Страница 22 из 208
Политика в области высшего и среднего образования неизбежно становилась важной составляющей генерал-губернаторской программы по искоренению крамолы. Он намечает план первоочередных действий в этой области и по настойчивому приглашению П.А. Валуева, с которым находится в постоянной переписке, участвует в заседаниях Особого совещания 17 и 19 июля. Судя по отчетному докладу председателя Особого совещания, харьковский генерал-губернатор обращал внимание на «недостатки внутреннего строя учебных заведений, недостаток надзора, недостаток ответственности, недостаток всякой дисциплины и недостаток правильного исполнения обязанностей, лежащих на преподавателях». О тех же недостатках речь идет и во всеподданнейшем докладе генерал-губернатора царю (2 февраля 1880 г.).
Главной мерой для их устранения Лорис-Меликовым мыслилась ликвиащия в университетах выборного начала: назначение, а не выборы ректоров и инспекторов. Граф считал также нужным ввести обязательную форму для студентов. Военный человек, он был уверен, что эта мера не только облегчила бы наблюдение за студентами, но и дисциплинировала бы их. Касаясь состояния средних учебных заведений, Лорис-Меликов предлагал «обсудить вопрос, не способствуют ли гимназические приуготовительные классы привлечению к гимназиям неудобного контингента учеников, а затем переполнению ими сначала гимназий, а потом университетов»201. Предусматривал генерал-губер-
^
натор и усиление контроля за народными школами. Ряд мероприятий более частного характера из предложенных графом Лорис-Мели-ковым также сводился к усилению роли администрации в учебном процессе.
Анализируя предложения Лорис-Меликова в области народного образования, исследователи обращают внимание, что его программа во многом предвосхитила университетскую контрреформу 1884 г., резко ограничившую университетскую автономию202. Однако говорить о предвосхищении харьковским генерал-губернатором принципов устава 1884 г. можно лишь условно: идеи университетской контрреформы активно развивались с начала 1870-х гг. в консервативной печати. М.Н. Катков уже тогда предпринял ревизию устава 1863 г., на протяжении 1870-х гг. публикуя в «Московских ведомостях» свои передовые с его критикой. Обосновывая необходимость контрреформы высшей школы, он предлагал ликвидировать университетскую автономию с ее выборным началом и самоуправлением, превратив университеты в часть учебного ведомства во главе с министром, власть которого расширялась одновременно с ограничением прав университетского совета. Все это должно было усилить надзор не только за студенчеством, но и за благонадежностью профессуры. Под непосредственным руководством Каткова его ближайший соратник профессор Н.А. Любимов с начала 1870-х гг. занимался разработкой нового устава университетов203. Принципы его полностью разделялись министром народного просвещения Д.А. Толстым. Особое совещание не случайно одобрило предложения Лорис-Меликова: мысли харьковского генерал-губернатора «по предметам, относящимся до охранения порядка и спокойствия» в учебных заведениях, вполне соответствовали проекту нового устава, который в 1879 г. был уже готов в Министерстве просвещения.
В заявлениях Лорис-Меликова об ответственности профессоров за «неблагонадежное поведение» учащейся молодежи, в его уверенности, что «при более строгом отношении профессоров к своим обязанностям, не только научным, но и нравственным, многие из совершившихся прискорбных явлений вовсе не могли бы иметь места», отчетливо слышны отголоски высказываний инициаторов университетской контрреформы204. Объясняя позицию авторов проекта нового устава, Катков как раз доказывал нечто подобное. «Большая ошибка думать, что волнения возникают между студентами в их среде или заносятся в нее какими-то посторонними агитаторами... Эти явления происходят единственно из профессорской среды, откуда возбуждаются, и здесь надо искать их корни»205.
В литературе высказывалось мнение, что именно предложения Лорис-Меликова легли в основу подготовленных осенью 1879 г. «Правил для студентов императорских российских университетов» и «Временной инструкции для инспекции за студентами университета» — документов, резко усиливавших надзор за студентами и вводивших ряд запретов на коллективные действия (сходки, подача адресов, жалоб, прошений, посылка депутаций и т. д.)206. Однако правильнее было бы сказать, что в основе этих документов — принципы уже разработанного проекта нового университетского устава, сторонником которых, но отнюдь не родоначальником являлся Лорис-Меликов. В предложениях по реорганизации учебного дела он исходил не из своего опыта, а усвоив ряд идей официальной литературы, казавшихся ему вполне логичными.
Однако практическая политика, в которой он привычно руководствовался собственными наблюдениями и здравым смыслом, ему свойственным, все сильнее побуждала генерал-губернатора к пересмотру первоначальных установок. Вскоре он поймет, что именно запреты, подобные им предусмотренным, вызывали протест даже у студентов, поначалу сторонившихся политики.
Уже первое обращение Лорис-Меликова к министру народного просвещения по практическим, кадровым вопросам по-своему противоречит его же предложениям, обсуждавшимся на Особом совещании. Доказывая министру необходимость сместить с должности попечителя Харьковского учебного округа П.К. Жерве, начальник губернии обращал особое внимание, что, не имея влияния в среде профессоров, попечитель «не сумел приобрести его и между студентами». «В результате, — по его словам, — является недоверие к нему со стороны тех и других..., а это, в свою очередь, влечет за собою отсутствие нравственной связи между профессорами и студентами»207. О необходимости нравственной связи между преподавателями и учащимися речь идет и в отчетном докладе генерал-губернатора Александру II. Но если признавать эту связь необходимым условием учебно-воспитательного процесса, то трудно согласиться с тем, что авторитет и влияние назначенных «сверху» университетских руководителей будет выше, чем выборных из среды, где их хорошо знают. В Харьковском университете и десятилетия спустя благодарно вспоминали последнего выборного ректора — профессора Г.М. Цехановецкого: многое поменялось к худшему, когда в 1884 г., с введением нового устава, он был сменен назначенным.
Медленно и многотрудно Лорис-Меликов шел к переоценке своих первоначальных планов. Объясняя Д.А. Толстому необходимость сместить попечителя Харьковского учебного округа, Михаил Тариелович ссылался на доходящие до него отзывы, свидетельствующие о непригодности П.К. Жерве к этой должности. Вернее было бы сказать, что не отзывы дошли до Михаила Тариеловича, а он сам устремился им навстречу. В первые же дни по вступлению на пост генерал-губернатора он пригласил к себе попечителя, ректора, профессоров университета и, вступив с ними в беседу, черпал нужную ему информацию. Граф интересовался числом исключенных и высланных за беспорядки студентов. Он предупредил собравшихся, что отвечать за события в университете будут не только бунтующие студенты, но и их наставники208.
Харьковская профессура была отнюдь не провинциального уровня: в ее состав входили ученые, которыми могли бы гордиться столичные университеты. Хорошо известны генерал-губернатору были профессора медицинского факультета В.П. Крылов и А.И. Якобий. Признанные авторитеты в своей области, они работали в Санитарно-совещательной комиссии, состоявшей при Лорис-Меликове, астраханском генерал-губернаторе, во время эпидемии чумы. Но и о многих других, лично ему не знакомых, Михаил Тариелович мог знать хотя бы понаслышке. Заслуги перед наукой таких харьковчан, как филолог-славист В.В. Потеб-ня, профессора химии Н.Н. Бекетов и Е.С. Гордеенко, политэкономии Г.М. Цехановецкий и ряда других ученых, были достаточно весомы, и их известность простиралась за пределы Харькова.