Берг

Вэллия уже начала потихоньку вставать, ходила на кухню, в мастерские, где девушки занимались ткачеством и пряли. Всё время ей не хотелось оставаться одной, тишина давила на неё, а совесть не давала покоя. Она предала этого человека. Именно она, сама лично, должна была отказаться от этой свадьбы, что ей стоило сказать "нет" на венчании? А сейчас не было бы этих мук и постоянного чувства стыда и вины. Как она сможет теперь смотреть ему в глаза? Жить с ним как под одной крышей? Если бы он выгнал её на улицу, она бы поняла всё, и ей, наверное, было бы легче, чем сейчас жить с этой виной.

А сейчас ещё он полетел в Дарн, можно себе только представить, что он там наговорит отцу, и что выслушает в ответ на все свои претензии.

Она старалась найти себе какое-либо дело: вышивала, ткала, пела с девушками за работой в мастерской, помогала на кухне, следила, как слуги кормят собак и выгуливают лошадей, подолгу бывала в церкви. Дни казались бесконечно длинными, наполненными событиями и лицами, мрачными думами.

А скоро вернулся и хозяин замка. Вэллия встречала его тревожным взглядом. И была права. Он вернулся из Дарна мрачнее тучи и долго не разговаривал. Только после ужина у тёплого камина Вэллия решилась задать первый вопрос:

— Как вы съездили? — Ниард хмуро посмотрел на неё через бровь и не ответил на вопрос. Вэллия убирала в корзину цветные клубки ниток для вышивания, выбирая себе нужный цвет. — Я представляю себе, он, наверное, наговорил целую кучу гадостей и ругательств…

— Да нет, совсем немного. Он просто выгнал меня и заявил, что не собирается слушать.

— Да? — Она удивилась. — И он даже нисколько не чувствовал себя виноватым?

Маркграф усмехнулся:

— Ещё чего! Нисколько! Он меня́ выставил виноватым. Я слишком много получил, по его словам, от брака с… — Он замолчал и отвернулся, упираясь глазами в пол. — Я должен быть благодарным ему…

Вэллия смотрела ему в спину, кусая губы, впилась ногтями в мягкий клубок в ладони.

— Простите меня, пожалуйста, — прошептала чуть слышно, даже сипло от переживаемой боли за него, за чувство стыда. Ниард резко обернулся к ней и посмотрел удивлённо, спросил:

— Тебя? Тебя-то за что?

Вэллия со вздохом присела на скамью, сложила ладони, тиская клубок ниток в пальцах.

— Я… Это я должна была остановить это всё. Мне надо было сказать вам или епископу при венчании… Господи, я так боялась отца тогда…

— Ты и сейчас его боишься. — От него не ускользнул её страх в глазах и дрожащие губы. Вэллия опустила голову, признавая свою вину.

— Боюсь. И я не знаю, кто сможет защитить меня от него. Я даже здесь не чувствую себя в безопасности. Я же говорила вам, что он убил мою старшую сестру только за то, что она не захотела выйти замуж за того, кого он ей выбрал. Он говорит, что это получилось случайно, а я не верю. И он держит всё это в тайне, все думают, что она — самоубийца, её даже похоронили за оградой кладбища. Я боюсь его… Сильно-сильно боюсь… Он мстительный и жестокий. Он и вам будет мстить.

— Мне-то за что?

Вэллия пожала плечами, шепнула:

— Мало ли, я же не знаю, что вы наговорили ему. Вряд ли он простит вам даже то, что вы приехали туда, что возмутились…

Ниард опять усмехнулся.

— Что он может мне сделать? Я здесь, а он — там.

— Он подождёт. Он найдёт время. Потом.

— Кто может это знать? Мне показалось, граф — человек настроения. Я не хочу говорить о нём. А ты перестань его бояться и прекрати говорить мне "вы"…

Вэллия смотрела на него широкооткрытыми глазами. Он оставил её своей женой, он обещал ей защиту и покровительство, но предупредил, что настоящей семьёй они так и не будут. Монашеская семья, как когда-то просила она, вот что теперь у них. Вэллия с трудом разжала стиснутые в кулак пальцы и бросила в корзину моток ниток. А Ниард неторопливо покинул комнату.

* * * * *

Так они и жили дальше, вдвоём, но не вместе. На людях играли одну семью, а сами даже боялись коснуться руки друг друга. И никто этого не знал. Спали каждый на своей стороне кровати, ложились порознь и вставали так же; обычно утром Вэллия просыпалась одна, а вечерами ложилась, когда Ниарда ещё не было в спальне.

Она старалась делать всё, что должна была, как настоящая хозяйка в замке: следила за кухней и ремёслами; часто посещала местную церковь и регулярно исповедовалась отцу Валериану, во всём и везде старалась помочь, слушалась советов старой Геллы. В конце концов, даже вредная старуха стала посматривать на неё снисходительно, а служанки послушно выполняли все указания. В свободное время Вэллия вышивала или читала Молитвенник, чтоб не умереть с тоски и одиночества. Ни одного близкого человека в замке у неё так и не появилось, не с кем было посоветоваться или просто поделиться тем, что накопилось на сердце.

У неё был муж, но близким он ей не стал ни на йоту. Правда, она стала со временем более свободно общаться с ним, иногда он сам что-нибудь рассказывал ей, когда по вечерам они сидели вдвоём в одной комнате при камине. Вэллия читала или вышивала гобелен, а Ниард занимался какими-нибудь бумагами, письмами или долговыми расписками.

В такие минуты Вэллия отрывалась от своих занятий и подолгу задумчиво смотрела в лицо своего супруга. Он этого обычно не замечал, читал или писал что-то. Она была благодарна ему за всё, что он сделал для неё, за то, что он понял её и не мешал жить, как она сейчас живёт. Ей всё реже и реже вспоминался поцелуй в ротбургском постоялом дворе от Алдора — последнего выжившего из рода Бергских князей. Но, так или иначе, Вэллия понимала, что прожить вот так вот всю свою оставшуюся жизнь, рядом с чужим человеком, в одиночестве, ей не хватит сил.

Иногда она даже жалела, что потеряла своего ребёнка. Пусть это был чужой ребёнок, плод насилия и греха, часть Корвина, но он был бы и её частью. Может быть, он стал бы смыслом её жизни, ведь с этим Ниардом у неё никогда не будет детей.

Да какое там детей, он даже не прикасался к ней. Один единственный поцелуй на венчании в Рейсе и один — в брачную ночь, да и то в щеку. Вот и все их близкие отношения. Есть, с чем сравнить, после последнего поцелуя Алдора в Ротбурге. От того даже дух перехватило, не то, что здесь.

Но жаловаться на Ниарда она бы никогда не стала. Он слишком много сделал для неё, чтобы она обижалась на него из-за такой ерунды. У него слишком много других достоинств, чтобы затмить один большой недостаток.

Да, может быть, он болен или, возможно, его гнетёт греховная страсть совсем не к женщинам, но он спокоен, выдержан, вежлив, не повышает голоса и не поднимает рук на неё или слуг. Разве этого мало? Ещё он молод, симпатичен и далеко не дурак. Может быть, с возрастом они станут хорошими друзьями и станут больше доверять друг другу.

Так или иначе, ей есть, что ещё просить у Господа, о чём молиться. Ждать терпения и спокойствия, смириться с тем, что с ней приключилось.

* * * * *

Пасха в этом году выдалась поздняя. Уже зеленели сады и луга, лес наполнился щебетом птиц, приближение светлого праздника ощущалось во всём. В замке наводили порядок, снимали зимние ковры и гобелены с окон, топили камины, готовили и пекли.

Вэллия заставила слуг навести порядок в саду, подрезать деревья и убрать дорожки. Когда прогреется получше земля в маленьких клумбах, служанки посеют цветы. Может быть, с приходом хозяйки замок приобретёт со временем другое лицо.

Но самым настоящим сюрпризом к Пасхе стал приезд барона Дарла в Берг. Вэллия так обрадовалась приезду дяди и крёстного, что выбежала встречать его на двор замка в одних чулках.

— Дядя Дарл! Господи, это вы… — Она бросилась ему на шею, даже не стесняясь слуг, свиты барона. — Я не верю, не верю своим глазам!

Каких усилий потребовалось барону устоять на хромой ноге и удержать племянницу — только Богу известно. Он тоже был сильно рад её видеть, расцеловал её и аккуратно поставил на цыпочки на холодные каменные плиты двора. Вэллия даже не заметила этого холода, смотрела во все глаза, не сводя сияющего взгляда.