Страница 44 из 208
Пресса, с его точки зрения, явно забегала вперед и тем мешала ему идти к намеченным преобразованиям, которые мыслились им как постепенные, тщательно подготовленные. Осенью 1880 г., готовясь сделать новый шаг в деле реформ, он попытался утихомирить прессу, которая уже начала вызывать тревогу и настороженность в верхах своими «мечтательными иллюзиями». Не мог он не учитывать и того, как ревниво относились в верхах к той поддержке, которую оказывала либерально-демократическая журналистика его политическому курсу. Похвалы в его адрес, названные Валуевым неприличными, действительно нарушали принятые в самодержавной империи субординацию и соответствующий этикет. Речь Аорис-Меликова перед редакторами и издателями в значительной мере имела целью успокоить власть. Он просил осведомить о ней министра императорского двора А.В. Адлерберга, возвращавшегося в Ливадию. А вслед ему, в том же сентябре, спешит и сам доложить царю о своем «строгом внушении» прессе. Тут же он попытался и защитить ее от нападок, и оправдать перед царем.
Характерен заочный диалог министра и Александра II на эту тему. «Внимательное наблюдение за нашей печатью приводит меня к убеждению, что характер ее в последние 4—5 месяцев рке несколько изменился к лучшему», — пишет Михаил Тариелович. «Я этого не замечаю, и, напротив, по-моему, хуже!» — отвечает на это царь на полях доклада. Но Аорис-Меликов, еще не видя царских пометок, во многом их предвосхищая, доказывает, что еще недавно периодическая печать «как бы заискивала в оппозиционной части общества и даже считалась с крамолою, признавая ее за силу». Он напоминает, что «она усвоила себе приемы выражать вредные мысли между строк, понятные для читателя, но в формах, редко доступных для преследования». Сейчас, по его наблюдению, положение изменилось: «Печать входит в обсуждение наиболее интересующих общество вопросов с большою прямотой и даже некоторой самостоятельностью». Аорис-Меликов объясняет недовольство печатью в правительстве тем, что в ней порой подвергаются критике учреждения и «даже деятельность некоторых высокопоставленных лиц», которые, «объединяя свои собственные интересы с государственными», возводят обвинение на ведомство, наблюдающее за прессой416. Здесь, судя по меткам царя, граф находит его понимание. Но, по наблюдениям современников, «нет ни одной области человеческой деятельности, к которой самодержцы относились бы с такой подозрительностью, как к прессе»417. Приступая к преобразованиям в области печати, Аорис-Меликов подвергался особому риску.
Еще летом 1880 г. бывший тогда министром внутренних дел Л.С. Маков, узнав из перлюстрированных писем Лорис-Меликова о готовящемся им пересмотре законов о печати, сообщил об этом П.А. Валуеву. Стремясь перехватить инициативу, они через голову Лорис-Меликова обращаются к Александру II, испросив у него учреждение под председательством Валуева Особого совещания для пересмотра действующего законодательства о печати418. Однако Аорис-Меликов не собирался выпускать из своих рук дело преобразования печати. Он добился нужного ему состава Особого совещания, где ближайшие соратники министра внутренних дел (М.С. Каханов, Н.С. Абаза, А.А. Абаза, А.А. Сабуров) стали задавать тон. Предложения Лорис-Меликова сводились к тому, чтобы, отменив предварительную цензуру, установить судебный порядок преследования нарушений цензурных правил. В записке начальника Главного управления по делам печати Н.С. Абазы они были обоснованы с явной опорой на пожелания представителей либеральной журналистики. Недаром в выступлениях на заседаниях Совещания Валуеву слышался язык «Голоса» и «Нового времени».
5 ноября 1880 г. состоялось заседание Особого совещания с приглашением столичных редакторов и издателей (М.М. Стасюлевича, А.А. Краевского, М.Е. Салтыкова-Щедрина, Н.П. Гилярова-Платонова, А.С. Суворина, В.В. Комарова, В.А. Полетики). Стасюлевич, выступавший от имени представителей прессы, поддержал план ее преобразований, представленный Н.С. Абазой. «Между печатью и цензурой должен быть положен закон и суд», утверждал он, считая, что обязанностью цензуры нужно оставить «одно наблюдение, но не осуждение и кару. Пока никаких других средств к установлению порядка в печати не открыто»419.
После ухода представителей прессы была создана комиссия для составления новых правил о печати. К.П. Победоносцев в кулуарах ужасался готовящимся переменам, негодуя, что Аорис-Меликов и его сторонники желают «пустить куда-то в свободное пространство — в так называемое общество важнейшие функции государственной власти»420. Но на заседаниях комиссии обер-прокурор Святейшего синода столь определенно не высказывался. Сам Валуев, видя явный перевес сторонников Лорис-Меликова, вел себя весьма сдержанно, хотя в записке Н.С. Абазы увидел стремление узаконить «разнузданность печати». «Оказалось, что при данных условиях полная свобода печати предрешена. Остается изыскивать способы и средства сделать ее по возможности менее вредной», — обозначил он в дневнике свою позицию. И председатель комиссии такие способы изыскивал, всячески тормозя тем самым и затягивая продвижение проекта новых правил о печати. Доказывая в Совещании, что «печать необходима как воздух», Лорис-Меликов одновременно успокаивал его членов тем, что «при новых законах и при помощи суда журналисты будут сидеть в «кутузках» и ходить в «сибирках»421.
Позднее Валуев признавался, что уже после заседания 5 ноября 1880 г. «убедился в невозможности прийти к каким-нибудь удовлетворительным результатам, а гр. Лорис-Меликов и Н. Абаза вслед за тем убедились, что они меня не могли ни провести, ни сбить с толку. Затем дело тянулось, так сказать, в силу первоначального толчка, но никто в его успех не верил, и после 1 марта никто о нем не упоминал»422. Проект нового законодательства печати, отменявший предварительную цензуру и вводивший единую судебную систему преследований за ею нарушения, был окончательно обсужден Особым совещанием 28 февраля 1881 г. П.А. Зайончковский, думается, делает верный вывод, что не только разнородные стремления в Особом совещании по пересмотру правил о печати, но несовпадение его задач «с целями императора и его камарильи, стремившихся ко всемерному обузданию прессы», обрекали на провал проект отмены предварительной цензуры423.
Приступая к преобразованиям в области печати, Аорис-Меликов убеждал царя, что «создание такой прессы, которая бы выражала лишь нркды и желания разумной и здравой части общества и в то же время являлась верным истолкователем намерений Правительства — есть дело весьма, трудное и достижимое только продолжительным временем»424. Верил ли он в возможность создания такой прессы в империи, сказать трудно. Стремясь опереться в своей преобразовательной деятельности на общество, Лорис-Меликов должен был допустить определенную свободу печати. Но он не мог не видеть, что ее даже относительная прямота и «некоторая самостоятельность» в обсуждении важных общественных вопросов (что он справедливо считал достижением своей политики) встречают неприятие и отпор в верхах. И он вынужден был, «чтобы выручить дело и оградить себя», прибегать к цензурным карам, в целях умиротворения власти425.
Аорис-Меликов оказывался в замкнутом кругу: чтобы сохранять доверие царя, которого считал своей главной опорой, он должен был ограничивать свободу печати, поддержку которой также не хотел потерять.
Разомкнуть этот круг он так и не смог.
* * *
Важнейшей задачей Лорис-Меликов считал пересмотр «Положения о земских учреждениях». С преобразованием местного общественного самоуправления он связывал и губернскую реформу, призванную ослабить централизацию власти и снять антагонизм между общественным управлением и администрацией. Но, признавая пересмотр земской реформы 1864 г. неудобным и несвоевременным, он наметил ряд частных мер к облегчению земской деятельности, которые изложил в упоминавшейся уже записке к тогдашнему министру внутренних дел Л.С. Макову. Из них была осуществлена (по представлению того же Макова) лишь отмена права губернаторов утверждать выборных служащих земств. Выступая перед прессой 6 сентября, Аорис-Меликов предал гласности свое намерение создать условия для нормальной деятельности органов самоуправления, а в случаях необходимости и расширить их права, если этого требуют местные условия.