Страница 196 из 251
Я был погружен в эти тревожные мысли, как вдруг крестьянин, бывший нашим проводником, громко рассмеялся, и мой слуга Лоренц засмеялся одновременно с ним... Напрасно я расспрашивал его, он продолжал хохотать. И, не зная достаточно хорошо французский язык, чтобы объяснить мне удивительный случай, происходивший с нами, он показал мне свою одежду, куда только что опустился один из многочисленных блуждающих огит. которые мы приняли за огни бивуака. Это явление было вызвано болотными испарениями, конденсировавшимися из-за небольшого мороза после осеннего дня, когда солнце еще было очень горячим. За короткое время весь мой полк был покрыт этими блуждающими огнями размером с яйцо, что очень развеселило многих солдат. Избавленный таким образом от самой большой тревоги, какую я когда-либо испытал, я вернулся в Заполье.
Глава XVII
Удино присоединяется к нам и расстается с Виктором. —
Трудное положение армии. — Потеря и новое взятие Борисова. —
Пожар на мосту через Березину. — Мы захватываем огромную добычу в Борисове
Через несколько дней мне было дано новое поручение, при выполнении которого нам пришлось бороться не с блуждающими огнями, а с настоящими ружьями русских драгун. Однажды, когда генерал Кастекс отправился в Сенно, а 24-й полк конных егерей был на задании, мой полк находился в Заполье, и я увидел, как появились двое крестьян. В одном из них я узнал г-на де Бургуэна. капитана, адъютанта Удино. Этот маршал, отправившийся в Вильно после своего ранения при Полоцке 18 августа, узнав, что Сен-Сир тоже был ранен 18 октября и только что покинул армию, решил присоединиться ко 2-му корпусу и вновь взять на себя командование.
Удино знал, что его войска находились в окрестностях Сенно, поэтому направился в этот город. Но по прибытии в местечко под названием Расна он был предупрежден польским священником, что по окрестностям бродит отряд русских драгун и казаков. Но одновременно маршал узнал, что в Заполье находится французская кавалерийская часть, и решил написать командиру этого поста, прося дать ему сильный эскорт. Он отправил письмо с г-ном Бургуэном, который для большей безопасности переоделся в крестьянина. Это очень помогло ему, потому что не успел он пройти и 1 лье, как был встречен большим отрядом вражеских кавалеристов. Они, приняв его за местного жителя, не обратили на него никакого внимания. Вскорости г-н де Бургуэн, заслышав оживленную перестрелку, заторопился и дошел до Заполья.
Как только он сообщил мне о критическом положении, в котором оказался маршал, я отправился на рысях со всем моим полком, чтобы
поскорее прийти ему на помощь. Мы прибыли как раз вовремя, потому что, хотя маршал и забаррикадировался в каменном доме, где собрал всех своих адъютантов и дюжину французских солдат, и мужественно защищался, тем не менее русские драгуны вот-вот должны были захватить его. Наконец появились мы. Увидев нас, враги вскочили на лошадей и умчались. Мои кавалеристы преследовали их, убили человек двадцать и взяли нескольких пленных. У меня было двое раненых. Маршал Удино, очень довольный, что ему удалось ускользнуть от русских, выразил нам свою благодарность, и мой полк был ему эскортом до того момента, когда, прибыв во французский лагерь, он оказался вне опасности.
В то же самое время все маршалы Империи, казалось, решили не признавать между собой прав старшинства, поскольку никто из них не желал служить под командованием кого-либо из своих товарищей, сколь серьезными ни были бы обстоятельства. Так, как только Удино взял на себя командование 2-м корпусом, Виктор, вместо того чтобы остаться под его командованием во имя разгрома Витгенштейна, покинул Удино и со своими 25 тысячами солдат направился к Коханову. Маршал Удино, оставшись один, в течение нескольких дней водил свои части по различным местам провинции и в конце концов расположил свой штаб в Черее, а авангард в Лукомле.
Во время небольшого боя на подступах к этому городу, происходившего при поддержке бригады Кастекса, до меня дошло наконец известие о том, что меня произвели в чин полковника. Если вы помните, в качестве начальника эскадрона я был ранен при Цнайме в Моравии, получил два ранения при Миранда-ду-Корву в Португалии, одну рану при Якубове, участвовал в четырех военных кампаниях в том же чине и что, наконец, я командовал полком, начиная со вступления французов в Россию. Поэтому вы, скорее всего, согласитесь, что я заслужил мои новые эполеты. Я был за них очень признателен императору, особенно когда узнал, что он оставляет меня в 23-м полку конных егерей. Полк я очень любил и был уверен, что солдаты также любят и уважают меня. И правда, все они выразили свою радость. Все храбрецы, которых я так часто вел в бой, все солдаты и офицеры пришли выразить мне свое удовлетворение по поводу того, что я оставался их командиром. Добрый генерал Кастекс, всегда обращавшийся со мной как с братом, захотел сам провозгласить меня командиром полка. И, наконец, сам полковник 24-го конно-егерского полка, хотя мы и не были близкими друзьями, счел своим долгом явиться поздравить меня во главе своих офицеров, чье уважение я также сумел завоевать.
Тем временем положение французской армии с каждым днем становилось все тяжелее. Фельдмаршал Шварценберг, командир австрийского корпуса, совершив самое низкое предательство, только что дал пройти перед собой русским полкам Чичагова. Русские овладели Минском, откуда они угрожали нашим тылам. Тогда император наверняка сильно пожалел, что сделал командующим в Литве голландского генерала Хо-гендорпа, своего адъютанта, который никогда не участвовал в войне и не сумел ничего предпринять для спасения Минска, где он легко мог бы собрать 30 тысяч человек из дивизий Дюрютта, Луазона и Домбровского, находившихся в его распоряжении. Взятие Минска было весьма серьезным событием, но Наполеон уделил ему слишком мало внимания, поскольку рассчитывал переправиться через Березину в Борисове, где мост находился под защитой крепости, которая была в хорошем состоянии и охранялась поляками. Уверенность Наполеона в этом была столь велика, что он приказал сжечь в Орше весь понтонный парк. Это было громадным несчастьем, потому что эти понтоны обеспечили бы нам быструю переправу через Березину. За переход через эту реку нам пришлось дорого заплатить обильно пролитой кровью!
Несмотря на свою уверенность в успехе переправы, Наполеон, узнав о занятии Минска русскими, потребовал от маршала Удино покинуть город Черею и отправиться форсированным маршем на Борисов. Но мы прибыли туда слишком поздно, поскольку генерал Брониковский, которому была поручена охрана крепости108, видя, что он окружен многочисленным врагом, счел, что его главной заслугой будет спасение гарнизона. Вместо того чтобы оказать ожесточенное сопротивление, которое дало бы корпусу Удино время прибыть ему на помощь, этот польский генерал оставил крепость, потом переправился со всем своим гарнизоном по мосту на левый берег и пошел по дороге на Оршу, где соединился с корпусом Удино, встретив его на подступах к Наче. Маршал принял его очень плохо и приказал ему возвращаться вместе с нами к Борисову.
В руках Чичагова находились город, мост через Березину и крепость, господствующая над этим мостом. Этот адмирал, которому его успехи вскружили голову, горел желанием сразиться с французскими войсками. 23 ноября он выступил нам навстречу вместе с главными силами своей армии. Авангард этой армии составлял сильный кавалерийский отряд под командованием генерала Ламбера, лучшего из военачальников Чичагова. Местность была ровной, поэтому маршал Удино выставил перед пехотой дивизию кирасир, а перед ними шла бригада легкой кавалерии Кастекса.
Русский авангард, двигавшийся навстречу французам, столкнулся с нашими кирасирами в 3 лье от Борисова, на равнине у деревни Липшица. Кирасиры очень мало сражались во время всей этой кампании и попросили, чтобы им была оказана честь быть в первых рядах колонны. При виде этих прекрасных, еще многочисленных полков, сидевших на хороших лошадях и сверкавших на солнце своими кирасами, русская кавалерия сразу остановилась. Затем, вновь обретя смелость, она бросилась вперед. Наши кирасиры яростно пошли в атаку, опрокинули русскую кавалерию и убили или взяли в плен около тысячи человек. Чичагов, которого уверяли в том, что армия Наполеона была лишь массой безоружных людей, действовавших без всякого порядка, не ожидал подобной храбрости и поторопился отступить к Борисову.