Страница 13 из 251
Въезд в Авиньон, особенно потому, что мы продвигались в город по реке, был очень живописным. Старинный папский дворец, городские укрепления, окружающие город, многочисленные часовни и замок Вильнев, расположенный напротив, представляли великолепное зрелище. В Авиньоне мы встретили г-жу Менар и одну из ее племянниц и провели три дня в этом городе. Мы посетили его окрестности и не забыли, конечно, о фонтане Воклюз. Отец не спешил уезжать, поскольку г-н Р*** ему написал> что на юге еще стояла страшная жара, и он советовал замедлить наше продвижение, тем более что отец не хотел приезжать раньше прибытия его лошадей.
Из Авиньона мы направились в Экс. Но как только мы прибыли на берег реки Дюране, которую обычно пересекали на плоту, мы увидели, что вода стояла очень высоко и было невозможно переплыть ее сразу же, не подождав примерно 5 или 6 часов. Пока мы обсуждали, стоит ли нам возвращаться в Авиньон, к нам подошел хозяин плота, настоящий барин, владелец очаровательного небольшого замка, расположенного в пятистах шагах от берега, и пригласил отца остановиться у него и отдохнуть, пока не будут погружены экипажи. Отец принял предложение, надеясь, что пребывание здесь не продлится более нескольких часов. Но оказалось, что в Альпах бушевала буря, а поскольку Дюране брала свое начало именно в горах, то вода в ней только прибывала. Мы были вынуждены принять приглашение переночевать, любезно сделанное хозяином замка, и, поскольку стояла хорошая погода, мы целый день гуляли. Этот эпизод нашего путешествия мне очень понравился.
На следующий день река стала еще более грозной, чем накануне. А наш хозяин, будучи горячим республиканцем и прекрасно зная поведение реки, заключил, что в ближайшие 24 часа мы переправиться через нее не сможем, а потому поспешно отправился, не сказав нам ни слова, в маленький город Кавайон, который находился в 2 лье от места, где мы остановились, на том же берегу, что и Бомпар. Он поспешил предупредить всех местных патриотов, что у него остановился дивизионный генерал Марбо. Вскоре этот милый господин с торжествующим видом вернулся в свой замок, куда через час прибыла целая кавалькада, состоящая из страстных патриотов Кавайона, которые приехали, чтобы умолять отца согласиться присутствовать на банкете, организованном в его честь именитыми гражданами этого города, по-прежнему горячими республиканцами.
Отец, которому подобные овации были неприятны, вначале отказался, но граждане так настаивали, говоря, что все уже было заказано и что все жители окрестности собрались там в ожидании его, что в конечном счете он уступил. Мы отправились в Кавайон.
Самый красивый особняк был украшен гирляндами и заполнен чертями шляпами людей, собравшихся из города и окрестностей. После бесконечных комплиментов все уселись за огромный стол, на котором стояли самые изысканные блюда и более всего дичь, которую очень ценили в этом крае. Произносились горячие речи против врагов свободы, поднимались многочисленные тосты за здравие известных людей, и обед закончился только в 10 часов вечера. Было уже поздно возвращаться в
Бомпар, к тому же отцу было неудобно быстро отделаться от принимавших его хозяев, и он решил остаться на ночь в Кавайоне. Таким образом, весь вечер прошел в разговорах, весьма горячих. Наконец мало-помалу все гости разошлись, и мы остались одни. На следующее утро г-н Го спросил у хозяина гостиницы, какая часть причиталась с моего отца за пиршество, организованное накануне, поскольку он считал, что это был пикник, где каждый вносил свою долю. Однако этот славный человек передал ему счет на более чем 1500 франков, поскольку милые патриоты не заплатили за праздник ни одного су. Нам рассказали, что некоторые выразили желание внести свою долю, но подавляющее большинство ответило им, что это было бы оскорблением для генерала Марбо.
Капитан Го был взбешен таким поступком, но мой отец, который в первый момент не мог прийти в себя от удивления, затем расхохотался и велел хозяину гостиницы явиться за деньгами в Бомпар, куда мы должны были вернуться тотчас же, не сделав при этом ни одного замечания нашему хозяину и хорошо поблагодарив всех слуг.
Наконец река успокоилась, и мы смогли пересечь ее и отправиться в Экс.
Хотя я и не достиг еще возраста, чтобы говорить на политические темы с моим отцом, о чем он сам когда-то сказал, я все же начал думать, что республиканские убеждения отца сильно изменились за последние два года и то, что он слышал за званым обедом в Кавайоне, окончательно поколебало их. Однако он не проявил никакого неудовольствия по поводу так называемого пикника. Это его даже развлекало. Особенно его забавлял гнев г-на Го, который не переставал повторять: «Меня не удивляет, что, несмотря на дороговизну всех этих яств, эти мерзавцы заказали их такое количество, да еще попросили столько бутылок дорогого вина!»
Это был наш последний день в почтовых каретах. Когда мы пересекали горы и великолепный лес Эстереля, мы встретили начальника бригады (или полковника)18 1-го гусарского полка в сопровождении офицера и нескольких всадников, сопровождавших захромавших лошадей. Они направлялись в полковое депо2, расположенное в Пюи, в Велэ’.
Полковника звали Пикар, за ним сохранили командование полком благодаря его административным талантам. Он много времени проводил в депо, где занимался экипировкой солдат и подготовкой лошадей, которых затем отправлял в боевые эскадроны, где сам появлялся крайне редко и оставался очень недолго. Увидев г-на Пикара, отец приказал остановиться, вышел из экипажа и, представив меня полковнику, отвел его в сторону, с тем чтобы он указал ему младшего офицера, достаточно разумного и хорошо воспитанного, которого можно было бы назначить моим наставником. Полковник указал на унтер-офицера Пертеле. Отец записал его имя, и мы продолжили наш путь до Ниццы, где и нашли Р***, уСХрОИВШегося в прекрасном отеле с нашими экипажами и лошадьми, находившимися в прекрасном состоянии.
Глава
Прибытие в Ниццу. — Мой наставник Пертеле. —
Как я становлюсь настоящим гусаром Бершени. — Меня начинают считать «своим». — Мая первая дуэль в Мадонне около Савоны. — Похищение обоза быков в Дего
Ницца была заполнена войсками, среди которых находился и эскадрон 1-го гусарского полка, к которому я принадлежал. Этот полк в отсутствие полковника находился под командованием храброго начальника эскадрона1 по имени Мюллер (он был отцом того несчастного адъютанта из 7-го гусарского полка, который на моих глазах был ранен пушечным выстрелом в битве при Ватерлоо). Узнав о прибытии дивизионного генерала, Мюллер отправился представиться моему отцу, и они решили, что после нескольких дней отдыха я буду служить в 7-й роте под командованием капитана Матиса, человека достойного, ставшего впоследствии полковником в годы Империи и маршалом мосле Реставрации.
Хотя отец всегда был со мною очень мил, он невольно оказывал на меня такое давление своим авторитетом, что рядом с ним я был крайне застенчив. Он же только увеличивал ее, часто повторяя, что я должен был бы родиться девочкой, и называя меня мадемуазель Марселей. Это меня очень огорчало, особенно с того момента, как я стал гусаром. Именно для того, чтобы преодолеть во мне эту черту, отец хотел, чтобы я служил вместе со своими товарищами по оружию. Отец, конечно, мог бы оставить меня при себе, поскольку мой полк входил в состав его дивизии, но он хотел, чтобы я сам научился ездить на лошади, управлять ею, чистить оружие. Он не желал, чтобы его сын пользовался хотя бы малейшей привилегией, поскольку это могло бы произвести плохое впечатление в войсках. Достаточно было и того, что меня приняли в эскадрон, не минуя длительную и скучную службу в депо.
В течение нескольких дней я объезжал с отцом и его штабом изумительные по красоте окрестности Ниццы. Однако пришло время моего зачисления в эскадрон, и отец попросил начальника эскадрона Мюллера прислать ему унтер-офицера Пертеле. А надо вам сказать, что в полку было два брата с этим именем, оба унтер-офицера, но абсолютно не похожие друг на друга ни морально, ни физически. Считалось, что автор пьесы «Два Фильбера» взял в качестве прототипов своих героев именно этих двух людей. Старший из Пертеле был Фильбер плохой, а младший Пертеле был Фильбер хороший. Именно этого последнего полковник Пикар и предложил моему отцу в качестве моего наставника по дороге в Ниццу. Но так как у моего отца и у полковника было мало времени для разговора, то г-н Пикар забыл сказать, что речь шла о Пер-теле-младшем и что он не состоит в эскадроне, расположенном в Ницце. Старший же из братьев служил именно в 7-й роте, в которую я и был направлен. Командир Мюллер подумал, что речь шла о старшем. Что выбор пал именно на этого безумца, чтобы научить уму-разуму и лишить невинности того нежного и застенчивого молодого человека, каким был я в то время. Таким образом, он и прислал нам Пертеле-старшего. Этот малый был пьяницей, буяном, скандалистом, дуэлянтом, абсолютно необразованным человеком, но в то же время храбрым до безрассудства рубакой. Он не желал знать ничего, кроме лошади и оружия. Пер-теле-младший, напротив, был мягким, вежливым, очень образованным, к тому же очень красивым мужчиной, хотя был так же храбр, как и его старший брат. Он, конечно же, сделал бы быстро блестящую карьеру, если бы в совсем молодом возрасте не погиб на поле сражения.