Страница 42 из 251
Эта великолепная женщина была всегда больна, жила очень замкнуто и редко появлялась за столом своего мужа в салоне, но когда она туда приходила, то она отнюдь не стесняла общего веселья, а наоборот, способствовала еще большему его разгулу. Она приходила с двумя компаньонками, очень оригинальными. Первая была всегда одета в мужскую одежду и была известна под прозвищем Сан-Жен («Без стеснения»). Она была дочерью одного из командиров, который в 1793 году защищал Лион против войск Конвента. Она спаслась бегством вместе со своим отцом. Они переоделись в солдатскую одежду и укрылись среди солдат 9-го драгунского полка, где приняли военные прозвища и участвовали во всех дальнейших кампаниях. Мадемуазель Сан-Жен имела мужское сложение, а храбрость ее не имела равных. Она была несколько раз ранена в бою при Кастильоне, где их полк входил в дивизию Ожеро. Генерал Бонапарт часто являлся свидетелем проделок этой смелой женщины. Став первым консулом, он назначил ей солидную пенсию и пригласил быть при его жене. Но жизнь двора мало подходила мадемуазель Сан-Жен, и вскоре она ушла от мадам Бонапарт, которая в полном согласии уступила ее мадам Ожеро, секретарем и чтицей которой она и стала впоследствии. Вторая дама, сопровождавшая маршальшу, была вдовой скульптора Адама. Несмотря на свои 80 лет, она была душой общества и заводилой всех веселых проделок в замке. В те времена в моде были веселье и всевозможные мистификации. Особенно они ценились в замке Ла Уссэ, хозяин которого всегда был рад, когда видел, что гости и особенно молодые люди из его штаба веселятся у него от души.
Маршал вернулся в Париж в ноябре. Приближался день коронации императора, и Папа, приехавший на эту церемонию, уже жил в Тюиль-ри. Целая толпа представителей судебной, административной власти, депутатов от различных департаментов была приглашена в столицу, где также находились все полковники армии с небольшими отрядами из их полков. На Марсовом поле им были розданы полковые орлы, ставшие впоследствии столь знаменитыми. Париж сверкал дотоле неизвестной роскошью. Двор нового императора стал самым блестящим в мире. Повсюду шумел праздник, балы, веселые сборища.
Коронация произошла 2 декабря. Я сопровождал маршала на эту церемонию. От ее описания я воздержусь, поскольку рассказ об этом занял бы несколько томов.
Спустя несколько дней маршалы устроили бал для императора и императрицы. Вы знаете, что их было восемнадцать. Дюрок, хотя он был только префектом дворца, присоединился к ним, и тех, кто оплачивал празднество, оказалось девятнадцать. Каждый должен был внести 25 тысяч франков на организацию праздника, который обошелся, таким образом, в 475 тысяч франков. Бал происходил в большом зале Оперы. 11икогда еще ранее мне не приходилось видеть ничего более изумительного. Организатором был начальник инженерного управления генерал ('.ансон. Адъютанты маршалов были его комиссарами. Им было поручено принимать гостей и распределять билеты. Весь Париж хотел туда попасть, поэтому адъютанты были буквально завалены письмами и просьбами. Я никогда еще не имел столько друзей вокруг себя. Но все прошло в полном порядке. Император остался доволен.
Наступил 1805 год. Среди празднеств и развлечений мы вступали в эпоху, богатую всевозможными событиями.
Чтобы дать возможность армии поучаствовать в общем веселье, маршал Ожеро посчитал удобным отправиться в Брест и, несмотря на суровую зиму, давал роскошные балы и приглашал по очереди на них и офицеров, и большое количество солдат. С наступлением весны он вернулся в свой замок Ла Уссэ в ожидании начала высадки в Англию. Эта экспедиция, которую считали почти химерой, была тем не менее готова.
Английская эскадра из пятнадцати кораблей непрерывно барражировала по Ла-Маншу. Было абсолютно немыслимо переправлять французскую армию в Англию на кораблях и лодках, которые бы тут же пошли ко дну при малейшем столкновении с гораздо большими английскими судами. Но император располагал шестьюдесятью линейными кораблями, французскими и иностранными, стоящими в портах Бреста, Лорьяна, Рошфора, Ла Ферроля и Кадиса. Стоило только собрать их всех внезапно в Ла-Манше и разбить этими силами слабую эскадру, которой располагали англичане, чтобы стать хозяевами прохода к берегам Англии хотя бы на три дня.
Для получения желаемого результата император приказал адмиралу Вильневу, командующему всеми этими силами, вывести одновременно из портов Франции и Испании все имеющиеся там корабли и взять курс не на Булонь, а на Мартинику, поскольку он был уверен, что английский флот будет за ними следить. Пока бы англичане плыли к Антильским островам, Вильнев должен был покинуть этот курс и, обогнув север Шотландии, войти в Ла-Манш со своими шестьюдесятью кораблями. Прибыв на Мартинику, англичане не обнаружили там флота Вильнева, но замешкались с принятием решения и потеряли драгоценное время.
Таким образом, одна часть этого великолепного проекта была осуществлена. После этого плавания у Вильнева было уже не шестьдесят кораблей, а немножко более тридцати. Англичане, растерянные, бросились в сторону Антильских островов, откуда Вильнев только что ушел. Но Вильнев, вместо того чтобы повернуть на Шотландию, направился в Кадис, чтобы усилиться там кораблями испанского флота, потому что тридцать кораблей ему казались недостаточным, чтобы победить пятнадцать английских кораблей. Это еще не все. Прибыв в Кадис, Вильнев потерял немало времени, ремонтируя свои корабли, а в это время вражеские флотилии достигли Европы и расположились полукругом вокруг Кадиса. Весеннее равноденствие сделало крайне затруднительным выход из порта, где находился Вильнев, и он оказался там блокированным. Таким образом, хитрая комбинация императора провалилась. Понимая, что англичане теперь не дадут себя захватить врасплох, он отказался от проекта захвата Великобритании или, скорее, отложил его на неопределенное время, чтобы обратить свои взоры на континент.
Но перед тем как я буду рассказывать о главных событиях этой длительной войны, в которой я участвовал, я должен вам сообщить об ужасном несчастье, которое постигло нашу семью.
Мой брат поступил в военную школу в Фонтенбло. Он был близорук и поэтому долго колебался, стоит ли ему соглашаться на военную карьеру. Тем не менее, приняв это решение, он работал с большим увлечением и вскоре стал старшим сержантом. Самая трудная должность в школе. Ученики, крайне шаловливые, взяли за привычку зарывать в землю возводимых ими учебных валов инструменты, которые им выдавались для работы. Директор школы генерал Беловен, человек очень строгий, приказал, чтобы инструменты возвращались по счету старшими сержантами, которые, таким образом, становились за это ответственными. Однажды, когда все были на работе, мой брат, видя, как один ученик зарывает лопату, сделал ему замечание, на которое тот ответил очень грубо, добавив, что, когда через несколько дней они кончат школу, они станут равными старшему сержанту. И что тогда он потребует от него ответа за наказание. Брат, возмутившись, заявил, что не обязательно ждать так долго, и из-за отсутствия шпаг они взяли циркули, укрепили их на конце- палок. Жакмино, с тех пор ставший генерал-лейтенантом, был секундантом Феликса. Плохое зрение очень мешало моему брату, однако он ранил своего противника, но получил в ответ удар, который рассек ему правую руку. Товарищи его тайно перевязали. К несчастью, унтер-офицеры обязаны были носить ружье в правой руке.
И надо же было случиться, что именно тогда император приехал в Фонтенбло. Он проводил маневры в течение нескольких часов под палящим солнцем. Мой несчастный брат вынужден был все время бегать ( тяжелым ружьем. Жара привела его в полное изнеможение, и рана открылась. Он должен был бы уйти под предлогом полного изнеможения. По он остался. Император в конце церемонии должен был раздать I толь желаемые дипломы младших лейтенантов. Феликс делал нечеловеческие усилия, чтобы сдержать боль, но в конце концов силы его ис-« икли, он упал, и его унесли умирающим. Генерал Беловен очень жестко написал моей матери: «Если вы хотите увидеть вашего сына, приезжай-н- немедленно, ему осталось жить несколько часов». Мать пришла в такое- ужасное отчаяние, что не смогла поехать в Фонтенбло, куда на почтовых в тот же миг отправился я. По приезде я узнал, что брата моего в живых больше нет. Маршал Ожеро был великодушен в отношении нас в столь тяжелых обстоятельствах. Император послал обер-гофмаршала 1юрока, чтобы он представил его соболезнования нашей матери.