Кто ответит?

- А там тоже факт: купил за две сотни. Для самообороны. А против фактов, как известно, не попрешь...

- А мы и не будем идти против фактов, мы пойдем от них. Судя по показаниям - подписанным! - ты совершил деяние, предусматриваемое законом как нарушение правил о валютных операциях. Кодекс показать?

- Две сотни - операция? Будет лапшу-то...

- Важно событие незаконного расчета валютой, родной. Ты его подтвердил. А суд... он поймет, чего стоят твои две сотни. И мы постараемся, чтобы понял... Теперь прикидывай - прошлые судимости, нынешний прокол, а там - часть третья; рецидив, тайное проникновение, использование технических средств... Да плюс к тому - статья о валюте... Какой срок в итоге? По валюте ведь срок начислят, мы постараемся, повторяю...

- Ну... попал! Ну... на ровном месте! Ладно, готов я... Давай договариваться. Я - правду горькую, а ты протокольчик этот - в корзинку. Идет?

- По крыше воробей. Все от тебя зависит...

- В общем, наколол я две квартирки... Взял первую. Худо взял: золотишка нет, две сотняги в сервизе и пистолет этот в столе письменном. Ну, думаю, кисло, а отстреляться надо, красиво ведь на дело вышел, все ваши "хвосты" обрезал... Ну а на второй хате нестыковка по времени вышла, вернулся фраер, когда на работе сидеть должен был, ан - удрал сачок. Я вообще скажу: самурай! Два часа с поднятыми клешнями на карачках...

- Знаем. Адрес первой квартиры?

- Пиши: Зеленый проспект, пять, четыреста два... Тюрин фамилия...

Из магнитной записи допроса Тюрина Э. Б.

- Эдуард Борисович, по нашим данным, в вашей квартире вчера побывали воры... Вернее, вор.

- Да нет... Как?

- Эдуард Борисович... Вы - профессор, уважаемый человек, вам не к лицу говорить неправду...

- Я... искренен... Никаких воров...

- Так. Ознакомьтесь. Это собственноручно начертанный преступником план вашей квартиры с указанием расположения мебели, описанием деталей интерьера; того, что хранилось в письменном столе по соседству с пистолетом “ТТ”... План составлен в присутствии понятых.

- Э-э... Предметы обстановки совпадают, но ограбления тем не менее...

- Эдуард Борисович! Пистолет лежал в левом ящике письменного стола под серой картонной папкой с бумагами. Если вы станете запираться далее, мы совершим два мероприятия: немедленно проследуем на место вашего жительства с понятыми, где установим соответствие протокольных данных с реалиями, а после сопоставим отпечатки пальцев на пистолете с вашими отпечатками... Об уголовной ответственности за дачу ложных показаний вы, напомню, предупреждены...

- Был грех... Отцовский, по наследству достался, сдать все времени не было...

- Мероприятия отменяются, распишитесь в протоколе...

- Товарищ следователь... что теперь?.. Это... уголовное дело?..

- Ну... поздравить вас не с чем, Эдуард Борисович, так скажем.

Из магнитной записи допроса Овечкина М.П.

- ... Ох, невезуха, невезуха-то!..

- Ладно убиваться, Равелло... “Валютный” свой протокол видишь?..

- Начальник, мы ж договорились...

- Ага. И пакт заключили.

- Ну ты и...

- Продолжай, продолжай... Не хочешь? Тогда продолжу я. Мне, Равелло, очень усердно поработать надо, чтобы хозяин “ТТ” во всем признался, понял? А стимул какой?

- Бабки надо? Плачу, какие дела?..

- Дела такие. Вот тебе фотографии дружков твоих. Узнаешь? Шило и Псих. Фас и в профиль. Зачем в Москву их намылил?

- Э-эх! Стукачики вы мои, стукачики, все-то вы ведаете, кто бы о вас проведал... Знать ничего не знаю, начальник! Валюта, говоришь, мне шьется? Плевать хотел! Ничего не выжмешь, в камеру давай, буду там перестукиваться, этому научен, а стучать - никогда, как на понт ни кидай...

- Не выступай, голубь ты мой идейный, гляди лучше, еще что покажу... Вот тебе трупик Шила со звездой кровавой во лбу, вот Псих убиенный, а вот и Лева Колечицкий... Приветов, как понимаешь, от них не передаю... Колись, Равелло, помогай, за ними не заржавеет...

- Ну... и какие предложения?

- Самые серьезные.

- Та-ак. Левку знал. Дружили мы с ним... Но не наш он, не блатной, из деловых щук... Мы у него на подхвате работали, на перевозках - ну, шмотки он возил, то-се... Об этом, правда, помолчать имею желание... Ну а нам надо что - Лева завсегда делал. Любой товар по дешевке. Учти: я не для протокола, да и вижу - тебе сам смысл важен... Ну, короче. Дел его не знаю, но человек был полезный, повторяю, уважительный... и вот просит он у меня двух бойцов. Ну, я нашел... А сейчас вижу, напоролся Лева на рифы с моими матросами. Чего там Лева мудрил, не ведаю, ей-Богу, хоть под пресс меня...

- Чем занимался Колечицкий?

- Говорю же: Лева - фраер на товаре. Техника, меха, шмотки... Знаю, икоркой, рыбкой баловался: подбрасывал нам кое-что в Ростов - по кабакам, по рынкам... Мы в тех делах шестерками состояли - грузчиками, охраной... шелупонью, в общем. За кости работали. С завязанными глазами - подай-принеси...

- Круг знакомых Колечицкого? Смелее!

- Никого не знаю. Мы с ним один на один... Все! Больше ни слова, начальник. Хватит от меня подарков. В камеру мне пора, обживаться. И думать там. Крепко. О чем тебе наговорил, о всяком-разном... Жду теперь новостей от тебя. Шабаш. Зови конвой.

ИЗ ЖИЗНИ ВАНИ ЛЯМЗИНА

Судьба Вани Лямзина поначалу ничем не отличалась от судеб тысяч его сверстников: детсад, семья, школа. Мама - заведующая буфетом на автовокзале, папа - механик в гараже НИИ, дом крепкий, достаток и благополучие.

С троечками окончив десятилетку, был Ваня пристроен на службу в НИИ, где трудился отец. На должность лаборанта в головную лабораторию.

Нелегко доставались блага бытия юному Ивану в ту пору: зарплата была мизерной, работать заставляли много, и стонал лаборант, размышляя, где бы иное местечко найти - хлебное да вольготное, но суровый родитель, мечтавший о сыне-ученом, любые заикания о таких мечтах пресекал, жестоко заставляя Ваню трудиться, где указано. Так и трудился Ваня - с вдохновением раба под ярмом, через пень-колоду, замечая между тем интересных вокруг себя людей, в частности шефа лаборатории - ловкача и пройдоху, не вылезающего из заграниц, с престижной по тем временам “волгой” и прочими атрибутами благополучия, умело распоряжающегося подчиненными и лихо обращающего отвлеченные научные изыскания на безусловную пользу себе лично.

И как-то поймал этот ловкий шеф Ваню на гнусненькой краже, когда залез тот в сумку одной из чертежниц, откуда похитил четвертной билет. Ну, подумал Ваня, вот и конец: выгонят и посадят - шеф был не только ловок, но и жесток. Однако не выгнал и не посадил Ваню шеф, даже отцу не нажаловался - то ли потому, что Ванин папа машину ему починял регулярно и бесплатно, то ли перевоспитать Ваню шеф решил, то ли пожалел, ибо младшего неразумного собрата своего в нем узрел; так или иначе, но стал с тех пор Иван секретарем-машинисткой возле сильного шефа, мотивировавшего, впрочем, назначение такое как изоляцию преступного молодого человека от коллектива беззащитных тружеников. А Ване что! Пошла у него жизнь праздная при редко появляющемся начальнике, независимая. После поступил Ваня в институт не без помощи шефа - с тайным желанием подобной же карьеры. Так и расстались они навсегда. Однако осело в Ване резюме: выгодно находиться под сенью человека сильного, работая за зарплату на деликатных услугах. И под сенью той совершать небольшие “ударчики” на личном фронте устройства собственных делишек, дабы скопить капиталец на день черный, на случай, когда сильный вдруг ослабеет, либо за руку поймает неуемного Ваню на жульничестве, либо попросту решит помощника поменять.

Вскоре папа умер, но мама, заведующая буфетом, семью содержала, крепилась; учеба в институте нелегко, но продвигалась, и смутные мечты Вани начали принимать характер конкретный: влезть в доверие к академику, директору какого-нибудь КБ, а после, будучи при дипломе, действовать по усвоенным схемам бывшего шефа-благодетеля. Но грянула беда. На краже модных замшевых перчаток попался Ваня в институтском гардеробе и немедленно из вуза был выдворен. И ждала Ваню армия - искупающая и воспитывающая. Но до призыва предстояло трудоустроиться. А так не хотелось, так не хотелось!