 1881 г. в перестройке российской государственности не много, но основная тенденция реформирования была определена верно, всесторонне. Принять меры к повышению народного благосостояния, «оставляя общество — безгласным, мысль — зависимою от произвола, земство — бессильным и забитым», не привело бы к полному успеху. С другой стороны, увеличить свободу мысли и слова, не обращая внимания на жизнь народа — значило бы «строить на песке». Заслуга Лорис-Меликова заключается в том, что его политика «не была односторонней ни в том, ни в другом смысле»537.
С отставкой Аорис-Меликова Россия, по мнению журнала «Русская мысль», лишилась наиболее выдающегося, наиболее популярного государственного деятеля. Бывший министр «возбудил к себе глубокое доверие и земства, и власти, и народа». Он в трудное для страны время проводил подлинную национальную политику, действовал твердо и справедливо. Даже газета «Русь» вынуждена была признать: «Граф Аорис-Меликов оставляет о себе блестящий след»538.
Как бы подводя итоги оценкам прессы в связи с отставкой Аорис-Меликова, и либеральная газета «Порядок» с удовлетворением отмечала, что «Русь» выразила сочувствие реформаторской деятельности уволенного министра и этим «несколько отделилась» от своего союзника — «Московских ведомостей». «Русь» признала, что во времена
Лорис-Меликова «дышалось свободней и легче», что нервы России успокоились, оживилось общественное движение. Но, по словам «Порядка», нет причин «особенно радоваться», так как хорошо начатая государственная политика «не вышла из своего зачаточного периода, и что первые виновники ее отошли от дела»539.
Зазвучали и отклики отдельных представителей российской общественности. Видный земский деятель В.Ю. Скалой писал, что с глубоким сожалением воспринял отставку Лорис-Меликова, достигнувшего из немногих государственных людей и доверия, и симпатии, и подлинную популярность не только в образованном обществе, но и среди простого народа. «В далеких и глухих краях России крестьяне возлагали на графа надежды, от него ожидали прекращения тех обид, которые причиняли им местные власти». Скалой указал на решение Тверского земского собрания, считавшего, что деятельность Лорис-Меликова способствовала установлению прямых и доброжелательных отношений между властью и народом540.
Русские люди в Риге оценили уход Лорис-Меликова с государственной службы как «прискорбную весть», поблагодарив отставного министра за его «мудрое» руководство541. Чувства «безграничного уважения» выразила Лорис-Меликову и Полтавская губернская земская управа, отметившая его крупную роль в умиротворении страны, в поднятии значения земства в общественной жизни России542.
Н.А. Белоголовый считал, что с отставкой Лорис-Меликова завершилась «скромная попытка примирения культурных классов с бюрократией и абсолютизмом», устранен единственно верный путь к мирному развитию российского общества и завершению тех реформ, начало которых было положено отменой крепостного права543.
Оценивала деятельность Лорис-Меликова и газета Каткова «Московские ведомости», утверждавшая, что «диктатура сердца» была направлена на примирение царя с народом, с обществом. Но это была ложная посылка: «Разве император Александр II был в ссоре со своим народом? Русский народ, во всех сословиях своих, всегда отличался безусловной преданностью своему законному Государю, в котором видит свою собственную, Богом дарованную ему власть, оплот и силу своего государственного бытия, свое олицетворение». Задача министра состояла в другом — «требовалось только охранять доброго царя от убийц, подсылаемых изменой!»544