Страница 25 из 208
В деревнях Харьковской губернии было неспокойно, как было неспокойно и в деревнях Воронежской, Орловской, Курской, Черниговской и Полтавской губерниях, с ноября 1879 г. подчиненных харьковскому генерал-губернатору. Но они пользовались пристальным вниманием Лорис-Меликова и ранее, как входившие в военный округ, главнокомандующим которого он числился с апреля 1879 г. Местные губернские ведомости сообщали об участившихся преступлениях против помещичьей собственности — порубках и потравах, кражах и поджогах копен пшеницы и сена. В отчетном докладе Лорис-Мели-ков отметит, что число случаев умышленного поджога чужого имущества, по представленным ему сведениям губернаторов, «заметно увеличиваясь, достигло, наконец, в течение июля, августа и сентября» 1879 г. «общего итога 166»230. Особым циркуляром генерал-губернатор предписывал дела о поджогах передавать военному суду231.
А. Скальковский сообщает, что «в нескольких случаях поджога помещичьего имущества» угроза генерал-губернатора была приведена в исполнение232. Сам Лорис-Меликов докладывал царю о трех делах против крестьян по обвинению в поджогах, переданных военному суду: два из них еще не были рассмотрены, а одно завершилось приговором к ссылке в каторжные работы. Любопытно признание Лорис-Меликова в докладе царю, что он, «ожидая от этой меры благоприятных результатов», «однако еще не в состоянии судить о принесенной ею пользе, хотя случаи умышленного поджога в последнюю треть истекшего года заметно уменьшились».
Как и везде, в Харьковском крае широко распространялись слухи о переделе помещичьих земель в пользу крестьян. Настойчивость и повсеместность этих слухов вызвали циркуляр министра внутренних дел Л.С. Макова (5 июня 1879 г.), разъяснявший, что никакой нарезки к наделу не последует. Опубликованный в харьковской печати, он сопровождался распоряжением генерал-губернатора, «повсеместно в крае опубликованном, о том, что лица, изобличенные в распространении ложных слухов относительно передела помещичьих земель, также будут предаваться военному суду». Характерно при этом замечание Лорис-Меликова, что крестьянская среда представляет собой «весьма удобную почву для преступной агитации»233. Сведения о военных судах над «злоумышленниками» — распространителями слухов о переделе земли в Харьковской губернии — попали в литературу, по-видимому, из воспоминаний А. Скальковского, но их нет ни в докладе Лорис-Меликова, ни в местных архивах. Генерал-губернатор считал, что сама по себе угроза военного суда послужила к успокоению крестьянского населения, заверяя царя, что слухи о земельном переделе «почти прекратились».
Выводы о положении крестьянства, которые граф два месяца спустя после своего нового назначения изложил в докладе царю, явно основываются и на его харьковских впечатлениях. Правда, здесь он говорит об отсутствии в стране земледельческого и фабричного пролетариата. Но «Харьковские губернские ведомости» уже обсуждали, как предотвратить возрастание местного пролетариата, имея в виду деклассированные элементы деревни, пополнявшие число бездомных и безработных в городе234. Замечая, что «крестьянское дело после кипучей деятельности первых дней вошло в общую колею», он заявляет о «неподвижности в улучшении слабых его сторон». «За сетованиями о тяжести соляного налога или круговой поруки, об упадке нашего курса и т. п. частных предметах» он видит «серьезные указания» на необходимость учесть «насущные потребности населения». А с этими потребностями Лорис-Меликов на практике познакомился именно в провинции, будучи генерал-губернатором235 (см. док. № 27).
Положение пореформенной деревни находилось в центре внимания разночинской интеллигенции. По-своему свидетельствует об этом видная общественная деятельница Харькова Х.Д. Алчевская. Ф.М. Достоевский, с которым она переписывалась, а затем и встретилась, интересовался, «как относится Харьков к «Дневнику писателя». Алчевская не скрыла, что протест вызвало утверждение (в майском номере за 1876 г.), «что демос наш доволен, а со временем ему будет еще лучше». «А много этих протестующих господ?» — спросил он. «Очень много», — отвечала я». Достоевский в этом сочувствии народу, по словам Алчевской, увидел поруку за его будущее. Но симптоматично неприятие харьковской интеллигенцией самой мысли о том, что народ доволен своим положением236.
Х.Д. Алчевская — отнюдь не радикальная по взглядам устроительница воскресных школ — хорошо была осведомлена о настроениях интеллигенции. Вместе с мужем — банковским дельцом, позднее разорившимся, — она устраивала литературные вечера, на которые собиралась молодежь, бывали учителя, предприниматели и военные.
Таких людей, озабоченных положением народа и судьбами страны, нашел Лорис-Меликов в Харьковском земстве, с которым сразу же попытался войти в контакт. Оно считалось одним из наиболее оппозиционных. Именно Харьковское земство (наряду с Полтавским, Черниговским, Тверским и Самарским) направило Александ-РУ и адрес, в котором говорилось о необходимости перемен в государственном управлении. Адрес был представлен в ответ на обращение правительства к обществу в августе 1878 г. (после убийства шефа жандармов Н.В. Мезенцева) с призывом о содействии в борьбе со злом. Земский гласный Е.С. Гордеенко произнес тогда в Харьковском земском собрании речь, которая и была принята в качестве адреса. Гордеенко заявил, что для содействия правительству общество не имеет соответствующих прав: «Дай своему верному народу право самоопределения, которое свойственно ему от природы, дай ему милостиво то, что ты дал болгарам!»237
Видный общественный деятель, Е.С. Гордеенко был разносторонним ученым, профессором химии Харьковского университета. Исследователь сельского быта, а также земского и городского самоуправления, он выступал по этим проблемам в местной и центральной печати. Знакомство с Егором Степановичем Гордеенко, бывшим городским головой, остававшимся губернским земским гласным, человеком обширных знаний и огромного жизненного опыта, вряд ли могло для Лорис-Меликова пройти бесследно.
На рубеже 70—80-х гг. крестьянский вопрос привлекал все большее внимание Харьковского земства. Гордеенко и другие земцы не предполагали покушаться на помещичью собственность, но настойчиво искали пути и средства к улучшению положения деревни, сознавая, что для земледельческой страны неустройство крестьянского хозяйства губительно. «Крупные землевладельцы подозревают, что крестьяне будто бы посягают на их собственность», — говорил в земском собрании Е.С. Гордеенко, явно имея в виду распространившиеся слухи о переделе земли. Он утверждал, что «для крупного землевладельца нужнее всего, чтобы крестьянин-сосед был богат»238. Судя по годовым отчетам Харьковского губернского земства, никаких радикальных мер к улучшению положения крестьян оно не предлагало, ограничиваясь теми, о которых шла речь в пореформенной либерально-народнической журналистике. Земцы пропагандировали средства интенсификации сельского хозяйства. Харьковское общество по распространению технических знаний через местную печать популяризировало меры борьбы с вредителями сельского хозяйства, с засухой, информировало о сортах семян, новых удобрениях. Одним из первых Харьковское земство организовало продажу через свои склады сельскохозяйственной техники239. Возрастала его роль в организации мелкого поземельного кредита с целью облегчения крестьянам покупки земли. Постоянно ставился и уездными земствами вопрос о необходимости облегчить крестьянам переселения на свободные земли240. Все эти меры не могли решить проблему малоземелья в губернии, но в случае их последовательного проведения существенно облегчали мучительный для масс процесс капитализации деревни.
В речи при открытии губернского земского собрания 6 декабря 1879 г. Лорис-Меликов признал, что, познакомившись с деятельностью и направлением учреждений местного самоуправления, он вынес убеждение в глубокой преданности своему делу представителей земства и их «постоянной заботливости об интересах населения». Земцы, привыкшие к неусыпному контролю и направляющим указаниям губернаторской власти, к непрерывным — мелким и крупным — конфликтам с администрацией, услышали от генерал-губернатора нечто новое. «...Я считаю излишним делать земскому собранию какие-либо указания», — заявил Лорис-Меликов. С такой позицией органы самоуправления столкнулись едва ли не впервые. Они привыкли ощущать зависимость от администрации, с которой должны были согласовывать свои постановления: губернатор мог их и отменить. Лорис-Меликов, признавая самостоятельность земства, обещал ему поддержку241.