Страница 174 из 208
Все трое остались на местах и продолжали свое служение. Только в нынешнем году граф Элленбург сошел с поста, но по причинам не имевшим ничего общего с бывшими покушениями.
На этом кончаю сегодня послание мое. Когда-либо напишу еще. Настоящее письмо написано, собственно, для Вас. Храните его, как материал, и не давайте читать этого моего письма посторонним, а главное, малознакомым лицам; чего доброго, какой-либо усердствующий поймет мало, а затем, по глупости или умышленно, придаст превратное значение откровенному изложению моему.
Погода в Ницце продолжает стоять великолепная, пишу Вам даже при открытых окнах. Не знаю только, возможно ли будет нам долго здесь оставаться или переехать в Ментону, где жизнь значительно дешевле.
Достаток —- великое удобство; понимаю это теперь. Спокоен тот семьянин, которому опасение передержки не составляет ежедневной заботы. Я обзавелся даже расходною книжкою и каждое утро аккуратно проверяю свои счеты. Граф Аорис-Меликов,
14/28 октября 1881 г. Ницца. Гостиница «Ницца». Бульвар Кара-борель».
Исповедь графа Лорис-Меликова. Сообщил С. Штщер // Каторга и ссылка. 1925. № 2 (15). С. 119—124.
1 Адресат письма Лорис-Меликова — А.А. Скальковский — правитель канцелярии Лорис-Меликова с января 1879 г. до отставки министра внутренних дел.
2 Сенаторская ревизия в Оренбургской области выявила факты расхищения казенных земель в бытность Валуева министром государственных имуществ (1872— 1879). В предвидении отставки председателя Комитета министров Валуева в верхах опасались, что на его место будет претендовать Лорис-Меликов.
3 Рейтерн Михаил Христофорович (1820—1890) — министр финансов (1862— 1890), статс-секретарь.
4 Речь идет о приглашении министром внутренних дел Н.П. Игнатьевым «сведущих людей», избранных им самим из предводителей дворянства и земских деятелей в мае 1881 г. для обсуждения вопроса о понижении выкупных платежей и в сентябре 1881 г. — для обсуждения питейного и переселенческого вопросов.
5 Жестянщик Макс Гедель и доктор Карл Нобилинг покушались на Вильгельма I в 1878 г. по личной инициативе.
№ 80
Л.Ф. ПАНТЕЛЕЕВ1: ВСТРЕЧИ С ЛОРИС-МЕЛИКОВЫМ
Осенью 1881 г., приехав с Амура, я скоро стал собираться за границу, чтоб оттуда, кружным путем, по весне вернуться в Благовещенск. Мой тогдашний знакомый В.И. Лихачев2, узнав, что я рассчитываю побывать в Ницце, усиленно рекомендовал мне познакомиться там с М.Т. Лорис-Меликовым.
— У меня нет привычки ни с того ни с сего заявляться к кому-нибудь: имею, мол, честь представиться — такой-то.
— Я могу устроить вам подходящий случай для начала знакомства. Недавно Анд. Парф. Заблоцкий-Десятовский3 просил меня доставить Лорису свой труд, который должен на днях появиться, — «Граф Киселев» (должно быть, речь шла о 1-м томе), вы с ним и заявитесь к Лорису.
Я был на Амуре во время «диктатуры сердца». Ранее, в бытность на Кавказе в 1875—1876 гг., я там в первый раз услышал имя Ло-рис-Меликова, и притом с весьма выгодной стороны, что, в качестве начальника сначала Дагестана, а потом Терской области, он сумел не только поддержать порядок, но в то же время и заслркить полное доверие туземцев. Его деятельность в Ветлянке возбуждала в Петербурге несколько иронические разговоры, так как вся история с вет-лянской чумой считалась слишком раздутой. Когда в апреле 1879 г. он стал харьковским генерал-губернатором, меня уже не было в Петербурге; но в короткий приезд с Амура в конце 1879 года, я натолкнулся на весьма разноречивые толки о деятельности его в Харькове. И на это были известные основания683.
Живя на Амуре в Благовещенске, я довольно близко познакомился с тамошним губернатором, г.-м. Осипом Гавриловичем Барановым4, который служил под начальством Лорис-Меликова в войну 77—78 гг.
Баранов воздерживался говорить о текущей деятельности Лорис-Мели-кова, но зато нисколько не стеснялся критиковать его роль в войну 77— 78 гг. Лорис, конечно, лично человек храбрый, говорил Баранов, но у него нет ни малейшего военного образования для того, чтоб в наше время руководить крупными военными операциями. В первую турецкую войну он был начальником отряда лазутчиков, — вот и вся его практика. Но так как Баранов до забавного преувеличивал свое участие в войне, то понятно, что его словам я не придавал большой веры.
На том же Амуре мне пришлось встретиться еще с другим участником кавказской войны 77 г. В противоположность Баранову это был человек необыкновенно скромный, особенно когда дело касалось его собственной личности. Вот его отзыв о Лорис-Меликове: «Я был в штабе корпуса, находившегося под начальством Л.-М. с конца осени 76 г. до половины мая 77 г., когда получил назначение в Тифлис (и прибавлю от себя, — весьма крупное). У Лориса каждый день собирались по вечерам, часто он и меня приглашал. У меня сохранилось о нем самое хорошее воспоминание, как о любезном хозяине, замечательно интересном собеседнике, рассказами которого все заслушивались. Насколько мне кажется, Лорис не обладал гением полководца, но, несомненно, был человек большого ума и большой дипломат. Его назначение рке потому имело огромное благоприятное значение, что все армянское население, когда мы перешли границу, встретило его с восторгом и почетом. Ненормальные отношения между штабом наместника и Лорис-Меликовым действительно существовали; что и вызвало командировку из Петербурга Н.Н. Обручева».
Осенью 1881 г., когда я опять был в Петербурге, разговоры о Лорис-Меликове резко расходились. В то время как в радикальных кругах его почти не отличали от других укротителей того времени: Дрентельна, Гурко, Черткова, Тотлебена, ставили ему на счет казнь Млодецкого684, массовые высылки, другие — Лихачев и бывавшие у него на вечерах по воскресеньям, например, Салтыков, Унковский, Боровиковский и т. п., видимо, считали падение Лорис-Меликова большим общественным бедствием. Салтыков, по временам, даже разражался крайне резкими суждениями на счет деятелей 1 марта. Самое меньшее, по его словам, — это были, в большинстве, люди крайне ограниченные.
В то же время у золотопромышленника (и камергера) В.И. Базилевского5 приходилось встречать людей, которые чуть не с пеной у рта говорили о Лорис-Меликове, и с каким-то неподдельным ужасом произносили: он хотел установить в России визириат!
Из этих противоположных толков у меня, однако, составилось некоторое представление, если не о самой личности Лорис-Меликова, то по крайней мере о тех случайных условиях, которые одно время благоприятствовали его планам. В кругу Базилевского не стесняясь говорили, что Лорис-Меликову оказывала могущественную поддержку Юрьевская, что без этой поддержки его направление никогда не получило бы одобрения Александра II. А так как после 1 марта значение Юрьевской стало величиной чисто-отрицательной, то о сохранении Лорис-Меликовым своего положения не могло быть и речи.
Но вот я в Ницце. Там нашел Н.П. Аносова, одного из компаньонов того дела, которым я управлял на Амуре. Политикой Аносов совсем не интересовался, а все время отдавал клубам, Монте-Карло и т. п.
— Да, здесь Лорис-Меликов, но в обществе, — это слово Аносов произносил с особенной интонацией, — он совсем не бывает. Кажется, к нему заглядывают разные сановники из Петербурга, тоже, как и он, будирующие теперешнее правительство.
Раз мне довелось завтракать у Аносова: компания была не из очень больших верхов, но, видимо, тершаяся около высокопоставленных кругов. Кто-то спросил меня:
— А что говорят в Петербурге, прочен Игнатьев?
— Что он мог около двадцати пяти лет держаться на разных дипломатических постах, — отвечал я, — в этом нет ничего удивительного; но многие недоумевают, как он в течение шести месяцев еще сохранил за собой министерство внутренних дел.
В возникшем отсюда разговоре о возможности возврата Лорис-Меликова, помнится, полковник Папаригопуло, только что приехавший из Парижа, резко отчеканил: