Страница 73 из 114
263
дила по озеру. Вряд ли на данный момент у них могли быть далеко идущие планы. Однако захват такого важного плацдарма и его удержание, изменение конфигурации границы стали бы прекрасной прелюдией будущей победоносной войны. Если Красная Армия не сможет противодействовать захвату, значит, целесообразно наращивать здесь силы для более крупного наступления. Не так важен сам по себе клочок чужой территории. Куда важней убедиться, что противник слабее тебя и вынужден признать твое превосходство. Успешное начало — залог дальнейших побед.
С точки зрения обороны у нас, как будто, положение на данном участке незавидное: местность заболоченная, дороги плохие; в сущности, она одна; железнодорожная ветка далеко. Обе сопки находятся в полуокружении у японской стороны, отделены от остальной нашей территории озером с двумя узкими коридорами (на юге, в районе высоты Пулеметная Горка — всего 200 м).
Но все это определяло и простоту предвидения действий противника. Им надо было перерезать оба коридора, занять там оборону и окружить сопки. Примерно так и развертывались предварительно их силы.
Естественно, нам следовало обеспечить прежде всего возможность удара по двум направлениям на вторгшегося врага. Одновременно надо было предусмотреть неожиданный для них маневр: вклиниться на их территорию, угрожая окружить и уничтожить японские части, штурмующие две наши высоты, а также всю их группировку, находящуюся на нашей земле. Для этого на рубеже развертывания советских войск по краям озера Хасан были сосредоточены главным образом мобильные танковые части. В глубине обороны, примерно в 5—6 километрах, находились основные резервы, а также командный пункт фронта.
По предварительным расчетам общий перевес в технике и живой силе был на нашей стороне. Наша авиация имела возможность наносить удары по их войскам. Превосходство в воздухе должно было сыграть важную роль в разгроме врага. И если японцы должны были организовать надежную противовоздушную оборону на переправах через реку, то, следовательно, было разумно атаковать с воздуха места сосредоточения их войск на рубеже развертывания.
В одном Генштаб ошибся: переоценил хитрости японской стратегии. Предполагалось, что они воспользуются паромной переправой выше по течению реки. Там тоже были сосредоточены их войска. Однако они предпочли менее ожидаемый маневр: двину-
?,64
лись на юг, нанося удар непосредственно в район северной окраины озера. Хотя это ничего не изменило радикально. Как поется в песне:
Но разведка доложила точно,
И пошел, отвагою силён,
По родной земле дальневосточной Броневой ударный батальон.
Увы, в жизни было не совсем так, как в песне. 31 июля наши пограничники под напором превосходящих сил противника, неся потери, оставили обе высоты и отошли на север вдоль берега озера. По плану Генштаба, нашим войскам требовалось спешно занять рубежи развертывания, мощными ударами сковать силы противника, не дать закрепиться на занятом плацдарме и окружить его. Однако маршал Блюхер оказался не готовым к активным действиям, а многие войсковые части его фронта — небоеспособными. В результате приграничный конфликт не только продолжился недопустимо долго, до середины августа, но и грозил перейти в полномасштабную войну.
Трудно сказать, что произошло лично с Блюхером (на этот счет были донесения НКВД), но его поведение оказалось, мягко говоря, странным. Первые трое суток он не выходил на связь с народным комиссаром обороны, хотя телеграф работал нормально. А 10 августа без согласования с Москвой Блюхер, по-видимому, не сумев организовать наступление и запаниковав, отдал приказ о призыве в Первую армию 12 возрастов. Хотя еще в мае он сам предложил призвать вдвое меньше граждан. Японцы могли решить, что СССР готов начать войну!
Узнав о приказе Блюхера, Сталин едва сдержал вспышку гнева и, пожалуй, горько пожалел, что всего лишь три года назад согласился присвоить ему звание маршала Советского Союза (позже был и второй орден Ленина). Год спустя новоявленный маршал гордо рапортовал об успешном проведении общевойсковых учений Приморской группы, объявил личному составу благодарность и приказал изучить этот опыт во всех соединениях. Жаль, что сам он не выполнил своего же приказа.
Двое суток удерживали пограничники высоты, прося помощи. Блюхер телеграфировал командующему армией: «Просьбу полковника Федотова об усилении еще одним батальоном немедленно удовлетворить, повторяю, немедленно». Однако подкрепления шли мед-
265
ленно, а батальон не решал поставленной задачи. Федотов, руководивший боем, не сразу понял, что началось крупное наступление противника, поддержанное артиллерийским огнем.
Только утром 6 августа наши части вышли на исходные позиции. К тому времени японцы укрепили оборону. С большим опозданием (да еще и туман задержал вылет) 216 наших бомбардировщиков обрушили свой смертельный груз на позиции противника. Пошли в наступление танки, за ними пехота. Высота Заозерная была взята. Еще три дня продолжались ожесточенные бои. Японцы запросили перемирия.
Мы победили. Но, пожалуй, для японцев это не стало неожиданностью. Они убедились в неповоротливости, слабой организованности частей Красной Армии. Сталин, понимая это, негодовал. Он знал, что некоторые из допрошенных военачальников сообщили: Блюхер вел предосудительные разговоры с Гамарником и Тухачевским. Сталин спросил у Шапошникова, насколько эти сведения правдоподобны. Борис Михайлович ответил отрицательно. Он не замечал, чтобы у Блюхера были доверительные отношения с теми двумя. Сталин приказал Ежову прекратить разрабатывать сомнительное дело маршала Блюхера.
Другое обстоятельство, усугублявшее вину маршала, было связано с бегством к японцам начальника Дальневосточного управления НКВД Генриха Самойловича Люшкова. Произошло это — не странное ли совпадение — за полтора месяца до японского вторжения. Можно предположить, они получили от Люшкова совершенно секретные материалы не только о нашей шпионской сети в Маньчжурии, но и о состоянии Красной Армии.
Правда, Люшков подчинялся непосредственно Ежову. Но именно это обстоятельство вынуждало Ежова сваливать всю вину на Блюхера (чтобы обезопасить себя) и утверждать, что был сговор маршала и Люшкова. Шапошникова такая версия не убедила. Сталин сделал вид, что не исключает ее. Он сказал Ворошилову, предпочитавшему отмалчиваться, и Шапошникову, кратко изложив свою точку зрения на случившееся:
— Мы хорошо знали того Блюхера, который доказал свою воинскую доблесть на Перекопе и на Урале, на КВЖД и в Китае. Но мы упустили из виду, что люди имеют свойство меняться. Оказалось, что мы плохо знаем того Блюхера, который по какой-то причине бездарно руководил Дальневосточным Краснознаменным фронтом в период боевых действий. Тут Борис Михайлович говорил о якобы растерянности Блюхера. Трудно в это поверить. Три
266
дня он не отвечал наркому обороны. Разве это растерянность? Это не барышня-курсистка, а человек, доказавший свою воинскую доблесть. Почему он не согласовал с наркомом обороны свой провокационный, подчеркиваю, провокационный приказ о мобилизации? Почему перед японским наступлением к ним перебежал предатель Люшков?
Это был человек Ягоды, и он общался неоднократно с Блюхером. Нет, уважаемый Борис Михайлович, это непохоже на растерянность Блюхера, а очень похоже на попытки развязать войну с Японией. Ту войну, о которой мечтают наши враги на Западе.
Сталин сдерживал раздражение. Прохаживался по кабинету и разжигал трубку. Ворошилова он не спрашивал. Ясно, никаких возражений у наркома обороны нет. Ведь в том, что произошло, есть и его вина. А Ежов может торжествовать: в его руки попадет еще один маршал Советского Союза. НКВД превращается в организацию, стоящую и над партийным, и над военным руководством. Неужели Сталин так доверяет Ежову и его помощникам?