Страница 24 из 208
Харьковскому кружку отводилась значительная роль в террористической деятельности «Народной воли». Это привело к его оформлению в октябре 1879 г. в местную народовольческую группу, подчиненную ИК и через П.А. Теллалова осуществляющую связь с центром216 217. В октябре—ноябре 1879 г. Харьков стал важным пунктом, где по заданию центра шла своя подготовка к покушению на Александра II. Здесь изготовляются технические приспособления для взрыва царского поезда на отрезке железной дороги между Харьковом и Симферополем — под Александровском (покушение планировалось на пути возвращения царя из Крыма)2. После неудачного покушения на Московско-Курской железной дороге в середине ноября в Харькове появился его участник Л.Н. Гартман, скрывавшийся от полиции. Прокламации по поводу взрыва под Москвой харьковчане распространяли и в другие южные города. Вряд ли она не попалась на глаза Лорис-Меликову. Революционеры требовали передачи власти Учредительному собранию: «А до тех пор — борьба, борьба непримиримая»218.
В ноябре в Харькове произошли многочисленные обыски и аресты среди лиц, подозреваемых в распространении запрещенной литературы. 6 ноября арестована группа студентов университета и ветеринарного института219. 27 ноября на чердаке недостроенного дома доцента университета О. Сыцянко (отца революционера) были обнарркены оружие, взрывчатые вещества и запрещенные издания, а через несколько дней в жилом доме Сыцянко найдены гальваническая батарея и другие приспособления для взрыва. В тот же день последовало постановление генерал-губернатора о воспрещении частным лицам хранения, изготовления и продажи всякого рода взрывчатых веществ220. Аресты продолжались и в декабре. Покинул Харьков П.А. Теллалов. В конце 1979 г. харьковская организация «Народной воли» оказалась разгромленной. Лорис-Меликов показал, кто истинный хозяин на вверенной ему территории.
Следствие по делу харьковского революционного кружка, которое вел помощник Харьковского губернского жандармского управления капитан Голубев, длилось с ноября 1879-го до конца 1880 г. Лорис-Меликов интересовался им, даже оставив пост генерал-губернатора221. Поначалу к нему привлекли 50 человек, суду были преданы 14. Процесс по делу образования социально-революционного кружка в Харькове (А. Сыцянко и др.) проходил в Харьковском военно-окружном суде 22 сентября — 2 октября 1880 г., когда Лорис-Меликова уже не было в Харькове. В своей новой должности начальника Верховной распорядительной комиссии по охранению государственного порядка и общественного спокойствия он вскоре стал получать сведения об оживлении революционного подполья в Харькове: здесь снова начала действовать народовольческая группа.
Проведя сравнительный анализ деятельности генерал-губернаторов, П.А. Зайончковский справедливо заключил, что у Лорис-Мели-кова она была наименее репрессивной. Из общего числа сосланных
генерал-губернаторами с апреля 1879 г. по июль 1880 г. 575 человек Лорис-Меликов (оставивший этот пост в феврале 1880 г.) отправил в ссылку по политическим мотивам 37 человек, не вынеся ни одного смертного приговора (у одесского генерал-губернатора
Э.И. Тотлебена их было восемь)222.
Стоит все же обратить внимание, что карательная политика Ло-рис-Меликова, выделяясь сравнительно малым масштабом, по своим принципам была тождественна той, что проводилась в других генерал-губернаторствах, как и в империи в целом.
Последовательный просмотр дел канцелярий харьковского губернатора и генерал-губернатора за 1878 —1881 гг. показывает, что и при Аорис-Меликове, как до и после него, под арест и высылку попадали не только за антиправительственную деятельность или пропаганду, распространение или хранение запрещенной литературы, укрывательство, недоносительство, жительство по фальшивому виду и т. д., но и за «вредный образ мысли», «вредное влияние на окружающих», «неблагонадежное поведение», «сомнительные знакомства», «сомнительное поведение», «сомнительную благонадежность», «принадлежность к вредному семейству» (кто-то из членов которого разыскивался полицией), за подозрение «в сочувствии преступной пропаганде». О противодействии людям неблагонадежного образа мысли упоминает и генерал-губернатор в отчетном докладе царю.
Лорис-Меликов, впервые вплотную соприкоснувшись с практикой политического сыска в своем генерал-губернаторстве, почувствовал ненормальность существующих порядков, хотя переломить их не смог. Но позднее, вступив на новый пост, он явно использовал в своих планах преобразования полиции и запас харьковских впечатлений. Лорис-Меликов со знанием дела — «не понаслышке, не из книжки» — писал, что к обыскам у «заподозренных в политической неблагонадежности лиц» приступают часто «без достаточных к тому оснований». Он призывал к осторожности и неторопливости в таких действиях223. По его инициативе был поставлен вопрос о «несовершенстве существующей теперь системы определения политической неблагонадежности» и необходимости «строгого разбора виновности и степени неблагонадежности» при определении наказания224.
Опыт борьбы с революционерами в Харькове привел Лорис-Ме-ликова и к другим важным выводам, имевшим влияние на его дальнейшую политику. Он был согласен с наблюдениями одесского генерал-губернатора Э.И. Тотлебена, что революционные действия «не имеют местного характера», «возникая в одной местности, они продолжаются в другой», поскольку революционеры «быстро переносят свою деятельность из одного конца Империи в противоположные местности, и что все лица, примыкающие к революционному движению, видимо, составляют одно сообщество...»225. Но, в отличие от Тотлебена, Лорис-Меликов начинал понимать, что только одним объединением и согласованностью действий полиции и следственных органов разных местностей успеха в борьбе с революционным сообществом не достичь. Он уже осознал, что слишком много в стране сочувствующих и даже содействовавших тем, кто выступил против власти.
Пропагандисты и революционеры, по словам Д.А. Милютина, записанным в дневник 20 апреля, при всей чудовищности проповедуемых ими принципов, «не только не встречают отпора в обществе, но даже находят благоприятствующую почву в массе недовольных существующим порядком вещей». Военный министр замечает: «Я со своей стороны постоянно высказывал и высказываю эту самую мысль»226. Вполне возможно, что он высказывал ее и Лорис-Меликову, с которым в те апрельские дни 1879 г. тесно общался перед его отъездом в Харьков. В любом случае подобные соображения не были для Михаила Тариеловича неожиданными. Он мог не читать изданную в 1878 г. в Берлине брошюру К.Д. Кавелина «Политические призраки», где речь шла о всеобщем недовольстве и ожидании общественных перемен. Но даже в отчете за 1878 г. начальника жандармского управления Самарской губернии, подчиненной астраханскому генерал-губернатору, говорилось нечто подобное: «Теперь пропаганду более или менее ведут все, все недовольны каждый по-своему, и все недовольны правительством»227.
Спустя два месяца после отъезда из Харькова в докладе царю Ло-рис-Меликов высказал как свои собственные эти же мысли о всеобщем недовольстве и раздражении, о том, что равнодушное отношение общества «к происходящим событиям во многом парализовало принимавшиеся до сих пор меры к восстановлению порядка»228. Эти высказывания рке в значительной степени основывались не только на раздумьях об общем положении в стране, но и на итогах деятельности генерал-губернатора.
* * *
Как и повсюду в империи, так и в «отдельно взятой» Харьковской губернии росло недовольство крестьянства условиями, в которые оно было поставлено реформой 1861 г. Здесь, в крае крупного поместного землевладения и сахарозаводчиков, крестьянское малоземелье ощущалось по-своему остро. В черноземной губернии выкупные платежи были особенно высоки, а сама она стала одним из главных районов чересполосицы229. Господствовавшая в местном землевладении чересполосица являлась постоянным источником вражды как крестьян с помещиками, так и внутри самого крестьянства, порождая бесконечные тяжбы и штрафы, осложняя и без того нелегкую жизнь сельского населения.