Страница 94 из 108
Кургоко поднял руку:
— Не продолжай. Я всё понял! Шот! Я поручаю тебе взять людей, сколько
нужно, согнать к закраине леса всех ослов и привязать па спину каждого по хоро-
шей охапке сена. Думаю, у нас наберется, хотя бы сотни три этих животных.
— Я тоже все понял, мой князь! — радостно взревел Шот. — А три сотни ос-
лов наберется, даже если считать ослами только тех, у кого четыре копыта и
длинные уши! — с громким хохотом он помчался исполнять приказание.
— А вы поняли? — обратился Хатажуков к окружающим.
Князь Ислам-бек Мисостов, сторонник союза с крымцами, кисло осклабил-
ся:
— Вместо нас воевать будут ослы? Разве это украшает адыгов?
— Не слыхал я, чтоб наши предки ишаков себе на помощь призывали, —
озадаченно пробормотал Карабин-Кара.
Джабаги улыбнулся старику:
— Не зови прошлое, тхамада Кара! Новые поколения всегда взгромождают-
ся на плечи предков и видят дальше, чем они.
— А ты, Мисост-паша, — усмехнулся Кургоко, — не беспокойся. Работы и
нам хватит. Слушайте все внимательно и запоминайте. С наступлением темноты
пешие ратники погонят ослов прямо на становище татар, вблизи которого одно-
временно подожгут сено. Это будет сигналом для всадников. Наша конница вру-
бится в ханский стан вместе с пешими, когда ослы начнут метаться среди врагов.
Отступать им будет некуда — посыплются с кручи, как мусор с высокого порога.
— Вот оно что! — с воодушевлением закричал Султан-Али Абашев. — Нале-
тим, как совы на мышей! — он выхватил сверкающий клинок и со свистом рассек
им воздух.
Не так пылко, но тоже очень одобрительно отнеслись к затее князя-
правителя Ислам Мусаев, Арслан Катуков, Татаркан Мурзаев, балкарский таубий
Гапалау Балкаруков — они сразу поспешили к своим лошадям и дружинникам,
чтобы готовиться к сражению.
Кургоко положил руку на плечо Джабаги:
— Да-а... Хорошо работают «кое-какие» головы!
— Очень хорошо, — серьезно, без улыбки ответил Казаноков. — Но если ты
имеешь в виду мою голову, дорогой Кургоко, то на этот раз ошибаешься. Сейчас я
тебе пока ничего не скажу. Не-е, не спрашивай...
* * *
Более трехсот спокойных, безучастных к интересам людей осликов, навью-
ченных вязанками сена, были построены, как солдаты, в один ряд на границе леса
и пастбищного плато. Сюда вплотную придвинулось все войско: впереди — пешие,
позади — конные. О замысле ночной атаки знали все.
— Ну, серенький, — сказал Ханаф своему любимцу, — тебе предоставляется
честь совершить такой подвиг, о каком твоя ослиная башка в жизни никогда не
мечтала!
В темноте с обеих сторон сдавленно захихикали, а Ханаф притворно вздох-
нул:
— Завидую тебе, дружок. Возможно, ты узришь самого Каплан-Гирея и удо-
стоишься чести согреть его своим теплом!
Смех стал погромче.
— Да тише вы! — послышался из задних рядов чей-то начальственный ок-
рик.
Кто-то рядом с Ханафом заговорил вполголоса:
— Сейчас, наверное, начнем. Совсем темно стало. Как в котле, накрытом
крышкой. Даже ни одной звезды не видно. И татары угомонились...
— Вот так же было темно, — это уже другой голос, по-старчески дребезжа-
щий, — когда стояли мы ночью на крутосклонном берегу Псыжа и...
...И о том, что же все-таки произошло на упомянутом крутосклонном бере-
гу, ветерану досказать не удалось.
— - Пошли! Пошли!! Пошли!!! — пронеслась резкая команда из конца в ко-
нец «ишачьего ряда», и, подгоняемые ударами плетей и кинжальными укольчи-
ками, взволнованные животные резво затрусили вперед, сотрясая ночной воздух
обиженным ревом.
Когда до неприятельского лагеря оставалось не более сотни шагов, позади
грохнул сигнальный выстрел — и каждый «погонщик» на бегу сунул тлеющий
трут в сено. Триста движущихся костров вспыхнули почти одновременно. Не-
сколько мгновений — и обезумевшие от ужаса лопоухие трудяги оказались в гуще
татар с их повозками, походным скарбом и громадным количеством лошадей.
Сравнение с потревоженным пчелиным роем было бы слишком бледным.
Отчаянные вопли крымцев, надсадный ослиный рев, гулкий топот десятков тысяч
копыт и пронзительное ржание коней — от всего этого, казалось, небо не выдер-
жит и рухнет на землю. Кабардинское ополчение еще не успело добраться до вра-
гов, а среди тех уже были тысячи задавленных насмерть и покалеченных. Боевые
кличи кабардинцев тонули в разноголосом гаме татар; звона металла не было
слышно, хотя все восемь тысяч ополченцев уже вступили в битву.
Каждый понимал: надо успеть нанести крымцам как можно больший урон,
пока еще горит сено, но вот кто-то догадался и поджег одну мажару, в другом мес-
те запылала другая, затем третья... Стало светлее, несмотря на то, что многие ос-
лики, из самых догадливых, когда их спины припекло по-настоящему, начади ка-
таться по земле и гасить пламя. Остальные животные неслись напролом к даль-
нему краю становища, как бы подталкивая перед собой лавину лошадей и людей,
все уплотняющуюся по пути к пропасти. Напор живой лавины был так силен, что
целые сотни татар, будто сметаемые гигантской метлой, сыпались с сорокасажен-
ного обрыва вниз, к реке. Обреченные, они упирались, рубили саблями своих же
людей, на которых давили задние ряды, лучники осыпали эти ряды ливнем стрел,
но попробуйте сдержать горный обвал!
Неподалеку от ханского шатра в первый и последний раз с ужасающим гро-
хотом рявкнула татарская пушка, причинившая вред лишь своим хозяевам. Неза-
дачливые пушкари переусердствовали, начинив се слишком большим зарядом
пороха: литой чугунный ствол разорвался в куски и несколько человек было убито
и ранено. Переполох усилился.
— Зажигайте повозки! — хрипло кричал Кургоко, размахивая окровавлен-
ной саблей. — Жгите мажары!
И увидел князь пронесшегося по полю битвы Шота с факелом в одной руке
и своей неимоверной дубиной в другой, увидел, как занялась дымным пламенем
еще одна повозка. Пробежал мимо князя и какой-то странный бородач с длинны-
ми космами русых волос на непокрытой голове: он гнался за двумя татарами, ут-
робно гогоча и выкрикивая русские ругательства. Те обернулись и с яростью стали
отбиваться, короткими кривыми клычами от его тяжелого клинка.
Сбоку выскочил одноглазый всадник:
— Держись, Жарыча! — рявкнул он и рубанул саблей одного из татар.
«Где же Кубати? — думал Кургоко, пробиваясь к центру побоища. — Не
видно и Казанокова...»
А Кубати еще в самом начале ворвался в центр лагеря, где удалось уцелеть и
не оказаться вовлеченными в бешеный поток бегущих животных и людей, пре-
вратившихся в беспорядочное стадо, еще множеству завоевателей. После того как
схлынула убийственная лавина, они опомнились и взялись за оружие, инстинк-
тивно теснясь к пятнам света вокруг горящих мажар. Некоторые из них ухитри-
лись даже поймать коней и вскочить в седла.
Кубати дрался одновременно с двумя всадниками да еще двое пеших наска-
кивали с боков, пытаясь достать его вороного остриями сабель. Один из них по-
добрался слишком близко — тут же получил молниеносный колющий тычок в
горло, тоненько всхлипнул и упал.
Вороной грудью столкнулся с конем широкоплечего молодого татарина, ру-
банувшего изо всех сил тяжелым ятаганом. Кубати отразил удар, уклонился от
сабли второго всадника и, в свою очередь, успел раскроить плечо этому второму,
который завизжал, как женщина, нечаянно наступившая на лягушку, и свалился с
коня. Однако с первым всадником было справиться непросто. Он искусно владел и