Страница 32 из 251
Штабом Бернадотта руководил тогда бригадный генерал по имени Симон, человек способный, но не твердый. Его положение позволяло ему общаться ежедневно с командирами корпусов. Он-то и превратил свои кабинеты в центр заговора. В этом деле ему помогал один начальник батальона по имени Фуркар, которого вы знали уже старым и бедным заместителем библиотекаря у герцога Орлеанского. Я устроил его гуда из жалости за тридцать лет несчастий и лишений. Он находился в то время при генерале Симоне, который сделал из него своего главного агента. Посещая гарнизон за гарнизоном под предлогом выполнения служебных обязанностей, Фуркар образовал целую секретную лигу, в которую вошли почти все полковники, а также масса старших офицеров. Их настраивали против первого консула, обвиняя его в стремлении к восстановлению монархии, хотя в то время он еще об этом не думал.
Было решено, что реннский гарнизон, состоящий из нескольких полков, начнет выступление, которое потом распространится, как пороховой след, по всем дивизиям армии. Но для этого было необходимо, чтобы в этом гарнизоне была воинская часть, которая решилась бы начать первой, чтобы увлечь за собой других. В Ренн отправили 82-й линейный полк под командованием полковника Пиното, человека способного, активного, очень смелого, но несколько экзальтированного, хотя внешне он казался довольно флегматичным. Он был человеком Бернадотта и одним из наиболее рьяных зачинщиков заговора. Он пообещал поднять свой полк, в котором он пользовался большим уважением.
Все было готово к выступлению, когда Бернадотт, которому всегда не хватало решимости и который, как истинный гасконец, хотел таскать каштаны из огня кошачьей лапой, убедил генерала Симона и главных заговорщиков, что ему самому необходимо находиться в этот момент в Париже, чтобы, как только войска, находящиеся в Бретани, провозгласят свержение консулов, тут же взять бразды правления в свои руки. Приобретенную таким образом власть он хотел разделить вместе с Моро, проведя с ним предварительные переговоры. Однако в действительности Бернадотт не хотел быть скомпрометированным в том случае, если бы заговор не удался, сохраняя в то же время возможность воспользоваться его плодами в случае удачи. Генерал Симон и другие заговорщики были настолько слепы, что не заметили этой хитрости. Таким образом, в день, когда должны были быть скинуты маски, тот, кто все подготовил и должен был руководить движением, уехал.
Перед отъездом Бернадотта в Париж было составлено воззвание, адресованное французскому народу и армии. Тысячи заранее заготовленных экземпляров должны были быть вывешены в день самого события. Реннский издатель, подготовленный генералом Симоном и Фуркаром, готов был отпечатать эти прокламации собственноручно. Хитрый замысел заговорщиков состоял в том, чтобы этот документ одновременно появился и в Бретани, и в Париже. Бернадотт планировал увезти в Париж большую часть тиража, ибо считал очень важным иметь возможность распространить текст воззвания в столице и разослать его затем во все провинции, как только Западная армия поднимет восстание против правительства. Но так как все опасались быть обнаруженными в случае обращения к парижскому издателю, Бернадотт решил получить большое количество прокламаций, не компрометируя себя. Он обратился к моему брату Адольфу, который был его адъютантом и которого только что произвели в лейтенанты легиона национальной гвардии департамента Луары, и сказал, что он хочет, чтобы тот сопровождал его в столицу, и поручает ему привезти туда его лошадь и его кабриолет, полагая, что пребывание в Париже будет весьма длительным. Мой брат был в восторге от этого поручения. Он заполнил все сундуки экипажа самыми разными вещами и поручил отвезти его слуге, который должен был приехать ранним утром, в то время как Адольф должен был уехать в дилижансе. Как только мой брат уехал, генерал Симон и командир Фуркар задержали под каким-то предлогом отправку слуги, открыли сундуки кабриолета и достали оттуда вещи, заменив их пакетами с прокламациями. Затем, запечатав все, они отправили в дорогу несчастного Жозефа, который не подозревал о том, что он везет.
Однако полиция первого консула, которая начинала приобретать хорошую организацию, прослышала о том, что что-то замышлялось в армии Бретани, но не было известно точно ни что там задумывали, ни кто был зачинщиком. Министр полиции посчитал необходимым предупредить об этом префекта Ренна г-на Мунье, знаменитого оратора Законодательного собрания. По необыкновенному стечению обстоятельств, префект получил депешу в тот самый день, когда должно было разразиться восстание в Ренне во время парада, в полдень, а было уже половина двенадцатого.
Г-н Мунье, которому министр не передал никаких точных указаний, подумал, что для получения более точных сведений в отсутствие командующего наилучшим было бы обратиться к начальнику штаба. Он попросил генерала Симона приехать к нему в особняк и показал ему министерскую депешу. Генерал Симон, подумав, что все уже открыто, растерялся, как ребенок, и ответил префекту, что действительно существует широкий заговор в армии и что, к несчастью, он принял в нем участие, но что он раскаивается, и вот план заговорщиков и имена руководителей. Дальше он добавил, что через несколько минут войска появятся на площади и по сигналу, данному полковником Пиното, объявят о низложении консульского правительства. Судите сами об удивлении г-на Му-нье, который оказался, таким образом, в крайне затруднительном положении в присутствии виновного генерала. Тот, вначале смутившись, пришел в себя и вспомнил, что под его командованием, как-никак, находится восемьдесят тысяч человек, из которых от восьми до десяти тысяч в этот самый момент были собраны недалеко от префектуры. Положение г-на Мунье было критическим, но он вышел из него очень умно.
Генералу от жандармерии Вирьону было поручено правительством сформировать в Ренне корпус пешей жандармерии, для создания которой каждый полк армии должен был поставить нескольких гренадеров. Между этими военными не было никаких личных отношений, они не находились под влиянием армейских полковников и знали только приказы их новых командиров от жандармерии, подчинявшихся только префекту. Г-н Мунье тотчас же вызвал генерала Вирьона и приказал ему привести всех жандармов. Однако, опасаясь, что генерал Симон, придя в себя, захочет убежать и встать во главе своих войск, он обращался к нему с любезными словами, уверяя его, что его раскаяние и его признание смягчат его вину в глазах первого консула, и убеждал его отдать ему свою шпагу и отправиться в башню Лаба, куда его должны были отвести пешие жандармы, которые прибыли в этот момент во двор префектуры. Таким образом, главный сподвижник восстания оказался в тюрьме.
Пока эти события проходили в префектуре, войска собрались на Оружейной площади и ждали начала парада, который должен был стать сигналом к восстанию. Все полковники были посвящены в тайну, и все обещали свою помощь, за исключением командира 79-го полка г-на Годара, которого все равно рассчитывали увидеть примкнувшим к другим.
Подумать только, на чем держатся иногда судьбы империй! Полковник Пиното, человек твердый и решительный, должен был дать сигнал к выступлению. Его 82-й полк, изготовившийся к бою, ждал с нетерпением.
Но Пиното вместе с Фуркаром занимался все утро отправкой прокламаций и забыл побриться. Пробил полдень. Полковник Пиното был уже готов отправиться на парад, когда он заметил, что его подбородок не выбрит. Он поспешил исправить положение. Но в то время, как он занялся этой операцией, генерал Вирьон вместе с большим числом офицеров от жандармерии ворвался в его комнату, выхватил его шпагу и объявил ему, что он арестован и должен следовать в тюрьму, где уже находился генерал Симон. Всего несколько минут опоздания! А ведь полковник Пиното должен был стоять во главе десяти тысяч солдат. Он не испугался бы, узнав об аресте генерала Симона, и, безусловно, довел бы дело до завершения. Но что он мог сделать, захваченный генералом Вирьоном? Он уступил превосходству силы.