Страница 26 из 208
Генерал-губернатор, отказавшись давать земским деятелям указания, не оставил их своими рекомендациями. В преддверии надвигавшегося вследствие неурожая голода 1880 г. он обратил внимание на важность создания продовольственных запасов и семенного фонда. Граф отвел земству серьезную роль в борьбе с пожарами. Высказал он и пожелание, чтобы местное общественное управление большее внимание уделило вопросам народного здравия: в губернии летом и осенью 1879 г. свирепствовал дифтерит. По наблюдению генерал-губернатора, сил уездного земства явно не хватает для борьбы с эпидемией. Вооруженный астраханским опытом, Лорис-Меликов и сам принял ряд централизованных санитарных мер по предотвращению болезней и эпидемий (постановления о заграждении и содержании в чистоте дворов и водоемов и т. д.)242. Генерал-губернатор в упомянутой речи перед харьковскими земцами заверил, что администрация будет содействовать их деятельности243. Дельность, строго регламентированная «Положением о земских органах», но ведь и в ней земцы постоянно ощущали утеснения. Думается, в отчетном докладе царю харьковский генерал-губернатор имел основания заявить, что ему удалось «привлечь к себе деятелей земства»244.
Не меньшее внимание уделил генерал-губернатор и городскому самоуправлению. Борясь с крамолой, Лорис-Меликов не упускал из поля зрения городское хозяйство с его сложными проблемами. Благоустройством Харькова он занимался в тесном сотрудничестве с думой. И здесь, как и в Астрахани, его присутствие в городе оставило ощутимые следы. При Лорис-Меликове в Харькове был пущен водопровод: его открытие и освящение состоялось 23 июня 1879 г. Резко возросло при нем и число мощеных улиц.
Имея в виду прежде всего интересы городского хозяйства, Ло-рис-Меликов инициирует определение губернского правления, касавшееся черты оседлости для евреев. Было установлено «записанных в цех ремесленников евреев не высылать из Харькова, хотя бы в паспортах их значилась оговорка об ограничении места жительства». Исключенных из списка ремесленников евреев разрешалось вновь записывать в цех245.
По постановлению городской думы и при активной поддержке генерал-губернатора была открыта 2-я женская гимназия. Лорис-Ме-ликов явил себя приверженцем просвещения, поддержав создание ряда библиотек уездных и сельских246. Именно он принял решение об открытии в Харькове Технологического института. Здание для него рке было построено, но местные власти, доказывая ненркность института для края, хотели утилизовать его под казармы. Лорис-Мели-ков после совещаний с думцами, земцами, профессорами и инжене-рами-путейцами решил вопрос в пользу нового учебного заведения в Харькове247. Используя свои связи в «верхах», генерал-губернатор (и главнокомандующий Харьковского военного округа) выхлопотал для Харькова заем (350 тысяч рублей) на постройку лазаретов и казарм, обеспечив решение «квартирного вопроса» для военных248. Возможно, Михаил Тариелович воспользовался с этой целью посещением Харькова министром финансов С.А. Грейгом (на пути его в Крым)249.
Благодаря всем этим действиям генерал-губернатора в союзе с органами местного самоуправления городская дума поставила вопрос о переводе Харькова из городов 2-го разряда в 1-й250.
Проблемы местного самоуправления заняли видное место в первом же докладе царю Лорис-Меликова после оставления им генерал-губернаторского поста. При всей осторожности выводов Михаила Тариеловича, видно, что, исходя из своего практического опыта, он занял здесь позицию отличную от той, на которой стояла сама власть и такие ее идеологи, как К.П. Победоносцев, М.Н. Катков, князь
В.П. Мещерский. Третировавшие земство за его бессилие и беспомощность, они одновременно утверждали чужеродность в империи «земского парламента» с его «дикой и слепой демократией». Катков с середины 70-х гг. хотел видеть в земских органах подсобную часть государственной организации. Все более убеждаясь на опыте первых пореформенных десятилетий в несовместимости органов самоуправления с самодержавием, он требовал введения их в административную систему, слияния с ней. Лорис-Меликов вполне определенно, хотя и осторожно высказался за поддержку местных земских и городских учреждений самодержавной властью, как нужных и полезных для нее именно как учреждений общественных.
В октябре 1879 г. начальник Харьковского жандармского управления имел все основания сообщать в центр о популярности генерал-губернатора среди местного населения и «сочувственном расположении» к нему в самых разных слоях общества. В то же время отмечалось, что авторитет генерал-губернатора держится и на страхе перед его властью, строго карающей нарушителей закона251.
«Сочувственное расположение» особенно сказалось в дворянской среде, узревшей в Лорис-Меликове охранителя основ порядка и собственности. В адресе, поднесенном ему в феврале 1880 г. за подписью предводителя харьковского дворянства и 30 наиболее именитых и крупнопоместных его представителей, воздавалась хвала мудрости и справедливости генерал-губернатора, его «многополезной деятельности». Как и предсказывалось в адресе, пребывание Лорис-Меликова в Харьковском крае осталось в дворянстве «навсегда одним из лучших воспоминаний»252. О нем как образце государственного деятеля вспоминали поместные дворяне в годы революции 1905—1906 гг., когда земля горела у них под ногами. Призывая власти к решительным мерам против крестьянского движения, указывали на пример Лорис-Меликова, циркуляром о поджогах сумевшего пресечь преступления против помещичьей собственности угрозой военного суда253.
По-своему довольно было графом и высшее харьковское духовенство. По случаю годовщины взятия Карса, когда на квартире генерал-губернатора собрались представители сословных* обществ, гражданского и военною ведомств, епископ Харьковский Иустин в своей речи отметил, что граф «в своей мирной сравнительно деятельности являет высокие гражданские и истинно христианские качества», освящая ее «какой-то особой сердечностью, которая всех привлекает, особой теплотой», проявляющейся и когда от него «зависит участь преступника или уже осужденного человека»254.
Купечество было довольно отношением Лорис-Меликова к городскому благоустройству, благодарно за наведение порядка в базарных рядах и на ярмарках. «Сочувственное расположение» торгового и предпринимательского сословия к генерал-губернатору выразилось, в частности, в щедром финансировании (по его призыву) встречи в Харькове в июле 1879 г. войск, входящих в состав действующей армии. Офицерам был устроен завтрак, а каждый солдат получил пирог с мясом и чарку255.
Заботы Лорис-Меликова о военных они оценили по достоинству. Авторитет героя Кавказской и Русско-турецких войн возрос в военной среде благодаря административно-хозяйственной деятельности главнокомандующего Харьковским военным округом.
Более сложным, далеко не однозначным было восприятие деятельности Лорис-Меликова интеллигенцией, но и она признала преимущества его правления перед режимом, установленным в Одесском и Киевском генерал-губернаторствах.
Кажется, единственным сословием, оставшимся равнодушным к новому правителю, было крестьянство. По всей видимости, у всесильного графа именно для него не хватило той сердечности, теплоты и справедливости, о которых говорил епископ Харьковский. Для деревни генерал-губернатор не сделал ничего, хотя, как рке говорилось, ее нужды уже попали в его поле зрения. Однако, забегая вперед, стоит сказать, что и в последующую пору Лорис-Меликов так и не сумел осознать первостепенной важности крестьянского вопроса для земледельческой страны, необходимости его безотлагательного решения. Так и не понял, что именно в бедственном положении деревни корни того социального и политического расстройства, которое он стремился ликвидировать. Всего каких-то два десятилетия отделяют недовольную, но еще относительно спокойную деревню периода его генерал-губернаторского правления от массового крестьянского движения в Харьковской и Полтавской губерниях в 1902 г. (И еще столько же — от наступления большевистского «рая», неумолимо приближаемого действиями «прогрессивной» разночинной интеллигенции и покончившего с настоящим российским крестьянством как с классом и сословием. — Примеч. ред.)