Страница 100 из 108
спешной рысцой отправился в путь. Вслед князю неслись проклятья. Зариф даже
выскочил из теплой купели, пробежал несколько шагов, но вдруг непонятный
ужас охватил его душу, и он вернулся и снова сел в воду. Тут он сразу успокоился и
даже заулыбался. Потом плюнул в ту сторону, куда ускакал князь, и прошептал:
— Все равно он меня не увидел. — Бедняга решил, что теперь самое для него
главное — это чтоб ни одна живая душа его не видела.
Он важно покивал толовой и, еле шевеля губами, спел песенку, слышанную
от бабушки еще в детстве:
Кошке мясо не досталось,
Но у кошки гордый вид:
Я б его и есть не стала —
Очень уж оно смердит.
После этого в голове у Зарифа что-то тихонько скрипнуло, и он начисто за-
был человеческую речь.
* * *
Сведения Нартшу оказались верными. «Шакальи следы» стали попадаться
в тот же день.
Еще до первого привала они встретили пастуха, гнавшего небольшое стадо
коров с высокогорных пастбищ в одно из нижних поселений. Вчера перед захо-
дом, солнца он видел издали двух всадников, направлявшихся в верховья. -
— Думаю, один из них был Алигоко Цащха, — уверенно заявил пастух.
— Почему так думаешь? — спросил Канболет..
— Так ведь я из тех, у кого утроба всегда пуста, зато уши полны слухов, а рот
— новостей, — усмехнулся пастух. — А слухи — это такие птички, которые летают
быстрее ласточек. Татар побили — мы обратно со скотом возвращаемся. Изменник
Алигоко с татарами не сбежал и в плен не попал — куда ему еще деваться? Он это
был. Больше некому. Перевал в Сонэ (каб. — Сванетия) отсюда недалек — всего
три дневных перехода.
— Для кого три, а для кого два, — недовольно проворчал абрек.
— Ты прав! — согласился Тузаров. — Надо поторапливаться.
Дорога проходила по сказочно красивым местам. Извивалась причудливо
по боковым склонам, ныряла в лесистые урочища, вырывалась на сенокосные по-
логие холмы, где летом вставали травы по грудь человеку; пересекала мелкие ру-
чьи, поросшие по берегам непролазными зарослями облепихи, шиповника и бар-
бариса; карабкалась по каменистым уступам, под которыми утробно ворчала
Малка. Дорога вела туда, где бирюзовый свод небес опирался на бесконечную зуб-
чатую стену Главного Кавказского хребта, а перед стеной могуче Возвышался
двухкупольной сторожевой башней неприступный Ошхамахо, или, на языке Ку-
анча, Мингитау.
Предзакатное солнце уже тронуло снега Эльбруса червонной позолотой, ко-
гда всадники приближались к теплым источникам нартсано.
— Скажи, Нартшу, — нарушил долгое путевое молчание Кубати, — а как там
этот старый шоген?
Они спускались по крутой тропе к речке и ехали медленно.
— А-а... Похоронили мы его, бедного.
— Жаль. Хороший был старик. Интересный очень.
— Последний шоген, — вздохнул Нартшу. — Жарыча над ним какую-то рус-
скую молитву проговорил. Так что, думаю, на том свете наш Иуан не пропадет.
— Болтаешь тоже! — притворно рассердился Жарыча, хотя было видно, что
он прячет в кудлатой бороде довольную ухмылку.
— Стойте! — крикнул Канболет. — Что это такое? Смотрите же!
— Лошадь валяется... — удивленно протянул Куанч и сразу же заорал, об-
рывая самого себя:
— Аланлы! Вон бежит, бежит!!
Да, Тузаров имел в виду не лошадь, а голое волосатое существо, которое,
прыгая по камням и прячась за огромными валунами, улепетывало подальше от
источника.
Существо добралось до противоположного берегового склона и скрылось в
густом кустарнике, издав на прощанье жуткий тоскливый вой.
Ошарашенные всадники остановились возле убитой лошади.
— Это конь Зарифа, — определил Кубати. Жарыча спешился и стал снимать
седло с мертвого животного.
— Кажется, я понимаю, что тут произошло, — засмеялся Нартшу. — Врун
вруну не поверил и, пока тот нежился в теплой воде, забрал его одежду, оружие и
смылся.
— Правильно, — подтвердил Канболет. — Кабан на собаке злость вымеща-
ет... Жарыча, ты готов? Тогда двинулись дальше.
* * *
Среди пастухов, чабанов, среди жителей тех коажей, что расположены по
краям дремучих лесов, через некоторое время распространились леденящие душу
слухи. Судачили о частых появлениях чудовищного лесного человека — алмасты,
ворующего кур и овец, шарящего по ночам в закромах с припасами и ловко отби-
вающегося от собак палками или камнями. Увидеть его удается лишь мельком —
стремительной тенью проносится он через дорогу или поляну лесную и никогда
не показывается днем. Один смельчак ходил зимой по следам босых ног, обнару-
женных на снегу, и нашел берлогу алмасты в тесной пещере, заваленной сеном и
овечьими шкурами. На счастье неразумного смельчака, чудовище в это время от-
сутствовало. С боязливым шепотом люди передали друг другу свидетельства оче-
видцев о рогах на голове алмасты, о трех его красных, как пылающие угли, глазах
и длинных когтях, обагренных кровью. Алмасты или мычит по-бычьи или воет
по-волчьи.
* * *
Шогенукова догнали, когда он уже спустился в Баксанское ущелье. Князя
увидели неожиданно близко у самой речки, среди подступавших к воде вековых
сосен. Он, вероятно, искал брод. Баксан ревел, яростно кидаясь пенными потока-
ми на выпирающие из его русла камни. Алигоко слишком поздно заметил пресле-
дователей и даже не сделал попытки спастись бегством. Страшно было ему уви-
деть вновь Тузарова, выжившего, как он знал, после тяжелой раны. Трясущейся
рукой он поднял пистолет и сипло выкрикнул, обращаясь к Кубати, который ока-
зался к нему ближе всех:
— Не подходи! Если ты кинжал, то я — меч!
— Ржавый ты гвоздь, а не меч! — рявкнул Нартшу, разматывая аркан.
— Снесу ему башку вот этим топором — и все дело! — добродушно сказал
Жарыча. — Зачем нам его тащить до Кургоко всего целиком? Одной головенки
хватит.
Шогенуков швырнул пистолет на землю: он забыл его зарядить после вы-
стрела в лошадь Зарифа.
— Вот это благоразумно, — прогремел Тузаров. — Всегда можно договорить-
ся по-хорошему. Ведь лаской и змею из норы выманишь! А где же панцирь?
Кубати потянул к себе татарский хурджин, притороченный к седлу княже-
ского коня:
— Вот! — он вынул из сумы знаменитый сверкающий доспех, и всем захоте-
лось до него дотронуться.
— Может, теперь вы меня отпустите? — упавшим голосом спросил Шогену-
ков, сам понимающий жалкую глупость своего вопроса.
— Как же мы тебя, драгоценный, отпустим? — с притворным изумлением
спросил Нартшу. — Ведь вся Кабарда мечтает тебя увидеть!
Желтые глаза Алигоко закатились, рот оскалился редкими острыми зубами,
а тело стало потихоньку сползать с лошади.
Жарыча подхватил его, не дал упасть.
— Чего это с ним? — удивился Куанч.
— Чего, чего! — буркнул Жарыча. — Со страху это он обмирает. Первый раз
такое у кабардинцев вижу...
* * *
То «побоище», которое Сана предрекала Кубати, Хатажуков устроил парню
в утро суда над беглым князем.
Кубати не очень рассчитывал на благоприятный исход неприятного разго-
вора, но все же был разочарован почти до отчаяния.