Страница 110 из 120
– Я и сама, – продолжает Сигню, – еще до писем из Киева, предлагала ему свободу, без всякого выкупа, разумеется. Он улыбнулся и ответил, что, если я гоню его, он согласен. Если же нет, он останется при мне. А Рюрик – тот уже и не может без него. Иногда они беседуют целыми днями: бедному Рюрику давно нездоровится и у него нет других развлечений. Авраам же и лечит его: без Авраама он давно бы…
– Ты видел когда-нибудь прежде таких людей? – перебивая собственный рассказ, спрашивает Сигню.
Кукша задумывается, перебирая в памяти множество виденных в разных странах людей, и выделяет из этого множества Андрея Блаженного и Константина Философа.
– Таких, как Авраам, не видел, – отвечает он, – но удивительных людей видел и я.
Так, с разговорами, они едут все дальше и дальше. Сигню еще в начале пути сказала, что Хельги отправился с другими охотниками гонять с собаками волков. Редколесье перемежается лугами и нивами, самые подходящие места для псовой охоты.
– Что-то не слыхать твоего Хельги, – говорит Кукша. – Ни лая, ни ржанья, ни топота.
И просит Сигню остановиться, чтобы послушать. Тишина. Затаив дыхание, можно расслышать, как падают осенние листья, но звуков охоты не слышно. Кукша соскакивает с коня и прикладывает ухо к земле.
– Не слыхать, – повторяет Кукша, – больно далеко, как видно, заехали.
Кони выносят их на огромное ярко-зеленое поле с редкими купами облетающих золотых берез и багряных осин. Посреди поля возвышается темный идол Волоса. Тут и там стоят курганы. На некоторых из них растут вековые деревья.
– Волотово поле, – говорит Сигню, – здесь словене хоронят своих вождей и богатырей. А это Гостомыслов курган. – Сигню указывает плетью на самый высокий курган саженях в двадцати от дола Волоса. – В нем погребен последний словеньский князь Гостомысл, Рюриков дед по матери.
За Болотовым полем начинается дремучий лес. Сигню, не задумываясь, углубляется в него, Кукша покорно следует за нею. Правда, в лесу много вздыбившихся корней и бурелома, так что быстрая езда здесь невозможна. Сигню вдруг спрашивает:
– Если у меня родится сын, какое имя ему дать?
Кукша озадачен. Имя для княжича? Первое, что ему приходит на ум – это прекрасное имя Константин… Но можно ли называть язычника христианским именем? Да никто и не станет звать его Константином, Кукша помнит: ни один из киян не мог верно произнести это имя. А здесь и язык ломать не станут, просто придумают какое-нибудь свое, вон Кручиннного Андрея все зовут Вороненком.
В Кукшиной памяти неожиданно всплывает рассказ Харальда о том, что их конунгский род происходит от Ингви, варяжского бога плодородия и мира. От этого самого Ингви и прозвание у них Инглинги.
– Ингви! – выпаливает Кукша с облегчением. – Назови его Ингви! В честь предка, которого вы почитаете!
Сигню задумывается.
– Мне нравится твое предложение, – наконец говорит она, – тем более, что наш славный пращур Ингви – родной брат Фрейи, богини любви. Я назову сына Ингвар, воин Ингви! Лучшего имени и не придумать! Оно всегда будет напоминать мне о тебе.
Глава одиннадцатая
СТРАШКО И НЕКРАС
Зимой в усадьбе Мысловичей тоже некогда скучать. Дождавшись, когда лед на Ильмень-озеро окрепнет, Надежа, Шульгина матушка, посылает рыбаков на Паозерье – это северный и северо-западный берег Ильмень-озера. Вместе с рыбаками на Паозерье отправляются и Шульга с Кукшей. Запрягают коней, в сани складывают долгие невода – и в путь. В озерном льду пешнями пробивают проруби и протягивают невод из одной проруби в другую. Делается это так же, как на Тихвине: к небольшому меху, вроде того, что употребляется для волынки, привязывают бечеву и заталкивают его под лед, мех движется подо льдом по течению, пока не всплывет в следующей проруби, тогда с помощью этой бечевы протягивают подо льдом и невод. Если мех пройдет мимо проруби, шарят подо льдом длинной еловой жердью с рожками на конце, как у мутовки, покуда не зацепят бечеву. Уловы здесь нынче, как всегда, хорошие, достанет и себе, и на продажу.
Ездят друзья и на медвежью охоту. Медведя лучше брать осенью или в начале зимы, покуда он не проел накопленного сала да и шкура у него не успела сваляться. Существуют много разных видов охоты на медведя. Самый простой – «шалаболка». Находят в лесу пень подходящей высоты, вешают над ним на уровне медвежьей головы колоду, а на пень ставят плошку с медом. На запах меда приходит медведь, но колода мешает ему завладеть лакомством. Косолапый отталкивает ее, она возвращается и больно ударяет его. Зверь впадает в ярость и с такой силой ударяет колоду, что она, возвращаясь, убивает его.
Весьма известен среди охотников способ, который называется «плясун». Берут три плахи[209], делают из них треугольник и вбивают в них насквозь гвозди с зазубринами наподобие тех, что на остроге[210]. Треугольник неглубоко закапывают на медвежьей тропе, присыпают сверху мохом, веточками, хвоей, палым листом.
Пойдет медведь по тропе да и попадет лапой на гвоздь, заревет, станет освобождать лапу, но тут же посадит на гвозди и другие лапы. Если охотники застают зверя еще живым, добивают его дубинками.
Охота на берлоге, верно, самая рискованная. В лесных селах смерды еще с осени начинают присматривать берлоги. Когда настает срок, охотники будят медведя шестами и собачьим лаем, а убивают рогатиной[211] и ножом. На такой охоте важно обладать хладнокровием.
Кукша не устает удивляться мужеству и проворству своего друга. Однажды медведь выскочил не из лаза берлоги, откуда его ждали, а из «неба», то есть из потолка, который был непрочен и который медведь с легкостью взломал. Коротко говоря, зверь появился с неожиданной стороны и бросился на Шульгу.
Тот не стал убегать – от медведя все равно не убежишь, – а упал навзничь, и, когда медведь навалился на него, ножом вспорол ему брюхо. Выбравшись из-под медведя, Шульга сразу же, пока не затоптали, подобрал свои овчинные рукавицы, которые перед этим предусмотрительно скинул, чтобы нож надежнее в руке сидел. Не то дивно, что он столь скоро после смертельной опасности озаботился судьбой рукавиц, а то, что после никто так и не смог вспомнить, когда он те рукавицы с рук скидывал.
Кто не ленится медведя брать, у того в клети медвежьи окорока и горшки с целебным медвежьим салом, на полатях медвежьи одеяла, а в санях медвежьи полсти на случай крепкого мороза.
Попутно Шульга готовится к большой торговой поездке в Югру. У Мысловичей на Волхове, пониже посада, есть кузница, там кузнец с подмастерьем и учеником усиленно готовят железный товар к весне, к поездке, куют топоры, ножи, наконечники стрел и рогатин, гвозди. Иногда Шульга с Кукшей помогают в кузнице молотобойцами. Красное, пылающее тесто, покорное молоту, кажется Кукше не менее соблазнительным, чем обычное ржаное тесто под руками пекарки.
Однако, как ни старайся, одной домашней кузницей не обойтись – уж коли затеял такую далекую и трудную поездку, товару надо брать побольше, иначе нечего и дело затевать. Так или иначе, большую часть железного товара все равно придется купить. Потому Шульга с Кукшей садятся в сани и отправляются на Торг берегом, не дожидаясь, когда выяснится, станет или не станет нынче на зиму Волхов.
Недаром говорится: на ловца и зверь бежит. Едва подъехали к Торгу, глядь, важный такой муж по Торгу идет, да не идет, а шествует, сразу изо всех выделяется. Однако не то в нем приметно, что важный, а то, что знакомый… Так и есть – Страшко!
Радостные восклицания, объятья! И первое, что произносит Страшко после восклицаний и объятий:
– Что я говорил? Окольный-то путь короче прямого оказался! Мы с Некрасом еще весной по большой воде приплыли.
Откуда ни возьмись, является и неизменный Страшков спутник Некрас, словно только и ждал, когда произнесут его имя. Страшко, не откладывая дела, ведет всех троих в какую-то избу и предлагает выпить за встречу – у него тут есть доброе крепкое вино из Тавриды. Некрас достает из поставца четыре серебряные чарки и наливает в них темно-красного, почти черного вина.
209
Плаха – половина расколотого бревна.
210
Острога – рыболовное орудие вилами, обычно о трех, но бывает и о шести рогах с зазубринами. Вместе с рогами выковывается трубка, которая, словно наконечник копья, насаживается на древко.
211
Рогатина – копье с широким длинным наконечником, оружие охотников и пеших воинов.